Сокровище для ректора, или Русалочка в боевой академии (СИ) - Вин Милена
Нет лучше выхода из подобных ситуаций, чем бежать. Бежать или уплывать.
— Попрошу вас остаться, Грант, — до дрожи властно сказал мужчина.
После такой просьбы, которая по характеру больше походила на приказ, хочется не только не двигаться, но и не дышать. Я так и сделала: замерла, почти не дыша, сверля его ожидающим взглядом и видя, как желваки вздуваются и опадают на суровом лице. А когда он неожиданно глянул на меня, я быстро опустила голову.
— Следуйте за мной, — бросил всего лишь, но так холодно и отрывисто, как бьет по лицу злой ветер.
Глубоков вздохнув, я поплелась следом.
Коридоры были пусты, еще не потухшие свечи в канделябрах освещали нам путь; их свет сливался с лунным, проникающим сквозь стекла окон, и играл на иссиня-черных волосах директора. Я залюбовалась этой игрой, позволив себе ненадолго забыть о том, что меня ждет. Хотя я догадывалась, что именно меня ждет. Отчисление, не иначе…
В другом случае придется уповать на железное терпение магистра.
Мы миновали закрытые двери столовой и свернули в узкий слабо освещенный коридор, в котором я еще ни разу не была. Вскоре он вывел нас к двери, а та впустила на кухню.
Стоило мужчине ступить внутрь, как несколько свечей вспыхнули ярким огнем и осветили небольшое, все еще теплое помещение.
— Приготовьте чай, — замерев у тумбы, тихо выдал магистр. — В качестве наказания…
Не веря ушам, не удержалась от вопроса:
— И только?
— А вы хотите что-то еще? — Мужчина резко обернулся, вперил в меня весьма грозный взгляд.
Меж лопаток аж мороз деранул, а сердце ухнуло, точно я с обрыва в море сиганула.
Мотнула головой, и тогда он махнул рукой в сторону шкафчиков и тумб у стены.
— Прошу. Не заставляйте… ждать.
Голос его вдруг изменился: стал ниже, хриплее. Сжав чуть влажные пальцы в кулаки, прошла к тумбам, отыскала в шкафчике маленькую фарфоровую чашку, точно такую же, какую нагло выбила из рук магистра. А после застыла, чувствуя спиной тяжелый взгляд и не зная, что делать дальше.
Я никогда в жизни не заваривала чай. Я всю жизнь в море прожила! Не то что заваривать, даже воду кипятить боюсь!
Кхела, спаси меня от очередного позора…
— В чем дело, Мирабель? — ударили в спину слова, произнесенные ровным голосом, и я почувствовала, как на затылке волосы зашевелились.
Он совсем близко. Так близко, что я слышу его дыхание.
— Забыли, что котелок с водой хранится в печи?
— Конечно нет.
С моих уст сорвался какой-то нервный смешок, и я, взяв чашку, поспешила к большой печи. Коснулась котелка — он показался горячим — и зачерпнула воды.
— Сказать по правде… — тихо протянул магистр, пока я возвращалась к тумбе, — … я уже подумываю о вашем отчислении.
Как гарпун в грудь вонзили — думаю, боль сейчас была одинаковая. Застыла с чашкой в руках, не обращая внимания, что кожу начинает обжигать нагревшийся фарфор, и посмотрела на мужчину. Он говорил серьезно, без тени насмешки или притворства. От этого внутри вдруг сделалось больно, а тело как будто начало сжиматься: похоже, я ссутулилась, еще немного — и совсем осяду на пол.
— Если подумываете, почему не отчисляете? — выдавила из себя и сразу сглотнула подкативший к горлу комок. Комок слез.
Отвернулась, не вынеся этого внимательного взгляда. Отыскала глазами миску с какими-то толчеными травами, отсыпала немного в чашку. Движения были машинальными, словно я делала это уже много раз. Но, наверное, я просто стремилась за работой скрыть волнение, стремилась подавить обиду, хоть и понимала, что в случившемся виновата сама.
Мои поступки были глупыми. Неосмысленными. Тетушка посмеялась бы надо мной, узнай, что я за несколько дней, вместо того чтобы сблизиться с истинным, почти довела его до черты, переступив которую, он пинком выгонит меня из единственного места, где я могу часто его видеть.
— Я давал вам две недели, — уклончиво ответил магистр. — Они еще не прошли.
