Моя фиктивная жена - Лариса Петровичева
— Отправить письмо в Подгорье, — сухо ответила я. — Переписку нам не запрещали.
Почтарь мотнул головой в сторону двери, приглашая войти.
Почта состояла из единственной крохотной комнатушки и стойки. От каждой дощечки здесь веяло сухой казенной тоской. Почтарь прошел к стойке, взял листок бумаги и карандаш и распорядился:
— Диктуйте!
Я удивленно посмотрела на него. Диктуйте? Что за наглость!
— Я привыкла сама писать свои письма, — ледяным тоном ответила я. Почтарь ухмыльнулся.
— Привыкли-то это ясно, — ответил он, — но у меня распоряжение. Читать все, что вы с супругом изволите отправить. Так чтоб два раза не вставать, давайте я сразу и запишу.
Я сжала зубы так, что челюстям стало больно. Да, нас поселили в хорошем доме, да, Анарену кланяются — но мы тут ссыльные, и нам не позволят об этом забыть такие вот прыщи на ровном месте.
— Хорошо! — улыбнулась я. — Пишите: ash-haarath thin galome! Din daghar anmarzun-thaga!
Почтарь удивленно уставился на меня.
— Чего? — переспросил он.
— Того, — ответила я. — Письма родителям я пишу по-гномьи, они не знают всеобщего языка. И это мое законное право.
Почтарь поджал губы, словно только что понял, что я гномка.
— Давайте бумагу и карандаш, — распорядилась я, и он подчинился.
* * *
Анарен
К обеду я успел приготовить десять согревающих артефактов, и это вымотало настолько, что Исмо был вынужден сопровождать меня к обеду — я всерьез полагал, что могу упасть с лестницы. Хельга уже расположилась за столом — увидев, что мы идем, она бросилась ко мне поддержать, и я сказал себе, что это не просто дружба.
В дружбе нет такой сердечности и такой тревоги, с которыми она смотрела на меня. А раз так, то незачем терять время даром.
— Что с тобой? — испуганно спрашивала Хельга. — Заболел?
— Просто устал, — я даже улыбнуться сумел. — Зато в домах добрых друзей, которые так хорошо нас приняли, теперь будет тепло.
Исмо усадил меня за стол. Если не принимать во внимание то, что он следил за мной и моей работой, то можно было уверенно заявить: парень очень толков, из него мог бы выйти отличный ассистент артефактора. Он сразу же видел, на что я показываю, сразу же запоминал названия предметов и препаратов и не тратил время на разглядывание того, что происходит за окном.
— Бирки подписаны, Исмо, артефакты можно разносить, — произнес я. — Пообедайте и беритесь за дело.
Парень даже разрумянился — ему льстило, что я обращаюсь на «вы». Мы расселись за столом, Кейси разлила суп по тарелкам, и я подумал, что это хорошо: мы едим все вместе, те, кто направил сюда наших соглядатаев, убедятся, что все в порядке, и никто ничего не скрывает. А дружеская беседа иногда может привести и к перевербовке.
— Не понимаю, зачем надо было так убиваться, — Хельга нахмурилась, не скрывая своего раздражения. — Нельзя разве сделать половину утром и половину вечером?
— Можно, — улыбнулся я. — Но на послеобеденное время у меня другие планы. И очень важно то, что уставший артефактор не сможет прогнать привидение — а я хочу с ним посекретничать.
Кейси, Исмо и Хельга уставились на меня с одинаковым забавным выражением.
— С ума сошел? — спросила Хельга и поежилась. — Как вспомню его, так в глазах темнеет!
— Утром я побеседовал с господином Яккиненом, здешним учителем, — объяснил я. — Нашего призрака зовут Вильмо, он был убит и явно хочет о чем-то сказать. Имя его убийцы всем известно, значит, дело тут в другом. И я хочу узнать, в чем именно. А еще старый Вильмо был скрягой, копил деньги, и возможно, где-то в стенах дома спрятан его клад. Думаю, золото нам не помешает.
Услышав о золоте, Кейси и Исмо оживились: теперь они были не приставленными к нам соглядатаями, а просто парнем и девушкой, которые обожают страшные истории, приключения и клады.
— Еще господин Яккинен говорил, что в Хемиговы вечера привидения способны открывать правду, — продолжал я, понимая, что о золоте можно умолчать — но об этом Кейси и Исмо точно доложат. — Хочу спросить у старика, кто именно покушался на его величество.
За столом воцарилась густая торжественная тишина, и я добавил:
— Я невиновен. Меня подставили и выбросили сюда, чтобы я точно не смог ничего сделать, когда покушение повторят — а его обязательно повторят. Так что если старый Вильмо скажет что-то толковое — буду ему признателен.
Некоторое время все молчали, потом Кейси опустила ложку в суп и серьезно сказала:
— Это правда. Моя бабка однажды спрашивала в Хемиговы вечера, кто увел нашу корову со двора. Так ей дух и сказал: думай на рябую. А рябая у нас была только Анна Кеберайссе, ну у нее корову и нашли.
— Корова это ладно, это местное дело, — подал голос Исмо. — А король он вон где, откуда старый Вильмо может про него знать?
— А если он нападет? — спросила Хельга, и я услышал в ее словах далекую дрожь, которую она старательно пыталась скрыть. Моя жена искренне волновалась за меня — словами не передать, как я был ей благодарен за это.
— А мы в него солью бахнем! — оживился Исмо. — Я точно знаю: соль, которую освятили в Иванову ночь, отгоняет привидений. Так что пусть только полезет! Я соли у бати возьму, он даст.
— Не забудь сначала доставить артефакты, — напомнил я. — Уже потом соль.
Больше до конца обеда мы не говорили ни о чем особенном — так, застольная беседа о погоде. После того, как мы поднялись из-за стола, я взял Хельгу за руку и сказал:
— Пойдем в сад, покажу тебе кое-что.
Хельга кивнула. Я видел, что ее не покидает тревога — моя жена по-прежнему была взволнована. Интересно даже, что пугало ее больше: появление привидения или то, что я устал и не смогу его отогнать?
Мы вышли в сад — дождь кончился, здесь было прохладно и сыро, в чистом осеннем воздухе плыли тихие запахи опавших листьев, земли и воды, приправленные ноткой дыма из поселковых труб. Исмо прошел по дорожке, понес упакованные артефакты тем, кто отдал на них свое золото. Убедившись, что нас не подслушивают, Хельга негромко сказала:
— Я написала письмо родителям. По-гномьи. Почтарь сказал, что нашу почту будут читать, найдутся те, кто знает наши руны, но все же.
— И что ты написала? — спросил я. Мы стояли среди деревьев, и я мягко водил ладонями по воздуху, отправляя к яблоням нити личных заклинаний. Едва уловимо дрогнула земля
