Кикимору вызывали? - Юлия Николаевна Ляпина
Ужасно, возмутительно, неописуемо! Инфанту так переполняли эмоции, что она с трудом не начала возмущаться прямо в процессе осмотра местных «достопримечательностей».
А уж когда неделю назад в очередном городке ей принесли для благословения недавно рожденных младенцев, Изабель и вовсе не сдержала слез. Желтуха, гной, недостающие от рождения ручки и ножки. Бедные крохи едва пришли в этот мир и уже страдали от того, что выше по течению реки рачительный землевладелец разработал новое месторождение серебра, и сточные с рудника воды, полные свинца, ртути и прочей гадости, устремились в реку.
Ездить по городам и весям страны с инспекцией было тяжело. Не только физически – трястись целыми днями в карете, а после долгими часами приветствовать ликующую толпу, вести вежливые беседы и обмениваться любезностями с людьми, которых инфанта видела зачастую в первый и, скорее всего, в последний раз в своей жизни. Не меньшим, а может, и большим испытанием для Изабель стала именно возможность и необходимость видеть все пороки, все беды и невзгоды, кроющиеся в тихих уголках страны. А ведь кто знает, сколько таких ужасных и легко предотвратимых несправедливостей происходит в местах, которым не посчастливилось быть «осененными присутствием Ее Высочества»?
Девушка тяжело вздохнула и потерла уставшие глаза. Завтра будет новый день, и принцесса Астурийская снова будет улыбаться, махать радостной толпе и обмениваться любезностями. А сегодня – сегодня Изабель приберет свои письменные принадлежности, отправит голубя с записочкой и ляжет спать, и на несколько часов сможет наконец забыться.
* * *
– Спаси вас Бог, госпожа! Благодарю сердечно! – причитала донья средних лет в строгом черном платье, чисто выстиранном, но уже изрядно поношенном и слегка забрызганном дорожной грязью.
Прохладный ранним утром после дождя воздух сада полнился агуканьем, мяуканьем, лепетом и иногда плачем. Десятки, а может, и более сотни младенцев в библейском понимании, то есть детей до семи-восьми лет, в сопровождении матерей, кормилиц и воспитательниц выстроились в очередь в надежде получить благословение инфанты.
Принцесса брала ребенка на колени, легонько гладила по голове, осеняла крестным знаменьем, бормоча уже отскакивающие от зубов строчки, мазала лобик святой водой. Возвращала ребенка матери, вежливо слушала торопливые благодарности. Повторяла. И так один за другим, несколько часов, в каждом городе.
Инфанту огорчало, разумеется, и то, насколько больше новорожденных было в таких очередях, чем деток постарше. Голода или войны в последние лет пятнадцать не было. Каждый год рождалось примерно одинаковое количество детей. А вот доживали до своего пятого дня рождения… Хорошо, если половина.
Наконец принцесса спустила с колен бойкого мальчика лет четырех, огляделась в поисках следующего и… Не нашла. Очередь закончилась.
– Это все? – спросила она у сопровождающего.
– Все, ваше высочество.
– В таком случае, дон Эквардо, проводите меня в мои покои, пожалуйста. Мне нужно немного отдохнуть перед обедом. После приема мы едем осматривать заливные рисовые луга, верно?
– Верно, ваше высочество, – сопровождающий ей попался на редкость чопорный и строгий, зато знающий свое дело. Вместе с дуэньей, камеристкой и мальчиком на побегушках, помогавшим выстраивать родительниц в очередь, принцесса проследовала к дому, в котором остановилась на ближайшие пару дней.
* * *
Визит в этот городок был окончен. Ранним утром все вещи и сопровождающие погрузились в кареты, повозки и телеги и отправились в путь.
Или так должно было произойти.
Изабель уже подходила к своей (уже порядком осточертевшей) карете, как вдруг небольшая толпа слуг неподалеку разразилась ахами, охами и даже вскриками удивления.
– Что случилось? – волевым голосом спросила инфанта. За время путешествия она стала несколько более жестко и колко относиться к окружающим, заметив, насколько сопровождающие и встречающие пытаются ее опекать сверх меры и лишать самостоятельности и права выбора даже в мелочах. Даже как младшую дочь короля, как несмышленого ребенка, ее воспринимали порой более серьезно, чем в последние два месяца!
– Подкидыш! В повозке для слуг подкидыш! – завопил паж.
Инфанта подобрала юбки и торопливо протиснулась сквозь толпу к предмету всеобщего возмущения.
Ребенок, явно меньше года от роду. Завернутый в белую ткань – не то пеленку, не то рубашку. В корзине. В повозке для слуг.
Что же ей делать?
Изабель судорожно начала рыться в памяти. Есть ли в этом конкретном городке монастырь? Нет. А приют? Разумеется, тоже нет! Куда же можно передать ребенка? В церковь? Дак ведь там совсем нет условий для нормального развития такого малыша, и заниматься им некому.
Принцесса склонилась над корзинкой, еще раз осматривая ребенка. Глаза чистые, светлые. Большие. Волосики совсем коротенькие, похожие на пух. Розовые, не очень-то пухлые щеки.
Изабель взяла корзину за ручку, подняла и вместе со своей «находкой» направилась к охающей неподалеку дуэнье.
В конце концов, младенца – как оказалось, девочку – пристроили вместе с камеристкой, кувшином молока и буханкой мягкого белого хлеба в одной из повозок. Рано или поздно свадебный поезд проедет через место, где сердце Изабель будет спокойно оставить крошку, и она сможет быть уверенной, что о ребенке позаботятся.
Глава 36
На третий день дофину наскучило гулять среди клумб дома градоначальника, разглядывать внутреннее убранство местной церкви и изучать витиеватый узор занавесок собственных покоев во время несносной полуденной жары. Так что, как только сиеста закончилась, Людовик в компании охранника, переводчика и зачем-то увязавшегося следом Гастона отправился на прогулку по городу. Блуждать среди узких, прожаренных солнцем улочек и наблюдать за неторопливой повседневной жизнью горожан оказалось удивительно умиротворяющим делом. Поворачивая почти случайно и следуя условно на север, в сторону леса, компания добрела до небольшой круглой площади где-то на окраине.
В центре площади расположился скромный круглый фонтан. А в фонтане – девица! Сумасшедшая спокойно сидела по пояс в воде и о чем-то расслабленно болтала со стоящим рядом молодым мужчиной еще недавно, должно быть, презентабельной наружности. Лицо и руки его были чистыми, а вот весь остальной дон был покрыт слоем серой не то грязи, не то пыли, клочьями паутины и каким-то природным мусором. Под этим кошмаром прачки проглядывал аккуратный темно-синий камзол и белая рубашка с красными пятнами, подозрительно напоминающими кровь.
Несмотря на внешний вид того, кто только
