Наследный принц - Оксана Зиентек
Прогулка по парку вышла довольно милой. Дамы, приглашенные сопровождать королеву и принцесс, степенно шли сзади, выстроившись по чину. «Словно гуси на озере» — мысленно посмеялась Либуше, глядя, как ее свита тоже занимает места согласно рангам. Добыслава, как близкая родственница князя Любомира, шла почти сразу за королевой и принцессами. Меране отвели место среди почтенных дам из свиты Ее Величества. А девушкам пришлось занять места среди таких же молоденьких девиц из благородных семейств.
Там если кто-то и не был рад лишним соперницам в борьбе за женихов, виду никто не подал. Ведь жене наследного принца полагается куда больше фрейлин, чем она привезла с собой. А, значит, надо стараться всеми силами произвести хорошее впечатление.
Время от времени Ее Величество останавливалась, якобы, чтобы рассмотреть какой-то особо ранний цветок или полюбоваться видом. На самом же деле, чтобы дать дамам возможность немного пообщаться между собой.
— Ах, Ваше Высочество, я так счастлива! — Щебетала дама, которую Либуше представили как графиню фон Ратиборг. — Мы так редко выезжаем в столицу…
Дама говорила и говорила о том, какой великолепной была свадьба и как она счастлива приветствовать вендскую княжну. Либуше слушала, милостиво кивала и мысленно мечтала как-нибудь зазвать эту даму к себе в гостиную, когда начнет принимать самостоятельно. Зазвать и напустить на нее Предславу. Уж эти две точно заболтают друг друга так, что на других сил не останется.
А дама, тем временем, дошла до того, для чего, видимо, весь разговор начинался. У них с мужем есть дочь, уже почти взрослая. Позволит ли Ее Высочество представить ей девочку? Молодая графиня «прелесть, как мила» и, к тому же, семья фон Ратиборгов имеет древние вендские корни…
— Настолько древние, дорогая графиня, — мягко вклинилась в разговор принцесса Мелисса, — что до недавнего времени в семье предпочитали о них вообще не вспоминать. Я от графа Велимира — вендского посла — об этом сказочном Ратиборе за одну беседу узнала больше, чем от своего отца и дорогого кузена вместе взятых за всю жизнь.
— Ратибор? Ратибор… Ох, надо же! — Либуше восхитилась. Истории, о которых ей рассказывали с детства, оживали прямо на глазах. Сначала — о пленной княжне, теперь — о богатыре-отступнике…
— Вы тоже знаете эту историю? — Обратилась она к принцессе Мелиссе.
— Конечно, — та улыбнулась, отвлекая внимание невестки на себя. — Я ведь тоже — урожденная фон Ратиборг.
— Ах, Ваше Высочество, — глаза графини недобро блеснули, но прилюдно перечить принцессе она не осмелилась, — мы понимаем вашу скорбь. Поверьте, мой муж никогда не хотел получить титул такой ценой, что бы вы о нас не думали.
— Конечно, — Меллиса милостиво кивнула, — мы с дорогим кузеном это уже многократно обсудили.
Даме не оставалось ничего иного, как отойти на свое место, уступая место следующей. А Либуше, дождавшись подходящего момента, спросила невестку: «Это твоя родственница, я правильно поняла?».
— Правильно, — Мелисса невесело улыбнулась. — Вообще-то, графом был мой отец, но после смерти старшего брата наследником титула стал дядя и единственный из его сыновей, кто остался в живых после войны. После смерти папы мама с дядей поссорились и я оказалась не сильно нужна. Пока не стала принцессой.
— Как и венды в роду, — усмехнулась Либуше. — Пока принцессой не стала я.
— Мы поняли друг друга, — Мелисса снова надела на лицо маску безмятежности. — Но на девочку, наверное, все же стоит взглянуть. Если хочешь. Она еще совсем молоденькая и, надеюсь, унаследовала больше от Ратиборгов, чем от матери. А кузен у меня, хоть и не герой, но человек довольно практичный и даже, своего рода, вполне порядочный.
Либуше кивнула, понимая, почему Мелисса не хочет видеть родственницу в своей свите. К «совсем молоденькой» девочке, наверняка, прилагается и мать. Которая не постесняется попользоваться выгодным родством. «Нет, точно надо будет свести их с Предславой. И с пани Мераной.» — мстительно решила княжна. Будет весело послушать, как эта графиня хвастается перед другими вендами родством с Ратибором-отступником.
Принцесса Агата подоспела к самому началу прогулки. Она прибыла в сопровождении другой дамы и Либуше впервые подумала, что младшей принцессе, наверное, тоже положена своя свита. Дама выглядела такой же крепкой, как и принцесса Агата, только чуть выше ростом. Наверное, по местным меркам красавицей она не считалась. Но глаза баронин Эммы, которую Агата представила, как свою подругу, выдавали в ней особу умную.
— Баронин, у вас на платье изумительные кружева, — сделала Либуше комплимент новой знакомице. — Вы позволите как-нибудь на досуге получше рассмотреть узоры?
— Разумеется, Ваше Высочество, — баронин снова склонилась перед принцессой, — Я даже охотно представлю вам кружевницу.
Вечером все снова повторилось. Принц Генрих снова пришел вечером, когда свита княжны наконец-то оставила ее в покое. Он снова был одет по-домашнему, но на этот раз в руке его была маленькая фарфоровая тарелочка.
— Хочешь пирожное? — Он первым взял один из трех шариков, наполненных воздушным кремом, а два оставшихся радушно протянул Либуше.
— М-м-м, вкусно! — Оценила она. — У нас такого не делают.
— Наши тоже переняли рецепт у южан, — пояснил Генрих. Он как раз закончил со своим пирожным, аккуратно вытер пальцы и, как и вчера, поудобнее устроился на своей половине постели. — Ты ешь, ешь. Остальным гостям достанется только завтра, а мы с Эриком совершили набег на кухню уже сейчас.
— С Эриком?
— Да. Его жена тоже питает к этим пирожным самые нежные чувства.
— И я ее понимаю! — С пафосом провозгласила Либуше, отправляя в рот последний кусочек.
Супруги переглянулись и рассмеялись.
— Я так и не удосужился спросить, — отсмеявшись, сказал Генрих, — какие сладости ты любишь больше всего?
— Всякие! — Снова рассмеялась Либуше. Было что-то шальное, почти забытое с детства, в том, чтобы сидеть вот так ночью и тайком поедать отвоеванные на кухне сладости. — И чем больше, тем лучше.
— Хм, а по тебе и не скажешь, — скептически заметил принц.
— Что, разве я костлявая? — Либуше даже обиделась. Дома ее сравнивали с лебедушкой и, наоборот, хвалили за округлую фигуру.
— Да нет, вроде, — Генрих изобразил неуверенность, — но, все равно, мелкая.
— Это не я — мелкая, это ты
