Заложница Ада (СИ) - Лали Та
— Ого, а что здесь делает Эмир?
Видя его удивленное лицо, я слежу за взглядом и вижу смуглого молодого мужчину. Ему, должно быть, не больше двадцати, но назвать его «парень» язык не поворачивается. Столько в его выправке достоинства, а в глазах ума и стали.
Смуглая кожа, чуть раскосые глаза и черная, густая борода, аккуратно выбритая возле полных губ. Эмир одет в белый камзол с зеленой оторочкой и позолоченными пуговицами. В этой череде смокингов он привлекает к себе внимание своей непохожестью.
К моему удивлению, Эмир направляется через весь зал к Энже и Малику, стоящим возле начала хрустального лабиринта. Кланяется ей, и она отвечает ему реверансом. Энже явно взволнованно о чем-то у него спрашивает, и молодой мужчина отрицательно качает головой, вызывая ее явное разочарование.
— Пойду поздороваюсь, — произносит Пириан. — Скучать не будешь?
— У меня здесь есть неплохая компания, — и я салютую ему бокалом, вызывая смех.
Мулцибер в смокинге появляется в зале, и я едва ли не давлюсь шампанским, стараясь укрыться за барной стойкой.
Он кивает Эмиру, спокойно принимая толпу восхищённых почитателей, тут же бросившихся к нему, и я с болезненным удовлетворением понимаю, что подле него нет Лив. Мулцибер игнорирует президентов, премьер-министров и звезд искусства и кино, выискивая кого-то глазами в толпе.
Сердце сжимается тисками, когда мы встречаемся взглядами, и я понимаю, что этот поиск окончен. Кажется, я вижу, как дергается его скула, пока он изучает мое платье, и, сама себя не узнавая, я трусливо бросаюсь к хрустальному лабиринту, явственно ощущая, как он продолжает прожигать дыру между моих лопаток.
Хватит!
Я не должна паниковать просто из-за потенциального бешенства этого демона!
В конце концов, разве не этого я добивалась сама?
Если в начале лабиринта мне еще и попадаются парочки, тискающиеся за полупрозрачными ширмами, то чем дальше я ухожу, тем пустыннее тут становится. Кажется, даже музыка притихает, а сцены из рая и ада становится все отчетливее, все красочнее, грамотно подсвеченные специальным лампами. Цвета тоже разнятся. Где-то комфортнее, в голубом свете, словно ты приблизился к небесам, а где-то темнее, словно ты медленно спускаешься в ад.
Почти бегу, подстегнутая каким-то благоговейным ужасом, а потом взвизгиваю, сталкиваясь с человеком. Точнее, с собственным отражением в зеркале.
— Он специально все задумал, чтобы люди боялись, Диана! Опомнись, это не преисподняя, а просто картины! — запоздало вспоминаю, что разговоры с самим собой — первый признак шизофрении, а потом упираюсь в самый настоящий тупик, где даже свечи за хрустальной стеной дрожат, создавая впечатление, что я и правда оказалась в каком-то уголке, объятом пламенем ада.
— Картины, но какие реалистичные, не так ли?
Прикрываю глаза, даже не удивляясь.
Ну, разумеется. Как я могла сомневаться, что дьявол появится, когда ты оказалась в его владениях?
— Их мог написать только душевнобольной, — равнодушно отзываюсь я, разворачиваясь и складывая руки на груди.
— Их написал я.
Спокойно так, смотря на меня практически лениво. И только ноздри чуть подрагивают, выказывая его недовольство.
— Т-ты? — пораженно спрашиваю я. — Ты умеешь?.. Так?..
— Не лучшая моя работа, — недобро усмехается он, а я вновь пораженно разглядываю удивительно-реалистичные сцены, прикидывая, сколько времени могло уйти на создание подобного. — А знаешь, какая лучшая? — слышу его шепот прямо за своей спиной и мурашки начинают обильно расползаться по позвоночнику. — Адские земли, Диаааана… Я ведь Архитектор Ада. Ты помнишь об этом?
— Даже если бы захотела, не смогла бы забыть, — выдыхаю, презирая себя за учащенное дыхание и сердце, гулко бьющееся в груди.
— Так какого дьявола ты заявляешься голая на мой прием, мм? — подозрительно тихий и спокойный голос, и лишь отдельные нотки выдают его бешенство.
Поднимаю глаза, встречаясь с ним взглядами в зеркале и тяжело глотаю.
