Завязать след. Часть 2 (ЛП) - Карлайл Лилиана
Он не говорит ни слова. Мы доходим до тротуара и идем бок о бок по улице в тишине, пока мое дыхание не успокаивается.
Ночной воздух прохладный, но освежающий. Я медленно разжимаю руки и выпрямляюсь, заставляя свое тело немного сбросить напряжение.
— От твоей куртки не пахнет дымом, — говорю я наконец, когда мы спускаемся по другой улице.
Он наклоняется ко мне так близко, что наши плечи соприкасаются. — Одна из первых вещей, которые ты сделала, это призвала меня не курить. — Я слышу ухмылку в его голосе. — Не хотел бы, чтобы ты сердилась на меня, детка.
Я останавливаюсь. — Подожди. Ты действительно бросил курить?
Он поворачивается ко мне, и я замечаю его сильный подбородок, пронзительный взгляд и прядь волос, упавшую ему на глаза. — Когда ты пропала, — мрачно говорит он, — я пообещал тому, кто меня слушал, что если ты вернешься ко мне, я позабочусь о том, чтобы ты никогда больше не слышала на мне это дерьмо.
У меня отвисает челюсть. — Ты серьезно? — Спрашиваю я.
Он пожимает плечами. — Я не планирую умирать в ближайшее время. Особенно теперь, когда ты здесь.
У меня болит сердце от его слов. — Ты должен сделать это для себя, а не для меня, — шепчу я.
— Возможно. — Он криво усмехается мне. — Но я все равно делаю это для тебя. — Его взгляд падает на мои губы. — Давай. Давай продолжим. — Он протягивает мне руку, и я беру ее, наши пальцы переплетаются, когда мы направляемся вниз по улице.
— Откуда ты знаешь, как с этим обращаться? — Я спрашиваю.
Он усмехается. — Они были у меня всю мою гребаную жизнь, — бормочет он. — С самого детства. Я был… эмоциональным ребенком.
— Никогда бы не подумала, — смеюсь я, и он сжимает мою руку.
— Но именно это делает меня хорошим детективом. Я легко улавливаю брехню. Или распознаю, когда кто-то пытается скрыть свою панику или страх. У людей мало подсказок, особенно когда они напуганы.
— Какие у меня подсказки? Помимо очевидных на сегодня, — быстро добавляю я.
— Твой запах, например. Я более чувствителен к твоему запаху, чем к любому другому. И когда ты расстроена, я как будто тоже испытываю твои эмоции. Я как будто впитываю твой гнев и страх и смешиваю их со своими. И это все, что я могу чувствовать. Это как гребаный медленный яд. Как будто я медленно истекаю кровью, когда не могу тебе помочь.
Он только что описал брачные узы.
Я нервно сглатываю от его признания. — О, — это все, что я могу сказать.
— Но что подсказывает другое? Ты грызешь ногти, когда тебе неудобно, твоя нога подергивается, когда ты погружена в свои мысли, и ты напеваешь себе под нос, когда нервничаешь.
Я знала о первых двух, но последнее застает меня совершенно врасплох.
— Прости? Я напеваю?
— Ты издаешь небольшой звук в глубине своего горла, как будто собираешься что-то сказать. Но ты этого не делаешь.
Я смотрю на него, разинув рот. — Я никогда этого не делала.
Но он просто по-волчьи ухмыляется, белые зубы сверкают в лунном свете. — Прости, если я хорош в своей работе, детка. И не волнуйся, это восхитительно. Я мог бы изучать тебя весь день.
Я закатываю глаза. — Я не настолько интересна.
Внезапно Ривер останавливается и хватает меня за подбородок, чтобы приподнять мою голову. — Ты самое интересное гребаное создание на этой земле, — говорит он. — То, как ты ешь, дышишь и, черт возьми, спишь, для меня интереснее всего остального. И, Скайлар, для меня это никогда не перестанет быть таковым.
Я ошеломленно смотрю на него, моргая.
— Ты не просто какая-то Омега, к которой меня влечет. Ты для меня не просто девушка. Ты делаешь мою жизнь лучше. Ты — это все.
Я знаю, что должна быть в ужасе от его признания. Он слишком навязчивый и напористый.
Но одинокая Омега во мне взволнована. Девушка, которая всегда чувствовала себя обузой для своих парней, которая всегда чувствовала, что просит слишком многого, наконец-то получает то, чего она эгоистично хотела.
