Татьяна Корсакова - Хрустальное сердце
— Привет, мам, — сказал Макс, целуя ее в щеку и принюхиваясь. Как всегда в выходной день, в квартире родителей пахло пирогами. Из кухни с газетой в руке вышел отец, из гостиной с гиканьем выскочили близнецы, повисли у Макса на шее, перебивая друг друга, стали рассказывать о своей новой компьютерной игрушке. Следом появилась сестрица Анюта — вот уж кого он не чаял увидеть, — сказала с чувством:
— Дети, где наш фотоаппарат? Нужно срочно задокументировать возвращение блудного сына!
Она отцепила от Макса одного из близнецов, чмокнула в холодную с мороза щеку:
— Ну привет, деловой! Кто в лесу сдох?
Макс усмехнулся, состроил сестрице рожу, отклеил от себя второго племянника, пожал руку отцу, спросил:
— А Вовка где?
— А Вовка тоже деловой, — отмахнулась Анюта. — Дежурство у него сегодня. Вот, мы с близнецами решили деда с бабой навестить.
— И я вот решил навестить…
— А что ж это мы на пороге-то стоим? — засуетилась мама. — Анна, накрывай на стол! Максим, иди руки мой. Голодный небось!
— Вообще-то я недавно поел. — Макс снял дубленку.
— Знаю я, как ты поел! Питаешься одними полуфабрикатами, — сказала мама с укором.
— Сегодня на завтрак я ел драники, — не без гордости сообщил Макс.
— Драники?! — переспросили хором мама и Анюта.
— Научился готовить? Уважаю, — одобрил отец.
— Готовить я, увы, пока не научился, но зато нашел человека, который очень хорошо с этим справляется.
— Человека? — тут же насторожилась мама.
— Женщину? — уточнила сестра. — Это твоя телевизионная выдра хорошо готовит?!
Нелюбовь Анюты к Лоре была совершенно иррациональной. Они даже ни разу не встречались, но факт оставался фактом — сестрица терпеть не могла его любимую женщину.
— Анюта, — мягко сказала мама.
— Что — Анюта? — фыркнула сестрица. — Мам, ты видела, какой у нее маникюр? Такими когтями можно человека насквозь проткнуть, а вот готовить с ними никак нельзя. Или… — Сестрица с надеждой посмотрела Макса. — Или ты наконец одумался и сменил подружку?
— Подружку я не сменил, — сказал Макс, увлекая сестру и маму в кухню. — Я завел домработницу.
— Домработницу?! — воскликнули они в унисон.
— Она достойная женщина? — спросила мама.
— Она молодая? — спросила сестрица.
Макс, изображая притворные страдания, закатил глаза:
— Два раза «да». Она достойная и молодая.
— Что может молодая! — Мама скептически покачала головой.
— Насколько молодая? — уточнила сестрица.
— Это что, перекрестный допрос? — возмутился Макс. — Лучше бы я вам вообще ничего не говорил.
— Но ты уже сказал, — заключила Анюта, — так что давай колись. Кто такая? Как зовут? Сколько ей лет? Где живет? Какие у тебя на нее виды?
— Виды?! — искренне удивился он. — Какие могут быть виды на домработницу?
— Все, давайте пить чай! — пришел ему на помощь отец. — О домработницах потом поговорите. И вообще, что за мода нынче такая дурацкая — прислугу заводить?
— Пап, это не мода, это жизненная необходимость, но говорить об этом действительно не стоит, — сказал Макс, выуживая из плетеной корзинки булочку.
Они уже пили по второй чашке чаю, когда Анюта неожиданно спросила:
— Максим, ты на машине?
Он кивнул, разговаривать с полным ртом было неудобно.
— Тогда, может, выручишь старшую сестру, прокатишь по магазинам? Пообносилась я совсем. Собиралась завтра Вовку просить, но он после дежурства, поспать захочет. Родители, отпустите со мной этого непутевого на пару часиков?
— Езжайте уж, — вздохнула мама, неодобрительно косясь на Максову креативную трехдневную щетину. — Сын, ты бы хоть побрился.
Макс виновато развел руками:
— Не могу, мамочка, имидж.
— Имидж, — проворчал отец, — в наше время за такой имидж и выговор можно было схлопотать.
— Так, Анюта, собирайся! — заторопился Макс. — А то, пока мы выберемся, стемнеет.
— Слушаюсь, мой генерал! — Сестрица выпорхнула из-за стола, помчалась в свою комнату переодеваться.
Как же Макс не любил магазины! Да он уже почти забыл, что это такое, а вот благодаря сестрице Анюте вспомнил. У сестры было не так много денег, чтобы одеваться в бутиках. Зато у нее имелось гипертрофированное чувство собственного достоинства, и денег у младшего брата она не брала принципиально, даже в долг.
Макс с унылым видом брел вслед за Анютой вдоль зеркальных витрин и разряженных манекенов. Иногда она надолго зависала у какой-нибудь вещички, разглядывала ее, ощупывала, разве что не обнюхивала, иногда призывала Макса «заценить товар». Товар ему по большей части не нравился. Он же креативный директор модного журнала, у него же обострено чувство прекрасного! А что прекрасного можно найти в обычном магазине? Ну разве что вот эти смешные тапки с грустными глазами. Тапки с глазами — это, пожалуй, креативно. А у Лизаветы тапок нет, она до сих пор топает по его эксклюзивному паркету в своих нелепых полосатых носках, похожих на неправильные перчатки. И шуба у нее порвалась. Как она собирается в таком рванье на люди выходить?
— Что задумался? — послышался над ухом голос сестрицы.
— Да вот, любуюсь. — Макс с легким сожалением поставил тапки обратно на прилавок.
— Это ж не твой размерчик.
— Сам вижу, что не мой. Только это не для меня.
— А для кого? — тут же активизировалась сестрица.
— Думаю, может, их своей домработнице купить?
— Домработнице? А зачем домработнице тапки? — удивилась Аня.
— Ну, у меня буковый паркет…
— А она, значит, по твоему буковому паркету на лыжах ездит, и ты решил перевести ее на тапки? — усмехнулась Анюта.
— Вообще-то она босиком ходит, — уточнил Макс, отсчитывая деньги и протягивая их продавцу. — Положите в пакет, пожалуйста.
— Что-то я притомилась, — доверительным шепотом сообщила сестра. — Давай-ка сделаем перерыв, посидим в какой-нибудь кафешке, покурим. А заодно расскажешь, что это за домработница у тебя такая загадочная завелась.
У них с Анютой всегда были хорошие отношения, поэтому за чашкой растворимого кофе Макс рассказал про Лизу все. Ну почти все — о своем неджентльменском поведении минувшей ночью благоразумно промолчал.
— Во дела! — выдохнула Анюта, когда он закончил свой рассказ. — Макс, я тебя уважаю, не всякий мужик решится на такой ответственный шаг. А эта твоя Лизавета точно не аферистка?
— Она у меня уже вторую неделю живет, — он пожал плечами. — До сих пор ничего криминального я за ней не замечал.
— А лахудра твоя телевизионная к этому как относится?