Особенно при этом свете… Мама дорогая… Зачем я это надела?!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Телесного цвета ткань, плотно облегающая меня, словно вторая кожа, повторяет каждый изгиб. Поверх нее нанесены кружевные черные цветы, струящиеся стеблями и бутонами по рукам и шее. Единственный стебель на теле тянется от бедра к груди наискось, и все это создает впечатление, что я надела на себя всего несколько темных нитей. Телесные туфли на высокой шпильке только усугубляют сходство. А вьющиеся красивыми волнами медовые волосы и черный акцент на глаза, превращают меня в какое-то подобие падшей. Которой здесь самое место…
— Это… Платье такое, — несмело выдыхаю я, чувствуя, как он подходит вплотную сзади и шумно вдыхает аромат моих волос.
— Голая. Ты выглядишь голой, Диана, — его руки ложатся на низ моего живота, и его тут же сводит мучительным спазмом желания. — А ты знаешь… — он прикусывает мочку моего уха, заставляя глаза закатиться. — Как сильно меня возбуждает твое нагое тело… — Прижимается теснее пахом к ягодицам, и я начинаю тихонько стонать, чувствуя его мощную эрекцию.
— Ты этого добивалась?… Диана… — проводит рукой выше, заключая полушарие груди в ладонь, и мои колени слабеют. Я бы упала, не сжимай он меня так крепко. — Хотела, чтобы я сходил с ума от желая обладать тобой? — Проклятая, болезненная страсть к демону начинает снова сжирать меня, парализуя начисто разум. — Ты добилась своего, — хриплый шепот на ухо, и Мулцибер сильнее вжимает мое тело в себя. — Что теперь будешь с этим делать, мм?
— Теперь… — его губы скользят по шее, оставляя мокрую дорожку на раскаленной коже.
— Да? — сжимает мое горло, прикусывая кожу.
— Теперь… — хриплю пересохшими губами, и другая его рука находит подол платья, приподнимая его и начиная задирать вверх, параллельно поглаживая бедро.
— Теперь ты отправишься к Лив и будешь трахать ее, представляя меня.
Распахиваю глаза нечеловеческим усилием воли и отпрыгиваю от него, делая резкий рывок в сторону.
Мулцибер, не ожидавший такого резкого движения, так и стоит, пораженно глядя на меня. Его руки все еще хранят форму моего тела.
Пытаюсь унять дрожь и разочарование возбужденной плоти.
Еще несколько секунд я наблюдаю за тем, как удивление на его лице сменяется гневом, а потом превращается в ярость.
— Кем ты себя возомнила, мать твою? — сжимает кулаки, но меня не трогает. — Хочешь пойти по кругу? Чтобы тебя трахали мои Адские псы? Ты этого добиваешься, Диана, воркуя с Пирианом? Хочешь стать потаскухой в моем доме?
— У тебя уже одна такая есть, — усмехаюсь, и вижу в его глазах понимание. Разумеется, он знает. Лив неверна ему, но, похоже, он и не требует этого. — На эту роль не претендую. Она занята.
— Тогда что? — рычит и испепеляет меня глазами, в которых плещется безумие. На полу под ним краской нарисовано пламя, но я с легкостью могу представить, как он действительно главенствует в аду.
— Помнишь, — набираюсь смелости и подхожу к нему вплотную, заглядывая в глаза снизу вверх, — ты мне сказал, что тебе брезгливо трахать меня после Константина? Так вот, Эм, теперь брезгливо мне.
Резким движением хватает меня за затылок прижимая к себе вплотную, практически касаясь моих губ своими и ожигает дыханием:
— Ты забылась? Запуталась и до сих пор не поняла, где находится твое место?
— Я знаю, где находится мое место, — отвечаю ему прямым взглядом, — и оно никогда не будет подле твоих ног.
Он смотрит на меня потрясенно, явно слыша нечто подобное впервые в своей жизни.
Он хочет ударить, убить меня, разорвать на клочки. Все эти сцены я явственно читаю в его глазах, но… Почему-то до сих пор тяжело дышит, не решаясь ни на что из этого.
А потом… Меня просто отпускают.
Даже не отпихивают от себя, а просто дают свободу от своих горячих рук.
Мулцибер тихо матерится себе под нос, продолжая смотреть на меня с неверием и каким-то новым, незнакомым чувством.
А потом он просто разворачивается и уходит прочь, ступая тяжелыми, пьяными шагами. Я удивляюсь, как стекло пола не идет под ним трещинами. Мощная спина напряжена, и по пути ему попадаются люди, пытающиеся заговорить, но он даже не смотрит в их сторону, отмахиваясь одним движением.