Ещё более Дикий Запад - Екатерина Лесина
За голос.
Точнее – и за голос тоже.
– Это очень ценный образец. – Она шла рядом.
А меня несли.
Точно.
Кто-то большой, почти как Эдди, перекинул меня через плечо, и лежать на этом плече было не слишком удобно. Хотелось блевать и сделать какую-нибудь гадость. Но я сдержалась.
Точно взрослею.
Я приоткрыла один глаз и сразу закрыла, потому как свет показался отвратительно ярким. Он пробивался сквозь сомкнутые веки и раздражал. Плевать. Потерплю. И дальше полежу. Пока не пойму, что, мать его, случилось.
Где Чарльз?
И Эдди?
И Странник тоже. Он чудной, но, в принципе, неплохой мужик. А Молли, судя по всему, та еще тварь. Ну конечно, кто же еще… Мысли в голове ползали лениво, как мухи в полдень. И зудели так же раздражающе.
Приходилось думать.
Что произошло?
Не знаю. Не помню. А при попытке вспомнить голова просто-таки разваливается. Но определенно ничего хорошего не случилось.
Где я?
Не там, где следовало быть.
Как здесь оказалась? Хрен его знает, но не случайно. Меня не связали. Пока. Но вот револьверов не чувствую, и руки голые, стало быть, перчатки забрали на всякий случай. А на левом запястье какой-то браслетик висит, холодный по ощущениям.
Наверняка непростой.
Думай, Милли.
Думалось с трудом. А мы, наконец, дошли. Сперва выбрались к подземной реке, у которой застыла громадина голема. Его я увидела, когда меня, несмотря на всю мою заявленную ценность, как мешок сбросили на землю.
И Молли, присев на корточки, сказала:
– Привет.
– На хрен пошла! – сипло отозвалась я. Притворяться спящей не было смысла, да и никогда я особо не умела притворяться.
– Воспитания тебе определенно не хватает.
– Где мои…
– Уж извини, сил у меня не так и много, так что хватило лишь на тебя. Ты, к слову, тяжелая. Похудеть не думала? – Молли спокойно присела рядом. Не боится? Или считает, что я сейчас слабая да беспомощная?
Хотя да, тело словно деревянное, и в голове каша полная.
– Ты…
– Да оставила их там. Очнутся как-нибудь. – Она улыбнулась широко и радостно. – Мы против ненужных жертв.
– Вы – это кто?
– Те, кто призван изменить мир.
Ага.
Еще одни придурки.
Вот что им всем так неймется-то? Живет себе мир спокойно, никого не трогает, а его каждый так и норовит изменить как-нибудь. И главное, все ради высшей цели и всеобщего блага. Причем наплевать, что о благе этом никто не просил.
Мать их!
Благодетели.
– Ты пока растеряна, но мы всенепременно поговорим в другой обстановке, более располагающей. Мне кажется, ты меня поймешь.
А то.
Только сперва космы выдеру, макну башкой в нужник и отпинаю. А уж потом обязательно пойму. Я вообще очень даже понятливая.
– К слову. – Молли улыбнулась еще шире. – На твоем месте я бы не стала обращаться к магии. Будет больно.
– Учту.
Она продолжала сидеть и пялиться.
Что, дуру нашла? Думала, я ей не поверю и кинусь пробовать? Конечно кинусь, но не здесь и не сейчас, когда все от меня только этого и ждут. Нет уж, я найду, когда браслетик – а именно на него Молли уповает – проверить.
И там уж посмотрим, способна ли эта побрякушка с драконом управиться.
Хотя, конечно, дракон из меня…
Неважно.
– Тебе ведь Странник нужен был, верно? С самого начала.
– Не совсем.
– Та женщина?
– Подземный народ, который обретается здесь со времен незапамятных, – нараспев протянула Молли и глаза бесстыжие прикрыла. – Мой дядюшка полагал, что они и есть первые истинные обитатели этой земли. А еще – что хранят они память о мире, который существовал задолго до появления здесь людей.
– Не ошибся. Почти.
– Он был одержим этой идеей, – призналась Молли. – И столько сил потратил, чтобы выйти на Странника, чтобы связаться с ним, чтобы заслужить его доверие… а потом взял да и умер.
– Не без твоей помощи?
Она пожала плечами. Мол, не она такая, жизнь такая. Погановатая. Тут-то, конечно, я могла и поспорить. У меня тоже жизнь не ахти, но я родных не убиваю.
– Он мог бы и сотрудничать.
– И ты что же, на другую сторону переметнулась? – поинтересовалась я, раз уж все одно сидим. И главное, сидим опираясь на ногу голема, который теперь выглядит не просто большим – здоровущим. Нога эта что колонна, а над нею поблескивает металлом тяжеленная туша. Пахнет железом и маслом. И алхимией. И не отпускает поганое чувство, что если голем этот ногой шевельнет, то раздавит меня на раз.
Но Молли спокойна.
И я буду.
Постараюсь.
В конце концов, выдирать этой твари волосья надо в обстановке подходящей, располагающей, чтоб ни одна скотина процессу не помешала. А то тут людишек вокруг хватает, суетятся вроде бы, но и за нами приглядывают. Особенно тот, здоровый, что меня притащил.
– Да я как-то и не думаю, что переметнулась. – Молли вытянула ноги. – Присяги я не давала. Это они там почему-то решили, что могут мною распоряжаться.
– А не могут?
– Только потому что взяли и вырастили меня? А мне надо преисполниться благодарности и разгребать то дерьмо, в которое меня макали? Дядюшка мой… да какой он дядюшка, вытащили сиротку из приюта, сочинили слезливую сказочку о потерянных родителях и родственнике, который помочь решил. Ага… одинокий мужчина подозрителен. А вот если он один воспитывает ребенка рано умершего брата или там сестры, то все вокруг к нему сочувствием проникаются. Да и ребенка к делу приставить можно. Кто вообще на детей внимание обращает? А они, поверь, не глупые. И слышат многое, и видят. И принести-унести могут, спрятать, скажем, в доме крохотную вещичку… кто заподозрит милую девчушку, которая так страдает по любимой матушке?
Она скривилась.
– Дерьмо, – согласилась я. – Только… думаешь, в приюте было бы лучше?
– Понятия не имею. Может, и нет. Кабы этим все ограничивалось… Но я подрастала… а знаешь, есть люди, которые очень любят юных девушек, чем моложе, тем лучше. И порой эти люди занимают немалые посты… и тогда становится очень важно получить некую информацию, которая могла бы оказать на них влияние.
– Тебя…
– Пустили в разработку. Так это называется. Зачислили в штат. Определили содержание. Объяснили, что я или работаю как должно и в итоге получаю деньги, а глядишь, даже титул, не говоря уже о поддержке, или вдруг погибаю в расцвете лет, потому как оставлять такую, знающую, на свободе да без присмотра – неразумно.
Да уж.
Нет, все равно не сочувствую.