Одна в двух мирах (СИ) - Ваганова Ирина Львовна
— Дюгор, — позвала, — доброе утро.
Никакой реакции. Веки сомкнуты, морщины разгладились, кожа посвежела, утратив вчерашний серый оттенок. Пусть зависает, — махнула рукой Ветрова. — Надо разыскать Каука.
В трапезной нашлось лишь два человека: мужчина с костылем, привязанным к культе правой ноги и сметающая крошки со столов женщина в длинной юбке, почти полностью спрятанной под фартук, фривольной кофточке и чепце поверх вьющихся светлых волос.
Инвалид шел вдоль длинного прилавка, собирая беспорядочно расставленные немытые кружки. Запах жареной рыбы чувствовался меньше, но к нему примешался резкий чесночный. Юля поздоровалась и спросила, где обозники, неужели еще спят. Женщина обернулась, приоткрыв рот от удивления:
— Тебя забыли?
— В смысле?
— На рассвете еще уехали.
— Погодите… — пыталась вникнуть Юля, — парень с ними был, толстый. Он-то здесь?
— Убыл, — подал голос одноногий, привалившись к прилавку. С дюжину кружек он умудрялся держать нанизанными за ручки на узловатые пальцы.
Девушка затрясла головой. Этого не может быть!
— Так целитель-то, — визгливо сообщила женщина, — его чуть не пинками гнал! — Она бы засмеялась, вспоминая устроенное в трапезной представление, но ошарашенный Юлькин вид ее удержал. С нотками сочувствия в голосе спросила: — Брат? Да? А этот господин кем приходится?
— Чего лезешь! — одернул ее инвалид, показывая, что хозяин здесь все-таки он. — Покорми девчонку. Глянь, кожа да кости. Голодом ее морят, не иначе.
Вскоре перед гостьей стояла миска дымящейся запеченной картошки сдобренной сметаной и посыпанной рубленым укропом. Ветрова жевала, уперев взгляд в источенный временем сучок на доске столешницы.
От денег хозяин отказался. Дюгор заплатил вперед и за ночлег, и за стол.
— Ясно, — усмехнулась Юля, — все включено.
Побродив по опустевшим комнатам — нужно убедиться, что Каук слинял — вышла на крыльцо.
Солнце уже поднялось выше сосен. На ярко синее небо было больно смотреть. Или глаза щипало от спрятанных слез? На опустевшем, изрытом следами копыт и колес дворе хозяйничали куры. Пеструшки детально изучали комья земли, тыкались в них клювами, деловито кудахтали. В воздухе витал запах свежего навоза. Ветерок время от времени приносил хвойный аромат. Было бы хорошо, если б не было так безнадежно.
— Не простынь! — забеспокоилась кухарка и набросила на плечи девушке коричневую шаль крупной вязки.
Юля поблагодарила и уселась на перила. Здесь и нашел ее колдун, заботливо прихватив забытый в комнате сюртук. Щурясь посмотрел на солнце и сообщил:
— Скоро должны лошадей привести. Поедем домой.
Это «домой» резануло в самое сердце. Юля не хотела возвращаться в Росистые луга. Она все больше утверждалась в мысли, что старик ее использует. Понятно, что Дюгора тянет к своему удобному житью. Ясная заря — выигрышный билет. Правительница не сможет прогнать человека, доставившего сбежавшую дочь. Но самой Ветровой зачем это нужно? Даже если с помощью Пал Палыча она сумеет перерыть весь архив и найти нужное средство, опять придется сбегать из дворца. Ее Лучистость на сей раз будет тысячекратно внимательнее. Запрут, чего доброго там, откуда нет возможности попасть не только за пределы дворца, но и в библиотеку с тайным ходом. Дюгор возражений не слушал, твердил одно: надо смириться и жить.
Перспективка, ничего не скажешь! Со дня на день случится триумфальное возвращение Зергэ. Что если он разыщет правителя? Колдун, как и Лучистая радость, в этом не сомневался. С обручением тянуть не будут, это точно. А там и за свадебку. Вряд ли, раскусив Юлькин характер, правительница согласится ждать целый год, как обещала дочери.
Не так Ветрова представляла себе замужество. Поговорка из темных веков «стерпится — слюбится» всегда ее нервировала. Она вовсе не уверена, что человек, который ее не полюбил, сможет вытерпеть. Отец, к примеру, любил маму, но ее эмоциональность не смог выносить больше пяти лет. А если б не любил? Зергэ и придушит, как нечего делать, — вспомнилось отравленное яблоко — или отравит.
