Евгения Соловьева - Загробная жизнь дона Антонио
Проклятие.
В сотый, наверное, раз пожелав отцу Клоду гореть в аду, Морган постарался сосредоточиться на том, что говорил его спутник. А Торвальд Харальдсон как раз спрашивал, понизив голос, где на Тортуге можно добыть красного петуха. Их-то птица, как назло, издохла ровно за день до прихода в порт, а ни один уважающий себя норвежский моряк не выйдет в плавание без красного петуха.
Само собой, Морган пообещал поспособствовать другу в приобретении столь необходимого члена команды, особенно если друг расскажет, чем же так важен красный петух норвежским морякам.
– …тогда измученный неудачами капитан Халдор крикнул: «Раз не дают мне боги удачи, нет мне дела до их заветов!» Схватил он красного петуха, рожденного от самого Гуллинкамби, свернул ему шею и отдал коку, велев приготовить на ужин. Но едва кок кинул петуха в котел, над морем вспыхнула радуга. Трижды прокукарекал невидимый петух, и на черный корабль Халдора низвергся небесный огонь. Воззвал Халдор к богам, но оскорбленные боги отвернулись от него, даже сама смерть не захотела принять святотатца. Вспыхнул корабль, взметнулось пламя под самые облака, и в последний раз прокричал петух. С тех пор Халдор скитается по границе дня и ночи на своем вечно горящем корабле и мстит всем, кто оказался удачливее. Говорят, когда Халдор Огненный сожжет столько же кораблей, сколько было перьев на том петухе, смерть наконец заберет его к себе и погасит пламя. А пока, если увидишь на горизонте черный корабль, который горит призрачным огнем, есть лишь одно спасение – голос красного петуха.
Когда Торвальд замолк, Марина поймала себя на том, что заслушалась, совсем как в детстве заслушивалась историями Неда. И на том, что она – снова она, а не мерзавец Морган. Даже мелькнула мысль: а вдруг Кассандра имела в виду вовсе не испанского дона с фениксом на руке и гербе, а обыкновенного красного петуха?.. Но… нет, она ясно сказала – феникс. Любовь. Супруга. Красный петух тут совсем ни при чем, и его пение не прогонит ее собственный корабль мертвецов.
Даже не поможет выиграть проклятое пари, в которое ввязался Генри Морган. А ведь она понятия не имеет, как выиграть. Показаться на глаза королеве Изабелле – верная смерть. Почему Морган был так уверен, что выпутается? Почему он всегда выпутывается, проходит по трупам, убивает направо и налево, но выбирается из любой ловушки?
Нет. Она все равно избавится от Моргана. Как – неважно, она найдет способ.
Словно в насмешку, где-то рядом закукарекал петух, перепутавший день с ночью. Торвальд вскинулся: где он? А Марина увидела, как над островерхой крышей полыхнул и взлетел снопом искр огненный феникс.
– Оглянись, Марина! Оглянись! – совершенно явственно послышался голос Кассандры, пахнуло шотландским вереском и валлийским дубом. – Ты прошла мимо, оглянись!
Марина резко повернулась, и снова – но ведьмы нигде не было. Только ее же собственная команда: Нед, Смолли, Поросенок, Клистир и Щегол…
Она встряхнула головой, отгоняя наваждение. Нет здесь никакой Кассандры, и феникса нет – то был всего лишь начищенный флюгер, отразивший огонь факела. И обыкновенный петух, наверняка даже не красный. Наваждения, как в ночь Самайна, хоть нынче и середина лета. До Ламмаса месяц, и снова она будет отмечать родной праздник где-то под пальмами, а то и посреди океана…
Марина внутренне замерла, прислушиваясь к внезапно выстроившейся логической цепочке.
Испания.
Удача.
Феникс.
Ламмас.
Конечно же Ламмас! В этот день в Малаге празднуют Изабеллу Счастливую Судьбу. Санта Исабель де ла Буэна Фортуна. Ту самую, что считается святой покровительницей королевы Изабеллы. На этот праздник королева Изабелла непременно явится в Малагу, мало того – там непременно будет Тоньо, ведь Малага – это ленное владение герцога Альба. Дон Антонио Гарсия Альварес, черти б драли этого испанского индюка!..
День святой Исабель де ла Буэна Фортуна – единственный, когда никто не посмеет ни убить, ни задержать гостя, будь он сам сэр Генри Морган. Если же кто-то в день празднования Счастливой Судьбы поднимет руку на ближнего своего, не только Малаге, но и всей Испании предстоит год неудач похлеще, чем у Халдора Огненного. Глупость? Суеверие? А ничего подобного. Раз в эту глупость верит вся Испания, значит, это – шанс. Не только выиграть пари, но и избавиться наконец от проклятия.
– Думаю, мы завтра же найдем красного петуха, капитан Торвальд. Нам не стоит задерживаться, королева Изабелла и так ждет своего подарка слишком долго. В самый раз будет поздравить ее с именинами и преподнести ожерелье. – Марина беззаботно улыбнулась норвежцу. – Говорят, она каждый год бывает на празднике святой Исабель в Малаге. Мы как раз успеем.
Остаток дороги до порта, то есть целых две минуты, норвежский капитан переваривал услышанное. Или представлял, как вся королевская конница и вся королевская рать радостно ловят пирата Моргана, явившегося преподнести в подарок Изабелле Кастильской ее же ожерелье. Если не знать некоторые национальные особенности празднования Дня святой Исабель, задача выглядит невыполнимой. Если знать – то шанс есть. Но кто ж ему скажет!
Лишь когда подошли к «Розе Кардиффа», Торвальд отмер. Восхищенно заржал, хлопнул себя по ляжке.
– Ты – бешеный берсерк, Морган. Если ты сделаешь это, скальды будут петь о тебе десять сотен лет. Я пойду с тобой, только чтобы увидеть легенду!
– Они и так споют, – усмехнулась Марина, первой ступая на сходни, сброшенные с «Розы Кардиффа».
Торвальд одобрительно буркнул и велел своим матросам торжественно похоронить свинью Свена под причалами. Море – оно везде море. А сам поднялся на борт вслед за Мариной, дав знак нескольким бойцам из команды следовать за собой.
Глава 18, в которой говорится о мессе, апельсинах и маврах
Малага совершенно не изменилась за те девять лет, что Тоньо здесь не был.
Все так же ласково и осторожно поутру касаются кожи солнечные лучи, манят сохранившейся с ночи прохладой беленые стены домов, а тяжелые гроздья только начавшего поспевать винограда обещают терпкое молодое вино и сладость близкой осени. Над портом перекликаются чайки, заглушая вопли торговок рыбой и ругань докеров. Скрипят мачты, грохочут бочки. Плещет о сваи ленивая волна. А входящая в гавань бригантина словно летит над водой на своих белых альбатросовых крыльях…
Лишь остановившись у каменных перил лестницы, спускающейся к «чистой» части порта, Тоньо вдруг понял, что понятия не имеет, почему ноги принесли его сюда. В Севилье он не тосковал по морю и вовсе не жаждал вернуться на флот, но сейчас взгляд сам обращался к вольным просторам и выискивал знакомый силуэт.