Мои волки. Любовь истинная и нет (СИ) - Жнец Анна

В полумраке спальни я останавливаюсь напротив зеркала и долго рассматриваю свое отражение. Я беременна, беременна от Эштера. Гор в курсе. Собственно, поэтому мы и расстались. Жених бросил меня, узнав об измене. А теперь приехал поговорить. О чем? Минута уходит на то, чтобы унять взбесившееся сердце. Еще две — я пытаюсь дрожащими руками застегнуть на груди халатик.

Гор ждет за кухонным столом — там, где ему велели. Стоит мне войти в комнату, и он вскакивает со стула, шагает навстречу. Судя по уверенным движениям, пока меня не было, он успел протрезветь.

— Нам надо поговорить, — повторяет Гор и вторгается в мое личное пространство. Подходит почти вплотную. Так близко, что меня окутывает его запахом, его теплом. Я словно попадаю в жаркое облако.

Обоняние у беременных самок обостряется. Не у всех, но я в числе счастливиц, поэтому за вонью алкоголя чую кое-что еще. От Гора пахнет женщиной. Волчицей. Соитием.

Он явно мылся, и не один раз. Совершенно точно пользовался специальными салфетками. Пытался уничтожить улики, да только ничего не вышло. Я все равно почувствовала то, что от меня надеялись скрыть: Гор с кем-то трахался. Не так давно.

У меня нет никакого морального права закатывать истерики или упрекать бывшего жениха в измене. Мы расстались. Гор волен делать все что вздумается. Иметь кого захочет, не заботясь о моих чувствах. В наших отношениях поставлена жирная точка.

Или я ошибаюсь?

Почему-то же он пришел. О чем-то же хочет поговорить. Даже выпил для храбрости.

А чего я сама жду от этой встречи?

Тишина между нами звенит, напряжение растет. Кислород постепенно исчезает из комнаты. Мои вдохи и выдохи становятся все длиннее, но пальцы не дрожат — больше нет. Я терпеливо жду, пока Гор скажет то, ради чего пришел.

И он говорит. Уверенно. Не отводя взгляда.

— Элен, вернись ко мне. Мне плохо без тебя. Давай забудем о том, что было. Я собираюсь уйти из стаи. Начать новую жизнь. Все с чистого листа. Пойдем со мной. Если разрешишь, я поставлю тебе метку. Пожалуйста, будь моей самкой.

От изумления я немею, но быстро беру себя в руки. Cовсем недавно я мечтала услышать от Гора такие слова. Душу готова была продать, чтобы любимый меня простил и вернулся. Отчего же теперь мой тон язвителен, полон сарказма?

— Я, вообще-то, беременна. Не от тебя. Или ты забыл?

Взгляд Гора падает на выпирающий живот. Ни ночнушка, ни халат не способны скрыть мое состояние.

— Я помню, — медленно говорит волк и смотрит, долго, пристально, так, что хочется отвернуться.

— И? Все равно согласен поставить метку? Собираешься растить чужого ребенка?

— Собираюсь растить чужого ребенка.

О предки, услышь я это месяц назад, скакала бы от счастья до потолка. Помани меня Гор пальцем, и я бы ковриком расстелилась у его ног. Вприпрыжку бы побежала заглаживать свою вину. Месяц назад. Не сейчас.

Когда-то я дышала этим мужчиной, жила им, из кожи вон лезла, пытаясь быть для него лучшей, самой-самой, а теперь смотрела в некогда любимое лицо и чувствовала недоумение.

Столько лет ломать себя… Ради чего?

— Нет, — я качаю головой и пячусь к двери. — Я не хочу быть твоей самкой. Мне это больше не нужно.

Глаза Гора распахиваются. Брови взлетают вверх. Он не ожидал такого ответа, считал меня прежней, беззаветно влюбленной в него Элен — дурочкой, готовой броситься ему в объятия по щелчку пальцев. Но я изменилась. Стала другой.

Дар речи возвращается к моему бывшему далеко не сразу.

— Почему? Почему ты отказываешься…

— Мне надоело.

— Я не понимаю.

Он и правда не понимает. Не понимает, насколько тяжело себя насиловать, играть роль сексуальной куклы, мило улыбаться, когда на душе паршиво и хочется разрыдаться от страха и напряжения. Но я объясню ему. Почему бы и нет? 

— Надоело казаться идеальной. Знаешь, я ненавижу красные платья, каблуки, косметику. Ненавижу одеваться как шлюха.

Гор хмурится. До него по-прежнему не доходит.