Старик ушел за вещами. Юлька продолжала изматывать себя рассуждениями. Изменит ли ее положение правитель, вернись он в Росистые луга? Уж от него бы Юлька не стала скрывать правду. Его лучистость приложит все возможные усилия, чтобы получить настоящую дочь и отправить самозванку восвояси. Ему никто не посмеет мешать! Однако были сомнения, что беглец поддастся на уговоры Зергэ, Арыка или Ватса. Особенно окрепли они после того, как Ветрова припомнила собственный опыт. Любимый папочка только казался заинтересованным в ее судьбе. Но стоит взглянуть критически, становится понятно: подарки и «эсэмэски» — лишь отступные. Он много лет прикрывал равнодушие мамиными запретами. Но к кому мама обратилась за помощью, испугавшись за дочь? К нему. А папуля передал заботу о ней «своей Эле». Даже не появился в клинике!
— Ну, теперь-то они завертелись, — процедила Ветрова сквозь зубы.
Стало неприятно от злорадства, тлеющего где-то между ключицами. В кого она превращается? Чтобы как-то отвлечься, спрыгнула на землю и, выбирая чистые участки, пробежалась. Она чередовала подскоки, бег спиной, боком. За этим занятием и застал ее Берт.
— Юлла!
Увидев толстяка, ведущего под уздцы двух лошадок, она завизжала и бросилась ему на шею:
— Борька! Мне сказали, ты с обозом ушел!
— Тихо. Давай скорее. Помогу.
Ветрова, не успев сообразить, что от нее требуется, почувствовала, как взлетает: Каук со сверхъестественной силой приподнял ее за талию. Через секунду Юлька лежала животом на отполированной коже седла. Поелозив, она умудрилась перекинуть ногу и усесться. Берт тоже не без труда взгромоздился на лошадь.
— Куда? — загремел раскатистый бас. — Чтоб тебя покорежило, толстяк! Это мои лошади!
Ветрова оглянулась на высунувшегося из окна разъяренного шамана.
— Скорее, Юлла! — Каук правил к выходу. Юлькина лошадка послушно шагала за ним.
Сама девушка совершенно не представляла, как обращаться с животным. Сзади послышался звон разбитого стекла. Лошади ускорялись. Ветрова сжимала коленями бока и вцепилась в гриву, не решаясь перехватить повисшие поводья. Ее здорово подбрасывало. Еще пять минут, и вместо мягкого места у нее будет здоровенный синяк. Безжалостный Берт словно не слышал ее криков. Только миновав село и свернув с главной дороги на едва приметную тропу, остановился на круглой затененной поляне.
— Что ты задумал? — Юля сползла с лошади и повалилась на землю. — К чему этот цирк с конями?
— Поднимайся, — строго сказал парень. — Тут недалеко, пройдемся.
— Объясни толком! Зачем ты украл лошадей у Дюгора? — спросила Ветрова вставая.
Ответа она не услышала, а увидела лишь хвост идущей за Кауком лошади. Выбор невелик: довериться толстяку, дожидаясь объяснений, или вернуться к шаману. Предпочтительным казался первый вариант. «Ставим галочку в этой клетке», — пробормотала Юля и повела лошадь за Бертом. Приходилось продираться сквозь кусты. Наконец, ветви расступились, открывая вид на ручей с илистым дном и песчаными берегами. Стоило перейти по связанным в примитивный мостик бревнам, как путники оказались у низкого строения, напоминавшего те, что рисовали в учебниках, изображая тяжкую долю крепостного крестьянства.
— Предлагаешь жить в шалаше? — ехидничала Ветрова.
Берт, привязывая лошадей, отрицательно покачал головой:
— Подождем проводника. Он к полудню обещался.
Невзрачная снаружи избушка, внутри оказалась вполне уютной. Потолок — низковат. Юлька едва не касалась его макушкой, а Берту приходилось пригибать голову. Сели на лавку у длинного, во всю комнату, стола. Разговаривали. Вернее, говорил Берт, Юльке оставалось только вздыхать.
Накануне вечером парень стремился во что бы то ни стало увидеть Юллу. Он дождался, когда колдун спустится в трапезную и постучал. Ответа не было. Рискнул зайти. Ветрова плескалась в умывальне. Берт уже собрался уходить, как заметил торчавший из кармана ее сюртука конверт.
