Ник и другие я - Татьяна Лаас

Сэм вздохнула и принялась шить раны на груди Джека. Лукаса Арано, главы семьи Арано, альфы и довольно известного капитана оборотней, не легендарного, как Ливень, но все же. Еть! Как сказал бы сам Джек.

Заканчивая шить последнюю рану у Джека на лодыжке, Сэм вздохнула:

– Знаешь, а давай всех твоих парней приведем в порядок, а? Время на одного парня сегодня точно есть – отмоем, расчешем, зашьем, приведем в порядок… Хотя бы того, синюшного, который за меня так храбро прятался?

Джек приподнял брови в удивлении, но синюшного привел. И вот этот синюшный оказался Ливнем. Капитаном Джеймсом Картером, оцененным в сто тысяч за упокоение и медальон. Сэм прикусила губу – синюшный при ближайшем рассмотрении оказался стопроцентной нежитью, у него даже зубы были острые, как и положено. При других обстоятельствах Сэм упокоила бы его и даже рука бы не дрогнула. Или?..

Её удача сегодня – страшная штука!

Орки всех побери, сто тысяч… Сто тысяч!!! Это же… Можно забрать Яблочко из приюта хоть сейчас и пару лет горя не знать. И Джек не найдет. Можно уйти от его гнева. Или упокоить Ливня так, чтобы Джек не понял. Сто тысяч… Еть! Еть! Еть!!! Это же бешенные деньги.

Выследить ночью – это раньше и Джек, и остальные его парни ничем не пахли. Теперь их легко выследить – от них пахло её мылом и ею самой.

Выследить, упокоить, забрать медальон. Тревожный рюкзак у неё всегда собран, пусть в нем сейчас всего лишь смена одежды, пачка сухарей и бинты – все, что осталось от аптечки. Выбраться из зоны, угнать у КПП полицейскую машину, на которой копы приезжают на смену, забрать Яблочко из приюта. Еду, лекарства, одежду для малышки можно украсть там же. Не обеднеет приют. Она ему потом анонимное пожертвование сделает. И вперед! Уйти от возможной погони через Сороковой округ. Сдать медальон и череп для проверки ДНК в Шестом округе, оформить счет и… Целый мир перед ней. С такими деньгами можно уехать в более населенную Паназию. Там её не найдут. Там нет контроллеров нанов. Главное – тут в Еврафе все сделать быстро.

Сто тысяч.

Это еда.

Это одежда для Э… Яблочка. Больше никаких Эш!

Это няня для малышки.

Это дом.

А заработать еще, выходя на охоту, Сэм всегда сможет – если за Э… Если за Яблочком кто-то будет присматривать. В Паназии можно не бояться контроллеров нанов – там свои стражи, там хватает своих проблем. Она бы давно уехала в Паназию или даже Южмеру, если бы были деньги.

Сто тысяч. Тут. Сейчас. Сидели перед ней на стуле. Абсолютно безмозглые сто тысяч. И она ничем не была обязана Ливню. Это Джек… Это Джека по любому не поднялась бы рука упокоить, он слишком живой. А Ливень – типичная нежить. Встреться они в зоне, упокоила бы мимоходом, ликуя потом, обнаружив медальон.

Сто тысяч… Это же еть! Это удача, встречающаяся в жизни охотника один раз…

Она даже вслух пробормотала, зашивая рану на груди Ливня:

– Еть!

Джек, старательно таскавший из ручья воду в бочку, даже подошел ближе к Сэм и к сидевшему на стуле в простыне Ливню. Замер, тревожно разглядывая Сэм. Волновался – почти как она сама.

Синюшный впервые за все время выдавил из себя хоть какие-то звуки. И это было, конечно же, «Ха». При этом синюшный осторожно прикоснулся к её плечу, заставляя вздрагивать. Рука Сэм непроизвольно дернулась в поисках кинжала.

– Ха… – снова повторил синюшный.

Сэм оторвалась от шитья и подняла на Ливня глаза – впервые до неё дошло, что «Ха» может оказаться просто прозвищем. Она посмотрела на синюшного, потом на Джека:

– И кто я по-вашему? Тетеха? Дуреха? Деваха? Муха? Толстуха? Слониха, ежиха… – Разгуляться Сэм в животных было где.

Джек прикусил губу. Да-да, совсем как она – взял и прикусил губу.

Синюшная рука с когтем на конце, острым, хорошо заточенным когтем – одно это указывало, что Ливня надо упокоить! – ткнула в медальон, выбравшийся из-за ворота футболки у Джека.

– Птица? Эм… – Сэм хмыкнула: – Ха – это птаха? Ну, спасибо, Джек. Птаха… Так меня еще не называли. Малышка, кроха, медок – куда ни шло, но птаха… – Она посмотрела в немного смущенные глаза Джека и улыбнулась, смиряясь. Нежить же, с мозгами явно проблемы: – Ладно, пусть будет птаха.

Джек потоптался обреченно рядом и вновь направился к ведрам – вода сама себя не принесет.

Сэм, принимаясь за иглу, пробормотала, устав бороться с собой и своей совестью:

– Знаете, парни… Говорят, что люди не имеют цены. Их нельзя продавать, их нельзя оценивать как товар. Только судить по поступкам их – или как там говорят?

Джек замер у двери, бесшумно закрывая её, чтобы не выпускать тепло. Чуть настороженно повернул голову в сторону Сэм.

– Только это все чушь! В этом мире у всех есть цена. Во всяком случае у тех, кто тут в зоне. Ты, Птица, стоишь порядка десяти тысяч кредитов. Медальон и сведения о месте твоего упокоения. Ты, Ливень, стоишь сто тысяч. – Она подняла на синюшного глаза: – да-да, тебя хорошо оценили. Видать, чем-то дорог львиному клану – именно они столько предлагают в качестве премии за твое упокоение. Только предоставить надо медальон и череп.

Джек подобрался весь, словно собирался броситься на неё – это было заметно: чуть подалась назад правая нога, напряглись плечи и руки, прищурились глаза. Он знал о цене Ливня. Знал и, кажется, проверял сейчас Сэм.

Она вздохнула и призналась:

– Только, парни, я сто́ю дороже вас всех, вместе взятых. Крайняя, как говорят суеверные ловцы, и отнюдь не последняя моя цена на аукционе была порядка пятисот тысяч. Сейчас моя цена явно подросла – тогда многих покупателей не устраивал мой возраст. Сейчас я сто́ю дороже. Вот так-то. – она криво улыбнулась и туго затянула узелок на груди синюшного, слишком туго, потому что пальцы все же подрагивали. Думать о синюшном, как о Ливне, было больно – сто тысяч, еть! Сто тысяч…

Синюшный внезапно положил ей свою руку на плечо и чуть сжал. Когти больно