Выпью тебя, но спасу, или Любовь разрушит мир (СИ) - Искра Карина

— И все же ты хочешь воевать, — я не спрашивала, а утверждала.

В зал вбежала знакомая девица, оставила на столе бутылку, два стакана, и удрала.

— Я не хочу воевать, — мотнула головой Мина, сноровисто откупоривая виски и разливая. — Да, может, я хочу поставить отца на место, хочу утереть ему нос… Но не так. Не так радикально. Это ведь только локальная война дочерей и отцов, зачем кого-то включать в семейное?.. Интересно, кстати, узнать его мнение на этот счет.

И махом опустошила стакан.

— Тогда почему ты все-таки воюешь и ничего не предпринимаешь для изменения ситуации? — поинтересовалась я, не прикасаясь к алкоголю.

— Потому что не вижу другого выхода, — просто ответила Мина, и я вдруг поразилась: а ведь действительно мы иногда творим какую-то фигню только потому, что не знаем, как можно по-другому!

Это заставило откинуться на спинку стула и задумчиво похрустывать суставами пальцев. Мулатка молча пила, периодически зависая взглядом в пространстве.

— Так ты говоришь, что нужно устроить великую бойню? — разлепила она вдруг рот, поворачиваясь ко мне.

— Я так говорила, — медленно кивнула, — но на самом деле я так не считаю. Извини, что солгала, но мне было кое-что от тебя нужно.

— Что? — изменилась Мина в лице.

— Правда. Мне нужно было знать, почему вы с отцом в ссоре. Ведь война давно подогревалась в ваших умах, а тут еще и личные счеты. Выходит, остальные, кто поддерживает войну — тоже имеют зуб на кого-то из оппонентов.

— Не обязательно! — прыснула Мина, которая, кажется, не соизмерила размеры бутылки и собственную выносливость. — Представь, тебе всю жизнь вталдычивали в голову, что диетики — зло! И мы верили!.. Пока не решились проверить. А ты знаешь, сколько процентов из ста проверяют все убеждения, которыми напичкали их родители? Жалкий мизер! Вот ты из наших, из мизера? Или та, которая идет за всеми, потому что так воспитали?

— Очевидно, что из мизера, — невольно фыркнула, отставляя от Мины виски, — иначе бы не начала свою деятельность по спасению человечества, а сложила бы лапки и плыла по течению.

— Вот! — подняла палец вверх мулатка. — А теперь усомнись в том, что ты права, удмая, что человечество нужно спасать! Вероятно, нелюбовь к войнам в тебе заложена с детства, а ты сама этого и не осознавала! Всегда нужно во всем сомневаться…

— Не во всем, — не согласилась я, хотя на секунду стушевалась. — Я выросла и теперь могу вытаскивать накопленное родителями, проверять, подходит ли оно мне? И отбрасывать, если не подходит. И соглашаться, если нравится это убеждение. Поэтому я согласна с тем, что война — это зло.

— А как же очищение? Ведь на смену старому придет новое.

— Очиститься можно как грубо, так и деликатно. Пока в нашем сознании будет мысль, что мы имеем право вторгаться в чужое пространство, в чужие жизнь и здоровье — мы будет идти по легкому, но разрушающему пути.

— Хватит философий, — замахала руками Мина.

— Я поняла, что у вас между кланами вражда, прямо как в «Ромео и Джульетте», — кивнула, поднимаясь с места. Внутри клокотало пока еще сдерживаемое раздражение. — Вы не знаете, почему должны драться, но точно уверены, что хотите этого. Уверена, что поэтому много кто перешел кому дорогу, и посему старое убеждение создало новых, свеженьких проблем. И, выходит, война не остановится, пока мы не решим проблему на корню.

— И как мы это сделаем? — хмыкнула Мина, потягиваясь.

— Если я предложу тебе помириться с отцом и записать это на видео, ты согласишься? — исподлобья посмотрела я на нее.

— Что?! — женщина аж подскочила на стуле. — Я должна мириться?! Это он превратился в тирана! Да и зачем тебе это все на видео?

— Чтобы дать остальным биовампирам понять, что раз потомственные могут решить свои личные проблемы, то и остальные сумеют понизить градус и, успокоившись, обсудить с близкими людьми сложившуюся ситуацию.

