У смерти твой голос - Екатерина Соболь
В таких случаях обычно говорят: «Мне показалось, что я ослышалась», но я услышала его совершенно ясно, просто не могла взять в толк, зачем он…
– Зачем вы это говорите? – Я решила прямо так и спросить. – Вы не обязаны мне подыгрывать. Я не спрыгну с моста, оттого что вы мне отказали.
Быть рассудительной оказалось не так уж трудно. У Чон Мина был такой подавленный вид, что искренне хотелось снять камень с его души. Так вот из-за чего он переживает весь вечер! Какой же добряк…
– Я говорю это не для того, чтобы вы не спрыгнули с моста. Я знаю, что вы этого не сделаете.
Это прозвучало не как комплимент, а как непреложный факт, будто он реально мог посмотреть в волшебный шар и увидеть там будущее. Хотел еще что-то добавить, но умолк, прислушиваясь. Я тоже прислушалась и различила за музыкой тихий шорох дождя по навесу. От этого стало только уютнее. Обаяние летних вечеров на террасах кафе обычно проходило мимо меня, и сейчас я наслаждалась атмосферой на всю катушку.
Когда дождь зашумел сильнее, Чон Мин запрокинул голову – благоговейный жест, словно он хотел бы оказаться под этими каплями, но навес отделял их друг от друга. Вот романтик! Я чуть сжала руку на его плече, но была не готова к тому, что он в ответ сожмет руку на моей талии, и от удовольствия покрылась мурашками.
«Любовь – это чувство глубокой безопасности и доверия. Раз ощутив, вы ни с чем ее не спутаете. Она окутает вас покоем и безмятежностью», – сказала мне предсказательница незадолго до встречи с Чон Мином, и сейчас я вдруг вспомнила ее слова. А что, если она была не шарлатанкой, а самым точным аналитиком бацзы в мире? Потому что сейчас я чувствовала именно то, о чем она говорила.
Чан Чон Мин смотрел на меня так, будто хочет поцеловать, и сквозь огромное удивление, простое человеческое удивление – зачем это ему, что изменилось со вчерашнего дня? – вдруг прорвалась надежда такой силы, что ее и Андонская плотина не удержала бы. Наверное, это его минутная слабость под влиянием обстановки, но плевать, да пошло оно все, я всего на секундочку хочу почувствовать, каково это – целоваться по-настоящему. Под тихий шорох дождя наши губы сблизились. Я не закрывала глаза, ожидая их соприкосновения напряженно, как астронавт – стыковки космических кораблей.
Он первым сократил расстояние между нами до миллиметра, и в этот момент грянул гром. Ничего особенного, такое регулярно бывает в июне, но Чон Мин от этого раската вздрогнул всем телом, и я обняла его крепче, чтобы унять эту дрожь.
Дождь тут же полил с удвоенной силой: шелестящий звук превратился в мокрую барабанную дробь, тысячи здоровенных капель в минуту разбивались о навес, и народ на террасе начал охать, смеяться и разбирать со стойки свои напитки. Все потянулись внутрь, и мы тоже. Друг на друга мы не смотрели, но Чон Мин нашел мою руку своей, и мое сердце засияло, как лампочка. Значит, у уютного счастья с походами в кафе и спорами на парковках еще есть шанс! Ведь если Чон Мин нравится мне, а я – ему, мы можем…
Ливень разошелся так, что навес прогнулся под тяжестью воды, и толпа, ускорившись, втолкнула нас в бар. Кто-то делал заказ за стойкой, кто-то вызывал себе такси, кто-то просил плед. Девушка-бармен возилась с обогревателем.
Желание поцеловать Чон Мина вернулось, потому что мы стояли сейчас именно там, где произошел мой нулевой поцелуй, и мне хотелось смыть его первым.
– А где Ми Рэ и Гиль? – спросила я, перекрикивая гам голосов вокруг.
Чон Мин начал озираться, но это было бесполезно: снаружи грянул такой гром, что здание вздрогнуло, как соломенный домик эпохи Корё, и погас свет. Видимо, гроза повредила какой-то провод. Отовсюду раздались испуганные вскрики. В кромешной темноте я схватилась за окаменевшего Чон Мина. Следующий раскат грома был таким, что я поняла древних людей, которые приносили жертвы стихиям, чтобы умилостивить их. Дождь снаружи грохотал, бил в окна. Я обняла Чон Мина и подумала не о том, как мы будем отсюда выбираться, а о том, что он, наверное, чувствует себя как в ресторане «Гаксан» за секунду до взрыва газовых баллонов.
– Все хорошо, – зашептала я, прижавшись к нему изо всех сил. – Не бойся, все хорошо.
Он был неподвижен, как доска, руки бессильно висели. Я судорожно погладила его спину. Люди вокруг громко разговаривали, звонили близким, зажигали фонарики в телефонах, вызывали такси, отменяли такси, а мы замерли посреди танцпола, на котором никто не танцевал, и слушали, как бушует гроза. Не просто дождь – ливень из тех, которые вызывают оползни, ливень, о которых рассказывают в новостях.
Само по себе это было уже плохо, но тут я почувствовала что-то мокрое ногами и посмотрела вниз. Где-то протекла крыша, а может, разорвало трубу, но факт оставался фактом: на полу прибывала вода. Поскольку глаза уже привыкли к темноте, я увидела, что люди вокруг тоже испуганно переступают с ноги на ногу, не понимая, что происходит.
– Электричество, – выдохнул Чон Мин, глядя в темноту.
Я услышала его за всем окружающим шумом только потому, что какая-то часть моего мозга была настроена на него, как радар. Чон Мин выпутался из моих рук и пошел куда-то, оскальзываясь в воде. Меня немного задело, что он будто забыл обо мне, мы ведь должны были, как в фильмах, держаться вместе до последнего, но я тут же поняла, о чем он думает, и обида испарилась.
В темноте сияло несколько огоньков – наверное, кондиционер, морозилка и что-нибудь в этом роде, мало ли в баре техники! Приборы, видимо, работали от другого источника питания, чем освещение, и были по-прежнему включены, а электричество плохо сочетается с водой, которая все прибывала, уже промочив мне ноги до лодыжек. К оборудованию обычно тянется куча проводов, и если какой-то из них сильно намокнет… Я помнила сцену из какого-то фильма, где люди стояли по колено в воде и упали замертво, когда сквозь нее прошел ток.
Носки намокли и противно липли к коже, словно ноги мне обернули водорослями. Люди пытались выйти, но снаружи был такой чудовищный ливень, что инстинктивно хотелось остаться под крышей. Толпа загораживала мне обзор, но потерять Чон Мина я просто не могла. Я готова была ловить знакомый силуэт в любой толпе, в любой темноте.
– Прямо