Я не верила. Не верила, что это было единственной причиной, по которой он до сих пор терпел мои выходки. Даже устанавливаемые им наказания были в мягкой форме. А это совсем не вязалось со статусом академии и с его статусом — статусом жестокого человека, каким я увидела его в нашу первую встречу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Как говорила Гвен, Хелию отправили в школу, чтобы та преподавала. Так ее наказали за скандал в лавке целительницы. А меня что? Меня заставляют заваривать чай! Чай, покарай его морской дьявол!
Нет, я конечно не жалуюсь… Это лучше, чем драить стены конюшни или сортира… Но это особенное отношение вызывает множество вопросов.
И пока я не получила ответ ни на один из них!
Оставив чашку с почерневшей от трав водой, обернулась, зыркнула на мужчину, сощурив глаза. Он даже слегка удивился от такой неожиданной смены настроения: приподнял брови, стоя со сложенными на груди руками.
— Вы уверены, что это единственная причина? — спросила настолько дерзко, насколько могла.
Пусть знает, что я намерена выбить из него всю правду. Здесь и сейчас!
Но его холодный, равнодушный ответ в одно мгновение уничтожил мой настрой:
— Более чем.
И все…
Два слова, один жесткий взгляд — и вся моя уверенность убежала, поджав хвост, оставив меня, напуганную и пристыженную, наедине с человеком, который и стал для меня настоящим наказанием.
— Чай готов?
На лицо магистра наползла слабая улыбка, слегка смягчая его резкие черты. А мне, напротив, было не до смеха. Глубоко внутри что-то заклокотало. Как мне казалось, обида — и из-за того, что я все испортила, и из-за того, что осталась одна. Совсем не вовремя вспомнился поступок тетушки, расстроив меня еще больше.
— Готов, — бросила быстро и, плотно сжав зубы, чтобы подавить слезы, отступила вправо.
Не заплачу. Не сейчас. Не при нем.
Магистр взял чашку, поднес к лицу, вдыхая запах, а затем сделал быстрый большой глоток и… скривился.
Еще и чай гадкий… Прекрасно.
— Это… — Мужчина облизнул губы, выдохнул, поставив чашку обратно на тумбу. — Потрясающе, Мирабель…
Он кашлянул в кулак, не глядя в мою сторону, чему я была очень рада, поскольку сдержать удивление у меня не получилось.
Ага, «потрясающе». Ни за что не поверю, что ему понравилась эта вода с непонятными травами. Хотя по запаху я предположила, что это лантана; не раз тетя использовала ее в приготовлении зелий. Запах лантаны имел странную резкую смесь мяты и лука.
— Вы шутите?
— Возможно, немного, — улыбнулся вдруг магистр. — Не хотел вас расстраивать: вы и без того выглядите грустной. Но чай… да… не самый лучший в мире.
Против воли губы растянулись в улыбке, и я потупила взор — в смущении или потому, что было стыдно за первый и, похоже, последний приготовленный мною чай.
— Должно быть, новость об отчислении расстроила вас, но я говорил серьезно, Мирабель.
— Простите, магистр, — сказала тихо, не возвращая к нему взгляда. Все стояла, сцепив перед собой пальцы, да пялилась на ножку стола, будто та была самой интересной вещью в Аркусе. — Я не хотела проливать на вас чай… Вернее… так просто вышло. Извините.
— Я говорю не об этом.
Серьезность тона напугала, но я отважилась поднять на мужчину глаза. Смотрела, затаив дыхание, ожидая объяснений, как приговора.
— Некоторые профессоры нелестно отзывались о вас. В частности, профессор Черош. Он говорил, что вы хорошо разбираетесь в ингредиентах, знаете свойства трав, и хвалил вас за это. Но его насторожило, что вы не можете сварить даже простое целебное снадобье самого низкого уровня.
Мерзкий Черош! Я не понравилась ему с первого дня, а потом он и вовсе воспылал ненавистью, когда я опоздала к нему на урок.
Но, в общем-то, он был не виноват, что я не могла сварить зелье. Пусть и следовала инструкции, знала травы и применяла их в приготовлении, но каждый раз что-то шло не так: то дозу неправильно рассчитаю, то залью кипятком вместо теплой воды, то даже огня не разведу для котелка. Виной всему была рассеянность, мысли об истинном и о тетушке. От расстроенной меня толку мало. А когда я совсем подавлена — тем более.