Ольга Митюгина - Нетопырь

— Наш отец…

Его лицо омрачилось.

И прекрасный вампир хмуро посмотрел на спящего Констана.

— Лишь ради тебя я сохраню его жизнь, сестра.

Это — последняя моя ночь на этой земле, которую я проведу, как человек. Карл сейчас сидит рядом и, улыбаясь, смотрит, как я пишу эти строки… Я так слаба, но в моем теле удивительная, поющая легкость… А улыбка брата придает мне сил…

Прощаясь, он наклонился, чтобы поцеловать меня в висок.

— Мне всегда нравилось, как ты пишешь, — нежно шепнул он, исчезая в лунных лучах и тенях ночи…

Рассвет… Я так и задремала за столом.

Небо светлеет за распахнутым окном, и в комнату льется прохладный воздух… Краски нежны, как последняя сонная греза, прохладные тени скользят вниз по деревьям, а сверху льется мягкий золотой свет. На мой стол упал первый луч…

Как это красиво… Головокружительно красиво. Звуки набирают силу, еще юные и чистые, наполненные смыслом. Каждый звучит.

Мой взгляд остановился на ручном зеркале, забытом на столе, таком ясном в своей серебряной оправе…и я стала рассматривать свое отражение в синих рассветных тенях. Я должна с ним попрощаться.

С чем прощаться?.. С видом этого исхудалого лица, больше похожего на череп?.. Как нос заострился…и волосы вокруг торчат какой-то разлохмаченной грудой, как пересушенная копна сена…глаза в коричневых кругах…о ужас.

Сил нет никаких на бурные эмоции. Все равно…все равно. Красота вернется, но я-то себя уже не увижу…как глупо и грустно. И все равно.

Провела языком по пересохшим губам. Они истончились и словно присохли к зубам, я почувствовала на них крупинки соли…как странно. Их цвет омерзителен: фиолетовый в зелень, как у трупа.

Мои руки тоже страшно исхудали. Что удивительного? Почему я не смогла добраться до постели?.. У меня не хватило сил подняться на ноги. Так вот просто.

Констан застанет меня здесь. И пусть. Все равно.

Я виновата перед ним. Я виновата перед своими детьми. Я кругом виновата: теперь, глядя на первый луч солнца, я это понимаю.

И ничего уже не исправить.

Мне остается только писать. Возможно, это последние мои человеческие мысли, которые мне дано выразить на этой земле. Они просты.

Я дура. Я законченная дура.

За мечты надо расплачиваться. За детские мечты надо расплачиваться втройне.

Боже мой, в каждом из нас живет ребенок, каждый, кто еще не разучился мечтать, любить и надеяться, в лучшие свои минуты может повстречаться со своим детством. Оно живет в каждом из нас, кто еще человек, глубоко, но живет…

А я…я позволила своей детской мечте о чуде распахнуть во мне ворота во Тьму. Мрак мудр и безграничен, он знает самые мельчайшие наши желания, самые потаенные наши мечты — и заманивает нас ими…как могла светлая детская мечта о сказке и добрых феях толкнуть меня на дорогу немертвых? Погубить мою душу?.. И чем Тьма обольстила моего брата, лучшего из людей?..

Как опасно мечтать всем сердцем. И как непростительно взрослому человеку поверить в сказки…господи, вот и финал.

Я прощаюсь с солнцем, я прощаюсь со своим отражением…я понимаю, что предала мужа…и моя душа вечно будет заточена в бессмертной оболочке под грузом Тьмы…как заточила смерть в глазах той рыси боль и страх.

Есть ли спасение? Есть ли оно еще у меня?.. Или я навеки погублена?

Я сама погубила себя, Карл давал мне выбор! Только себя должна я винить за немереную глупость!

Я потеряла своих детей, я виновата перед семьей…

Дети…неужели я никогда больше не смогу даже погладить их по головам?.. Неужели они теперь будут бояться меня?.. И Констан…неужели в его глазах я смогу увидеть лишь отвращение? Я этого не вынесу!

Я всех променяла на Карла, но сможет ли даже он принять меня другою?.. Он сам говорил, что-то во мне открыло дорогу Мраку… Я не сержусь на брата: он — единственный, кто у меня остался…и да будет так. Я приму то темное чудо, к которому стремилась, я приму его радостно, потому что часть моей души до сих пор тянется к нему…но, если есть возможность спасти мою душу, я буду молить об этом бога и Констана…кажется, он просыпается.»

— Ниже, сударь, запись другой рукой. Рукой Констана. Читать?

Лайнелл лишь молча кивнул.

Я сам не свой. Не смею читать ее дневник. Некогда, в Святой Земле, я не пугался стать лицом к лицу с отрядом сарацин, здесь же боюсь прочитать строчки, написанные моей женой. Я виноват перед нею, виноват страшно: я не уберег ее, я оскорбил ее, моя несдержанность погубила ее отца…удивительно ли, что бог попустил этому чудовищу-вампиру отобрать у меня мою Лизетт, самое дорогое, что было у меня в этой жизни?

К счастью, Карл не погубил ее душу: Лиза раскаивается, сегодня утром она со слезами молила меня о прощении, молила не покидать ее и отпевать после смерти.

После смерти…моя Лизетт! Как же так? Как я не уберег ее?.. Горло перехватывает. Быть такого не может! Неужели там, на постели, чудовищно исхудавшее существо — и есть моя красавица Лиза?

Покарай меня боже, это я не уберег ее. Я оттолкнул ее. Дьявол силен, и я сам своей грубостью толкнул Елизавету в его сети. Как мне вымолить прощение?..

Она уснула на секунду. Просила не оставлять ее.

Перед собой я могу сознаться: я боюсь. Страшно боюсь, ведь я не смог справиться с силой ее брата, я позволил себя усыпить! Нет мне прощения, Лиза, нет мне прощения под этими небесами, и не знаю, будет ли за ними, там, где обитель вечного света. Там, где, надеюсь, наши души смогут повстречаться.

Возможно, лишь огонь чистилища смоет наши чудовищные, но невольные грехи, но что, какое испытание готовит нам всемилостивейший творец, прежде чем мы снова сможем обрести друг друга? Не могу поверить, что потерял тебя навеки, моя Лизетт. Ты почти так же дорога мне, как спасение. Как душа моя. Ведь ты ее часть, Лизонька… Любимая моя.

Господи, молю тебя, не дай ей умереть, не дай ей оставить меня! Позволь нам обоим искупить наши вины перед тобой.

Лиза проснулась. Бедняжка беспокойна, мечется по постели и умоляет ее не оставлять. Я кричу, чтобы в замке закрыли окна, все щели замазали святыми облатками: я не должен оставлять надежды спасти ее. Не должен! Чудовищный это грех — потерять надежду. Хотя порою она мучительна. Недаром ее называют одним из испытаний этой земли, но отчаяние, от которого она спасает наши души — не испытание, это — прямая дорога к погибели. И да спасет меня надежда, любовь и вера. Да приведут они меня к мудрости.

Только свечи горят…Лиза, Лиза, не оставляй меня.