— Это не поможет. Пока человек сам не захочет измениться, он не изменится.

— Это верно. Но, — я вспомнила Егора, — что, если каждый поймет, что после смерти противника он получит совсем не то, что ожидал? Что, если каждому нужна совсем не смерть?..

— Милая моя девочка, — покачала головой Мина и поднялась на ноги. Покачнулась, но устояла. — Может, я слишком устала, может, уже опьянела, но одно я знаю точно: мой отец не захочет мириться, пока я не признаю, что виновата. А я себя таковой не чувствую, — голос женщины внезапно заледенел. — На этом все. Разговор окончен.

— А я не считаю, что ты виновата, — сказала я ей в спину, и Мина замерла. — И я бесконечно уверена, что вам с Артуром просто нужно поговорить. Вот и все. Даже на видео можешь не записывать, это действительно убьет всю атмосферу откровенности. Просто… Просто поговори с отцом. Не с главой клана, а с папой, который баюкал тебя на своих руках. С папой, который подкидывал тебя в воздух и неизменно ловил, наслаждаясь детским смехом. С папой, который внутри Артура все еще живет, просто спрятался. Увидь его. Дай ему шанс стать отцом снова.

— Проникновенно, Ника, — обернулась Мина, на ее лице поселилось грустное ехидство. — Но моего папы там больше нет. Нам не о чем больше разговаривать с главой клана гедонистов.

И женщина вышла, оставив меня наедине с тяжелыми мыслями. Что ж, пора приниматься за план Б — выводить на арену человечество. Егор возьмет на себя политика-диетика, а я попробую проникнуть к самому президенту. Потомственный я биовампир или как?! Справлюсь!

Потому что другого выхода нет.

Человечество в деле

Когда у человека нет выхода, он становится смелым и отчаянным настолько, что ему все по плечу.

Я загнала себя в такую ситуацию, что не видела для себя иного выхода, как отправиться к высшим мира сего. У меня есть только способность внушать чувства и манипулировать ими — и я ею воспользуюсь. Да, я превращусь в такую, какой хотел меня видеть Руслан. Но все это — ради человечества. Ради мира.

Возможно, ради мира в моей собственной душе.

— У них сегодня собрание, — подошел сзади Егор, пока я ждала его у входа в величественное светлое здание.

— Напугал, — у меня правда екнуло сердце, а ноги ослабели. Мне попросту было страшно идти одной в неизвестность. Одной — потому что у нас с Егором на сегодня разные задачи.

Он отправится договариваться о поддержке диетиков, сделав вид, что предает гедонистов. Я была против такого его решения, но парень настоял, прерывая мои отказы твердым:

«— Я накосячил, я готов нести ответственность».

Я же, поскольку могу управлять чувствами других, взяла на себя жуткую ношу — найти самого здесь главного и дать понять, что человечеству грозит кабздец. Пора министрам врываться в игру, а то люди абсолютно не понимают, из-за чего на улицах то и дело происходят вооруженные стычки.

— Все будет хорошо, — Егор улыбнулся мне, как когда-то до всего вот этого. — Ты справишься.

— Ага, — слабо ответила я. — Ну что, идем?

— Где твоя решительность? — Егор усмехнулся и протянул мне руку. — Войдем вместе.

Он не боялся, что нас выгонят, потому что был уверен в моих новых способностях. Я же переживала, что не справлюсь. И, даже не думая о романтической составляющей, вложила свою руку в мужскую ладонь. Та мгновенно согрела мои ледяные пальцы, и я, как ни странно, почувствовала себя лучше. Блин, здорово, когда в тебя верят, и когда тебя поддерживают!

Мы вошли в широкие двери, и нас ждало первое препятствие.

— Вы к кому? — подскочил охранник, и я мгновенно включила внушение.

— Мы Григорову Михаилу Ивановичу*, — солидно произнес Егор, который для этой вылазки принарядился в костюм и белую рубашку. Хорош, зараза… Ну да не до любований сейчас.

*Все имена в этой главе и в книге в целом вымышлены, совпадения случайны.

— Ваши паспорта, — попросил охранник, протягивая руку. Я чувствовала, как его чувство долга борется с доверием, которое я так усердно выплескиваю. Кстати, в этой процедуре есть сходство с «дарением чувств»: та же серебристая нить, та же отдача… Только что не любовь переходит.