И это три Альфы, а не один. Я знаю, что Лэндон и Винсент уравновесят его.
Его глаза ищут мои. — Прости, — мягко говорит он. — Я чувствую запах твоей паники. Я могу отвести тебя обратно, если хочешь.
Я качаю головой и слегка улыбаюсь ему. — Пока нет, — возражаю я. — Давай продолжим идти.
Я не отпускаю его руку, пока мы обходим квартал.
— Как проходили приступы паники, когда меня не было? — Тихо спрашиваю я, когда мы возвращаемся в мой дом. Ривер включает свет в гостиной, пока я снимаю с него куртку, а затем он садится на диван.
— Я не уверен, что ты хочешь знать ответ на этот вопрос, — говорит он.
— Да. — Я сажусь рядом с ним, и он серьезно смотрит на меня.
— В моей голове было больше хаоса, чем обычно, — пожимает он плечами. — Гораздо больше кофе и меньше сна. Единственный раз, когда я мог отдохнуть, это когда был здесь. — Он указывает на переднюю комнату. — Лучшим сном, который у меня был за многие годы, был первый день, когда я пришел в твой дом. Твой запах помогал мне выполнять свою работу.
Слезы наполняют мои глаза. Меня переполняют эмоции и инстинктивное желание выпалить слова, которые вертелись у меня на языке несколько дней.
Но в прошлый раз, когда я произнесла их первой, все закончилось ужасно.
Я дала себе обещание, что никогда не буду первой, кто скажет “Я люблю тебя”, как бы инфантильно это ни звучало.
Итак, вместо признания в своих чувствах, я задаю вопрос. — Другие знают?
Ривер усмехается. — Да. Они оба так думают. Лэндон сразу понял, а Винсент… ну, он, блядь, видел, как у меня был срыв, который перерос в паническую атаку.
Он сосредотачивается на моем кофейном столике, не глядя на меня. — Ходьба всегда помогала мне. Как и работа. Если я слишком долго бездействую, все может быстро испортиться.
— Я такая же, — бормочу я. — Я знаю, что пока не могу вернуться к работе в кафе, но умираю от желания.
Его глаза встречаются с моими. — Вот почему тебе было так тяжело той ночью, когда мы сказали тебе оставаться дома, — тихо говорит он. — Черт. Тогда я не знал. Мне чертовски жаль, Скайлар.
Я грустно улыбаюсь ему. — В этом нет необходимости, — бормочу я. — Ты сделал более чем достаточно.
Он качает головой. — Такой чертовски самоотверженный, — бормочет он, затем наклоняется ближе ко мне. Он нежно целует меня, его губы едва касаются моих.
Я довольно мурлыкаю у его рта. — Прости, что кинула в тебя зубную пасту, — говорю я, отстраняясь.
Он ухмыляется. — Это сексуально, когда ты становишься жестокой. В следующий раз метни в меня нож.
Я разражаюсь смехом, но останавливаюсь, когда меня пронзает ужасная судорога. Я сгибаюсь пополам на диване и шиплю, когда боль отдается в моей матке.
— Черт возьми, Скайлар, где твои лекарства? — спрашивает он, когда жидкость вытекает из меня в трусики.
— Синяя бутылочка, — выдыхаю я. — Это лекарство от судорог.
Ривер быстро возвращается с таблетками и стаканом воды. Я выпиваю их, затем переворачиваюсь на бок и стону.
— Давай уложим тебя в постель, — говорит он, заключая меня в объятия. Я хнычу, когда он укладывает меня на матрас, помогая поправить одеяла, чтобы я была укрыто и мне было удобно.
Он садится на край матраса и гладит меня по волосам, пока я смотрю на него снизу вверх. Его зрачки почти черные, и я могу сказать, что на него действует мой запах. — Я ненавижу смотреть, как ты проходишь через это, — бормочет он. — Даже слышать тебя сегодня… это чертовски тяжело. Никто не должен испытывать то, через что прошла ты.
— Ты имеешь в виду, что меня похитили и держали в плену в течение месяца, или что мое тело проходит через тяжелую отмену подавляющих препаратов и неизбежную дикую течку?
Он прищуривает глаза. — Все, умник, — говорит он, и я показываю ему язык, хотя судороги продолжают сотрясать меня.
— Держи это все во рту, — предупреждает он. — Иначе я не смогу отвечать за свои действия.