— И? При чем здесь это? Как связан твой отказ с тем, что ты не любишь красные платья?

Его непонимание бесит.

— Я одевалась так для тебя! Чтобы быть привлекательной. Для тебя! Потому что красные платья нравились тебе.

— Элен, это какой-то бред. Я ничего не требовал. Ни о чем не просил.

— Не просил, но я боялась тебя потерять. Тонны косметики, каблуки, неудобное кружевное белье. Я хотела быть в твоем вкусе.

Гор с силой трет лицо ладонями. Проходится вдоль стола, чертыхаясь сквозь зубы.

— Дебилизм. С чего ты взяла, что мне нравятся красные платья? Что я фанат размалеванных кукол? Мой любимый цвет, вообще-то, синий. Но даже если бы ты носила серые бабушкины балахоны, даже если бы серо-буро-малиновые, я бы все равно тебя любил. Почему мы вообще обсуждаем сраную одежду? У меня мозг сейчас взорвется. Я тебе про метку, а ты мне про гребаные тряпки. Какая, к черту, разница, как ты выглядишь, Элен? Мы с тобой были вместе пять лет. Пять лет! Или думаешь, что все эти годы я жил с тобой из-за длинных ног и упругой задницы? Очнись! Вокруг меня вились сотни красоток с такими же ногами и задницами. Но я любил тебя. Тебя. Из-за красных платьев? Ты смеешься надо мной?

Мне нечего ответить. Я ошеломлена. Все вдруг становится с ног на голову, переворачивается вверх тормашками.

— Я спала накрашенная, чтобы…

— Боги, Элен! — Гор раздраженно лохматит волосы. — Опять ты за свое. У нас нет более серьезных тем для разговора? Ты спала накрашенная. Чтобы я, упаси духи, не увидел в тебе живую женщину? Так я видел. Видел тебя без косметики. Сюрприз! Ты болела, помнишь? Лежала на кровати бледная и растрепанная. А под глазами у тебя были вот такие, — Гор показывает на себе, — черные круги.

Я качаю головой. Не могу осознать то, что услышала. Получается… я все себе придумала? Сама придумала — сама поверила?

Принять эту мысль тяжело. Она, эта мысль, ломает привычную картину мира. Превращает меня из жертвы в идиотку, виноватую в собственных проблемах. А чувствовать себя идиотом никому не нравится. Потому первое безотчетное желание — оправдать свои ошибки, переложить ответственность на Гора. И мне есть что ему предъявить.

— Я не хотела спать с двумя мужчинами. Когда ты предложил мне попробовать втроем, я не хотела.

Мои слова заставляют Гора окаменеть. Я в буквальном смысле вижу, как на его лицо набегает тень и черты теряют подвижность.

— Ты не хотела, — повторяет он то, что я сказала, а потом кричит. Кричит, не заботясь о тонких стенах, о невольных свидетелях, о том, что мои родители могут находиться в соседней комнате: — Элен, черт возьми, так почему ты молчала? Почему согласилась? Думаешь, я не услышал бы твоего «нет»?

— Думаю, ты мог меня бросить, — говорю я и снова чувствую себя дурой.

 Гор мотает головой, будто не верит своим ушам.

— Я не понимаю, что за каша у тебя в мозгах, Элен. Просто не понимаю!

Может быть, в мозгах у меня и каша, но одно я знаю точно.

— Ты никогда не заботился о моих чувствах. Не интересовался желаниями. Принимал мои жертвы как должное. И ни разу не попытался понять, чего я в действительности хочу.

— Не надо было никаких жертв. Я их не просил. Почему ты не могла просто быть самой собой?

— Потому что ты не полюбил бы меня такую, какая я есть.

— Возможно. Только ты не дала мне и шанса это проверить.

Мы молчим. Долго. Мучительно. Целую вечность. Кажется, за то время, что мы стоим друг напротив друга в оглушительной тишине, успевает зародиться и погибнуть несколько цивилизаций. Голова пухнет от вопросов и кажется мне пчелиным ульем, в котором шумят и носятся безумные мысли-насекомые.

Все это время, все эти долгие пять лет я заблуждалась, напрасно себя насиловала? Или Гор лукавит, когда говорит, что полюбил меня не за внешность и не за удобный характер? А если он не врет... что мне делать с открывшейся правдой?

— Забудем плохое, — Гор первым нарушает невыносимую тишину и тянется, чтобы меня обнять. — Мы еще можем все исправить. Давай перевернем страницу и начнем новую жизнь. Оставим обиды в прошлом. Завтра я уезжаю из города. Хочу, чтобы ты отправилась со мной.