Космическая шкатулка Ирис - Лариса Кольцова
– Ты любила его, Рудольфа? – выпалила Ифиса, на свой лад кое-что поняв из изложенного. Золотая пришелица обернулась в её сторону и пристально уставилась ей в глаза, пытаясь нечто осмыслить.
– Так ты знала того, кто был Вендом? Не я, а ты любила его когда-то. Но безответно. Или же ответ и был, но такой, о каком вспоминать тебе больно. Ты же была когда-то молодой местной красавицей, как и я не всегда была старой.
– Разве ты старая? – невольно включилась в диалог Ифиса.
– Я очень старая. Когда я увидела Венда впервые, я уже была по возрасту его матерью. Я любила вовсе не его, а его отца. И люблю по сию пору, хотя, возможно, он и забыл обо мне уже навсегда. Зачем Кук потащил мою Лану сюда? – она закрыла лицо своими красивыми ладонями. – Почему не вернул её сразу же мне, как только она овдовела?
– Он не мог. Он был связан Кристаллом.
– Вполне может быть и такое, – забормотала женщина, имени которой пока не услышали Ифиса с Раминой, а вот Тон-Ату её имя было без надобности, раз он столько о ней знал. – Я сама расскажу тебе всё дальнейшее! – крикнула она Тон-Ату, – Венд при помощи того, что ты называешь Кристаллом, захватил планету этой Ирис и присвоил её себе. Он всегда мечтал быть всепланетным… Нет! Не каким-то тупо- архаичным повелителем, а всепланетным программистом, устроителем собственного мира. Уж я-то знаю. Поэтому он и утащил к себе душу моей Ланы. Не Ирис приходила к ней в снах, а он сам. Уверена, что та Ирис сдохла, а он занял её место. Не того Ирис к себе затянула при помощи Кука, вот и подавилась! Ведь она не знала, что у него была защита вашего Созвездия. Твои сородичи при помощи Венда и присвоили себе мир той игривой бестолочи. Ведь сами они по неизвестной мне причине не могли того сделать, а очевидно, что Ирис им мешала, примерно так, как мешает нормальному человеку вырвавшийся на волю сумасшедший. Они были обязаны её обуздать, и если Фиолета с его отцом она нейтрализовала, то Венда не смогла.
– Ты думаешь, что Разумов исчез на Ирис вместе со своим сыном? Я не думал в этом направлении, – отозвался Тон-Ат, пристально её изучая и щурясь одновременно, будто она его слегка ослепляла. – Представляю, какую незавидную роль она отвела Разумову в своём театре. Даже знаю наверняка. Она сделала его своим телохранителем и бесконечно над ним издевалась. Ведь место главного фаворита было занято Куком.
– Тебе виднее, как были там распределены роли, – закивала женщина с испорченным лицом. Во мнении Ифисы родинка на лбу была жутким уродством. – Ведь твой Кристалл много о чём тебе поведал. А Венду твои кураторы дали заслуженную награду за выправление неправедных путей. Пусть это пути и не совсем человеческие. К чему теперь бывшему Венду наши текучие и непрочные оболочки?
– Если ты так думаешь, то у тебя есть свои на то основания, – ответил Тон-Ат. – Ты всё же земная женщина, и земных мужчин понимаешь лучше, чем я.
– А где же Кристалл Ланы? – закричала вдруг Рамина. – Я видела, он растаял!
– Он вернулся туда, где и есть его настоящее место обитания, – ответил Тон-Ат. – Именно благодаря Кристаллу Лана жила столь долго при такой травме, несовместимой с жизнью.
– То благодаря тебе, то благодаря Кристаллу, – перебила его мать Ланы. – Кому же мне передать благодарность за то, что моя дочь промучилась лишних десять лет в этой глуши?
– Она не мучилась ни единого дня, – возразил он. – Она была счастлива все эти долгие дни и ночи. Страдать теперь будет мой сын и её муж.
– А! – махнула рукой вдруг Рамина, прерывая свой неутешный плач. – Когда это мужья страдают от потери своих жён хоть сколько-нибудь долго? – Она встала и подошла к Косте. Тот по-прежнему стоял на коленях, спрятав лицо в складках платья Ланы, но уже не плакал. Рамина с неописуемой тоской смотрела на его светлые вихры и на подбритый затылок, переходящий в сильную шею и дальше в широкие плечи. Всё это так напоминало милого Ва-Лери, ничуть не забытого ею. Наоборот, с каждым днём воспоминания становились ярче и подробнее. То, что не особо-то ценилось сразу, приобрело невозможную ценность спустя годы. Только волосы были другого цвета. Она задела суму Ифисы, брошенную на пол, и из неё высунулась маска красавицы. Мать Ланы ловко выхватила игрушку и стала её жадно рассматривать. Она даже забыла о том, что рядом покоится её собственная бездыханная дочь. Она ни разу так и не подошла к её телу. Почему? Это не переставало изумлять Ифису. Ифиса не знала о том, насколько эти странники приучены к потерям своих близких, к их бесчисленным смертям там, где не место человеку. Поэтому Ифиса решила, что мать свою дочь не любила.
– Можно хотя бы узнать ваше имя? – поинтересовалась Ифиса.
Та взглянула на неё с любопытством и так, словно бы только что и увидела. – Пелагея, – ответила она любезно. После этого Пелагея подошла к дочери и закрыла маской её лицо. – Мы с Костей заберём её тело. Я возьму её с собою туда, где она и родилась. Здесь ей делать уже нечего.
Казалось, плотный, как застывшее желе, воздух вокруг препятствовал всякому желанию сказать хоть что-то ещё, мешал полноценно дышать. Поэтому все долго молчали.
– Это я погубила свою дочь, – сказала Пелагея глухим голосом, ни к кому отдельно не обращаясь.
– Кто бы и сомневался, – пробурчала Ифиса, продолжая испытывать к Пелагее – страннице антипатию. – Какая нормальная мать отпустит свою дочь скитаться в потустороннем мире, каков он ни будь. Ведь наш мир по отношению к вашему и есть потусторонний. Чего вам дома-то не живётся? Чего вы тут ищете? Или уж настолько у вас там плохо? Или у вас там нет мужей для ваших дочерей?
Пелагея воззрилась на неё своими странными и именно что потусторонними глазами, – Ты ещё не доросла до понимания тех игр, в которых мы и задействованы, – ответила она без всякой неприязни и очень серьёзно.
– Куда уж мне теперь расти? Если только внутрь земляных пластов, когда меня похоронят,
