Шеррилин Кеньон - Танец с Дьяволом
— Я хочу войти. — Мужчина заколебался, и его глаза заблестели от унижения и нужды, когда он продолжил, — Пожалуйста, Ашерон. Пожалуйста, впустите меня.
На лице Ашерона ничего не отразилось. Ни единой эмоции.
— Тебе здесь не рады, Зи. Тебе никогда не будут рады среди нас.
Он закрыл дверь.
Зарек продолжил колотить в дверь и сыпал проклятиями.
— К черту тебя, Ашерон! К черту вас всех! — Потом он ударил дверь ногой и снова подергал за ручку. — Почему ты просто не прикончишь меня, ублюдок! Почему?
На этот раз, когда Зарек заговорил, гнев исчез из его голоса. Он был пустым и просящим, наполненным болью и это ранило Астрид еще сильнее, чем просьбы о смерти.
— Впусти меня, Эш. Я клянусь, я буду нормально себя вести. Я клянусь. Пожалуйста, не оставляй меня тут одного. Я не хочу больше мерзнуть. Пожалуйста!
Слезы покатились по лицу Астрид, когда она увидела, как Зарек бьется в дверь, требуя, чтобы ему открыли.
Никто не вышел.
Смех продолжал звучать, как будто он и не существовал вовсе.
В этот момент Астрид до конца осознала всю степень одиночества, которое Зарек ощущал. Отверженность и изоляцию.
— Да пошли вы все! — заорал Зарек. — Мне никто из вас не нужен. Мне ничего не нужно.
Наконец, Зарек прижался спиной к двери и сполз вниз, встав на колени посреди морозного, завывающего ветра. Волосы и ресницы побелели и замерзли от снега, обнаженная кожа покраснела.
Зарек закрыл глаза, словно не мог вынести звуки их веселья.
— Я не нуждаюсь ни в ком и ни в чем, — прошептал он.
А потом все в его сновидении изменилось. Хижина изменялась, пока не стала его временным убежищем на Аляске.
Теперь в его сне не было Темных Охотников. Больше не было бури. Это была чудесная мирная ночь.
— Астрид. — Зарек выдохнул ее имя, словно нежную молитву. — Как бы я хотел быть с тобой.
Девушка не могла пошевелиться, услышав эти мягко произнесенные слова.
Он никогда не называл ее по имени прежде, и оно мелодичной песней звучало на его губах.
Зарек взглянул в небо, где миллионы звезд сверкали сквозь облака.
— Хотел бы я знать, — произнес он тихо, вновь цитируя «Маленького Принца», — зачем звезды светятся. Наверно, затем, чтобы рано или поздно каждый мог вновь отыскать свою.
Зарек сглотнул и обнял мускулистыми руками колени, продолжая глядеть в небеса.
— Я нашел свою звезду. Она — воплощение красоты и грации. Изящества и доброты. Мой смех среди зимы. Она отважна и сильна. Смела и соблазнительна. Во всей вселенной нет никого, кто походил бы на нее, а я не могу ее коснуться. Я не смею даже попытаться.
Астрид не могла вздохнуть, пораженная его поэтичными словами. Она никогда даже и не задумывалась о том, что ее имя на греческом означает «звезда».
А Зарек задумался.
Разве может убийца хранить внутри такую красоту?
— Астрид или Афродита, — мягко сказал Зарек, — Она моя Цирцея. Только вместо того, чтобы обращать людей в животных, она превратила животное в человека.
А затем его охватил гнев, и он пинком откинул снег, лежащий перед ним. Темный Охотник горько рассмеялся.
— Я долбанный идиот. Хочу звезду, которую не могу получить. — Он с тоской взглянул вверх. — Но, с другой стороны, человек не может коснуться ни одной из звезд, а я даже не человек.
Зарек уронил голову на руки и заплакал.
Астрид была не в силах больше этого выносить. Она хотела вырваться из сна Зарека, но без помощи М’Адока проснуться не получилось бы.
Все, что она могла делать, это наблюдать за Зареком. Видеть его боль и горе, которые растекались по ее душе, как глицерин по стеклу.
Зарек был так силен в жизни. Словно сталь, что может сдержать любой удар. Человек, нападающий на других, чтобы удержать их на расстоянии.
И только во сне Астрид смогла увидеть то, что на самом деле скрывалось у него внутри. Уязвимость.
И только здесь она поняла того человека, которого он не осмеливался показать кому-либо.
Ранимое сердце, сжимающееся от презрения окружающих.
Астрид хотелось облегчить страдания Зарека. Она хотела взять его за руку и показать мир, который бы принял его как свою часть. Показать, что значит сблизится с кем-то, не боясь быть отвергнутым.
Ни разу за все столетия, когда она несла бремя судьи, Астрид не чувствовала подобного к кому-либо. Зарек затронул ту часть души, о которой она даже не знала.
А больше всего он затронул ее сердце. Сердце, которое, она боялась, уже не бьется.
Но оно билось для него.
Астрид не могла просто стоять там, наблюдая, как он страдает от боли в одиночестве.
Не успев подумать, как следует, она перенеслась в пустую хижину и распахнула дверь…
Сердце Зарека замерло, когда он поднял голову и увидел олицетворение небес. О, Астрид не походила на небеса.
Она была намного лучше.
Ни разу в его снах никто не открывал ему двери: он был отверженным.
Но Астрид сделала это.
Она стояла в дверях с выражением нежности на лице. Ее светло-голубые глаза больше не были слепыми. Они были жаркими и манящими.
— Входи, Зарек. Позволь мне согреть тебя.
Не успев остановить себя, он встал и принял ее протянутую ладонь. Это было то, чего Зарек никогда не сделал бы в реальной жизни. Только во сне он мог осмелиться коснуться ее.
Кожа Астрид была такой теплой, что обжигала.
Она притянула его к себе и обняла. Зарека затрясло от неиспытанного ранее ощущения объятия, от прикосновения груди девушки к его торсу. Ее дыхания на замерзшей коже.
Так вот, что такое объятие. Горячее. Успокаивающее. Волшебное.
Все контакты Зарека с людьми были настолько ограничены, что все, что он мог сделать, это закрыть глаза и просто чувствовать тепло ее тела, прижавшегося к нему.
Его мягкость.
Зарек вдыхал теплый, сладкий аромат и упивался новообретенными эмоциями, разрывающими его на части.
Было ли это одобрение?
Была ли это нирвана?
Зарек не знал точно. Но впервые в жизни ему не хотелось просыпаться.
Вдруг вокруг плеч Темного Охотника обернулось теплое одеяло. Руки Астрид все еще крепко держали его.
Зарек обхватил лицо девушки ладонями и прижался щекой к ее щеке. О, ощущение кожи Астрид, касающейся его…
Она была такая мягкая.
Он никогда даже не представлял, что кто-то может быть таким мягким. Нежным и податливым.
Тепло ее щеки прогнало прочь жалящий холод. Оно расплывалось по телу, пока он весь не оттаял. Даже сердце, веками скованное льдом.
Астрид задрожала, когда колючая щека Зарека прижалась к ее лицу. Когда дыхание мужчины легко коснулось кожи.
