ИльРиса. Подарок Богов - Ольга Кобзева
Отец на мою руку с браслетом даже не взглянул, да он даже разговаривать со мной не стал! Не дал мне и шанса продемонстрировать мое единственное доказательство. Из рассказов и писем мамы я поняла, что ношу на руке родовой брачный браслет. Вроде бы он надевается лишь раз и расстегнуть после его уже нельзя. Ни у мужа, ни у жены. Этим и объясняется, что мама носила его, не снимая. Если предположить вдруг, что это просто украшение, что мама и папа не состояли в браке… нет! Даже думать о таком не хочу! Я верю своей маме и точка! Все нестыковки имеют другое объяснение, я уверена.
Лиария Нейлис не отсиживалась за дверьми собственных покоев, активно участвуя в жизни постояльцев. Конечно, она сама с тряпкой по пансиону не бегала. На кухне заведовала кухарка, в комнатах убирались немногословные молодые девушки, во дворе, красивом, ухоженном, засаженном множеством цветов и ярких растений я видела двоих немолодых мужчин, думаю, что садовников. Но лиария присматривала за всем, исполняя роль экономки, думаю, женщине эта работа по душе, а не в тягость. На лице лиарии все время блуждала мягкая улыбка, стоило к ней обратиться, женщина неизменно тут же откликалась, демонстрируя готовность помочь.
Не знаю почему, но хозяйке пансиона я представилась своим настоящим именем — ИльРиса. То ли на меня повлияло дуновение столицы, то ли новые наряды, которые выделяли меня на фоне простых горожан, а может то, что я все же надеялась на знакомство с отцом…
Именно лиария Нейлис разъяснила мне, что брачный браслет все же можно расстегнуть. Для этого следует провести специальный обряд, разрывающий брачные узы. К такому обряду прибегают крайне редко, оттого он и малоизвестен.
— Бывает такое, лиария ИльРиса, — мягко рассказывала женщина, — что у супругов не родилось наследника. По причине нездоровья одного из них, физического недуга, возможно… Редко такое случается, действительно очень редко, но в такой ситуации, если оба не против, жрецы могут провести обряд расторжения связи, чтобы лиары могли вновь вступить в союз с другим партнером.
— А если один не против, а другого не спросили даже? — нахмурилась я.
— Думаю, такая ситуация невозможна, — покачала головой лиария. — Если только один из супругов не подвергся атаке на свой разум и не доказано, что он не способен в полной мере отвечать за свои поступки и решения. В этой ситуации, как мне кажется, вопрос будет рассматриваться на совете лиаров под руководством владыки. Союзы в Рашиисе не расторгают просто так, — уверенно заявила она. — Если браслет не расстегивается — союз истинный, одобренный и благословленный Матерью-создательницей, лишь крайне веская причина может послужить оправданием расторжению такого брака.
В общем, чело… лиария я взрослая, прекрасно понимаю, как такие дела обстряпывают те, кто наделен властью. А отец, будучи первым советником владыки, недостатка власти явно не испытывает. Выходит, папочка вес же расторг с мамой брак и женился повторно. Вот тогда-то мамин браслет и расстегнулся. Помню, в тот день она заметно потемнела лицом, ходила сама не своя. Но, судя по тому, как истово мама заставляла меня заучивать имя отца, она все поняла. Не подумала, что отец умер, а поняла, что он нашел способ расторгнуть брак. Теперь браслет — мое единственное доказательство нашего родства. Вопрос только в том, откуда у меня взялся такой взрослый брат? Или мама не первая папина жена? Голова кругом от этих рассуждений, где полно вопросов и ни одного ответа.
Глава 22.
Я решила предпринять еще одну попытку. Расставаться с браслетом, чтобы кому-то что-то доказать никакого желания я не испытывала, а потому нашла на рынке живописца и попросила как можно точнее перерисовать украшение, сохраненное матушкой. Ради этого пришлось задержаться в Луидоре дольше намеченного, но результат того стоил.
Изображение на бумаге получилось выше всяческих похвал. Рисовальщик, как здесь зовут художников, справился с работой на отлично. Прорисовал малейшие детали, изобразив украшение на женской руке, моей. Грамотно наложил тени, покрасил браслет, и он из графитового стал красным, как и настоящий, при этом мастер сумел попасть практически тон в тон. Я восхищенно подняла глаза от листка и посмотрела на убеленного лиара.
— Спасибо, даже не ожидала такого результата, — честно призналась я.
— Лиария, не стоит меня обижать, — усмехнулся в усы мужчина. — Меня на этом рынке все знают. Если нужно портрет нарисовать или украденную вещь по описанию — сразу старого Никриша ищут.
— Лиар Никриш, вы просто гений! — выдохнула я, прижимая изображение к груди. — Скажите, а лиара по описанию вы нарисовать можете?
— Это сложнее, лиария, — огладил седую бороду рисовальщик. — Зависит от того, как хорошо описать сможете, как вы его чувствуете.
— Простите, не поняла. Что значит, как я его чувствую?
— Того лиара, которого хотите, чтобы я изобразил. Я могу видеть свет ваших чувств, лиария, и портрет получится ярко окрашенным вашим отношением. Если же вы равнодушны к тому лиару или плохо его знаете, не стоит и браться за работу — ничего не выйдет.
— Я вас поняла, — кивнула наконец я, поразмышляв над словами мастера. — Речь идет о моей маме, она умерла, когда я была еще ребенком. Но я очень хорошо ее помню. И ее, и ощущения, тепло, что она во мне вызывала.
— Тогда можем приняться за работу, — потер руки рисовальщик. — Но для этого нужно другое помещение. Без суеты и гомона. Мне нужно будет настроиться.
— Пока я не могу пригласить вас к себе, — извиняющимся тоном сообщила я. — Но как только что-нибудь придумаю — я вас найду. Рада была с вами поработать, лиар Никриш, — искренне заверила мастера, передавая ему оговоренную плату.
— И мне было приятно, лиария, — принял мужчина плату. — Приходите, как надумаете, — напоследок пригласил он.
Свернула изображение браслета трубочкой, но подумав, развернула, взяла у рисовальщика карандаш и торопливо написала на обратной стороне небольшое послание:
«Мамин браслет. Сейчас у меня. Буду ждать в пансионе лиарии Нейлис Маккон. Недолго.»
Каждое слово давалось с трудом и не потому, что я забыла рашиистскую письменность, а потому что слова просто не хотели ложиться на бумагу. Ну вот не хочу я уговаривать собственного отца признать меня! Не хочу добиваться его внимания! Это он должен хотеть меня найти, должен радоваться, что я вообще есть! Понимаю, все это
