Как управлять поместьем: пособие для попаданки (СИ) - Ольга Иконникова
— Это он вас грамоте учил, да?
Кузнецов кивает.
— Он. Уж не знаю, почему, но его сиятельство с детства меня привечал.
На самом ли деле не знает почему? Или не хочет говорить о том, что мне лично кажется очевидным? Старый граф явно ему благоволил — это признают все, даже Сухарев, который Кузнецова терпеть не может.
В деревне в любое время бывает много ребятишек, но разве заботила графа их судьба? Разве сделал он хоть что-то, чтобы обучить их грамоте? Нет, его приязнь распространялась только на Вадима.
Но обсуждать это стоит явно не здесь и не сейчас. А скорее, не стоит и вообще. Старый граф теперь уже ничего не может рассказать.
Вадим помогает мне забраться в бричку, и через десять минут мы подъезжаем ко крыльцу. Варвара с покрасневшими глазами бросается мне навстречу.
— Ваше сиятельство, банька уже готова. Я уже туда и одежду вашу сносила — вон, гляньте, какая теплая.
Я послушно переодеваюсь в действительно почти горячие сорочку и фланелевый халат. Не отказываюсь и от травяного чаю с чуть более крепкой добавкой.
А когда в спальне появляется Черская, Варя мигом исчезает.
— И чего ты за этой пустоголовой в воду полезла? — говорит тетушка. — А ну-как сама бы не выплыла?
— Неужели, сами бы не полезли? — вопросом на вопрос отвечаю я.
Она досадливо вздыхает:
— И когда ты уже поймешь, что ты — ведьма?
Я заливисто смеюсь. Да какая я ведьма? А даже если и так, то каким макаром я смогла бы использовать это там, на реке?
Единственным случаем целенаправленного применения собственных способностей до сих пор остается встреча с Вадимом той ночью, когда я отправилась в лес за трын-травой. Но даже тогда я сделала это, сама не зная как. Я думаю о Кузнецове, и мои мысли снова направляются в не вполне приличное русло. И что он вдруг мне дался сегодня?
Это всё гормоны играют — оправдываю себя я. Нормальной женщине хотя бы изредка нужен мужчина. А в пользу Вадима играют и внешность, и репутация ловеласа, и некий флёр, который всегда сопровождает старые тайны.
— И думать не смей! — сердито прерывает мои фантазии Глафира Дементьевна.
— Что? — не сразу понимаю я.
Ах, ну как же я могла забыть? В ее присутствии думать о чём-то — непозволительная роскошь. Для нее все мои мыли — как открытая книга.
Но я решаю проявить характер. Да кто она такая, чтобы меня отчитывать? Я тут не по своей воле оказалась и не сижу, сложа руки, а как пчелка тружусь. И не для себя, между прочим, стараюсь — для ее же племянницы. А если я вдруг позволила себе о себе же подумать, так не ей меня упрекать.
— Про мужика этого, говорю, забудь! — шипит Черская.
— А то что? — огрызаюсь я. — Мне у вас совета спрашивать? Да с какой стати?
Она вдруг бледнеет, опускается в кресло, и мне становится чуточку стыдно. Но только чуточку.
— Я не знаю, Аннушка, какие в вашем времени нравы, — уже без злости, а с печалью говорит старуха, — но только у нас для женщины репутация — это всё. И ты сейчас не свою, а моей Анюты репутацию губишь. Ты домой вернешься и забудешь о нас, а тут народ ничего не забудет. Добрая слава лежит, а худая вперед бежит.
В ее глазах появляются слёзы, и мне уже жаль и своих слов, и своих мыслей. Она права — я — продукт совсем другого времени, и мне здешних порядков не понять. А изменить их я не в силах. Хотя от осознания этого мне становится горько.
35. Старое объявление
— Масло нынче по шестнадцать рублей за пуд было. Продали семь пудов. За четверик картошки пятьдесят копеек давали — мы продали всё, что привезли.
Мы с Сухаревым идем по деревне от церкви к особняку. Он рассказывает о губернской ярмарке, с которой вернулся только накануне.
— Как сыр, пошёл ли? — любопытствую я.
С молоком, картофелем и зерном Захар Егорович и сам как-нибудь разберется — ему пока не с руки сильно меня обманывать. А вот новые товары, к которым он еще не привык и которые продавать не научился, моего особого внимания требуют.
— На удивление хорошо пошел, ваше сиятельство, — он, и правда, кажется в недоумении. Взять в Вологду по полдюжины головок сыра каждого вида он не отказался, но сильно опасался, что, не найдя своего покупателя, продукт испортится и пропадет. — Половину по мелочи раскупили, а другую половину я партией в большой магазин на центральной площади продал. И хозяину магазина Илье Зосимычу Диброву очень наш сыр показался. Я взял на себя смелость от вашего имени пообещать через две недели еще партию прислать.
Я одобрительно киваю. Мы уже дважды отправляли сыр в Ярославль, а если еще и в Вологду наладятся поставки, то завод выйдет на хорошие обороты. За это лето мы уже выручили восемь тысяч рублей — почти половину того, что было собрано за весь прошлый год. А ведь ни рожь, ни овёс, ни пшеницу мы еще даже не убирали.
— Илья Васильевич Ганичев для городских нужд двадцать возов сена купить желает, — продолжает рассказывать Сухарев. — И это только на первых порах! Он сперва предложил по четыре с полтиной рубля за воз, да я сказал, что меньше чем за пять вы нипошто не согласитесь.
Вторая половина лета выдалась в нашей губернии дождливой, и те помещики, которые не успели скосить и высушить траву в начале июля, остались без фуража. К зиме цены на сено наверняка поднимутся в несколько раз.
Мы стогов наставили столько, что могли обеспечить фуражом, наверно, половину уезда. Весьма кстати пришлась и конная ворошилка, которая одна могла заменить десятка два женщин с граблями. А уж собирать ею высохшую траву было сплошным удовольствием.
— Желаете мебель в столовой обновить?
Покойный граф не поскупился на гарнитуры для гостиной и спальни, а вот до столовой у него руки не дошли. Я однажды обмолвилась, что шкапы и стулья уж больно стары и скрипучи, а Захар Егорович — молодец! — не забыл. И всё-таки я мотаю головой — нет, не до того пока.
Нужно погасить остаток долга перед уездным обществом взаимного кредита и, наконец, закупить на осенней ярмарке несколько коров и быка холмогорской породы.
— Когда снова в Ярославль поедете, Дмитрия Степановича с собой возьмите. Ему лекарств прикупить нужно. И не экономьте на этом.
Сухарев крякает,
