Сон и Пепел (СИ) - Анжело Алекс

Да, меня достигали особенно яркие эмоции, но они были размытыми и нечеткими. Всего лишь показывали чужое настроение подобно тону голоса и выражению лица. Если целенаправленно копаться в них, все иначе.

— Почему же?

— Это слишком личное.

— Ты ведь не знаешь их мыслей. Это всего лишь чувства, которые предстоит еще правильно понять. Если тебе нечего скрывать, то и поделиться эмоциями не будет проблемой, — рассуждал он. — Не так ли? Я, например, совсем не расстроюсь, если ты прямо сейчас прочтешь мои чувства.

Так легкомысленно… Он не ведал, о чем говорил.

Но я остановилась на ступеньке.

— Рано или поздно у тебя появится то, что ты пожелаешь скрыть от меня. Чем ближе общение, тем больше я начинаю понимать. Никто не пожелает постоянно быть открытой книгой.

— А как же твой брат? И эта девушка… Айвен? — возразил Люций, не теряя свой веселый настрой.

Я не ответила. И, отведя взгляд, проговорила:

— Я не буду вмешиваться. И тебе советую поступить так же. — Мой голос звучал строго. Перед тем как уйти, повинуясь внутреннему порыву, я добавила: — Если тебе есть что поведать наставникам, я могу сделать это вместо тебя. Ты привлекаешь слишком много внимания, как бы не случилось беды.

— Неужели ты беспокоишься за меня, Сара? — обрадованно спросил Люций, а я вздрогнула. Ведь правда, зачем я забочусь о нем?

— Нет. — Я повернулась и пошла прочь.

— А все выглядит именно так! — крикнул он мне вдогонку.

В этот момент Морана догнали друзья, в компании которых он поднимался по лестнице вслед за мной. Я почти забыла, что у нас совместное занятие.

— Перестал бы ты ее злить. Она точно когда-нибудь тебя зарубит, — тихонько предупредил Рафаиль, но я прекрасно его расслышала.

— Как она может зарубить друга?

Я прибавила шаг, увеличивая расстояние между нами.

На следующем занятии наставник затронул тему тайных знаний — у многих фамилий хранился в рукавах козырь, особенная магия, что возвышала семью над остальными. И я подумала, что знание Мораном фларканского языка как раз и является этим преимуществом.

Взгляд раз за разом невольно обращался к Люцию. И я вдруг поймала себя на том, что слишком много думаю о нем. Тот хаос, что он создавал вокруг себя, никого не оставлял равнодушным. Этим Моран вызывал симпатию у учеников академии. Он владел просто-таки мистической способностью располагать к себе всех и быть в центре внимания. Даже светлые дэвы в столовой, пусть и бранили его, но в самом деле не говорили это всерьез. Пример Айвен оказался наглядным.

Люций обернулся, застав меня врасплох. Я порывисто отвернулась.

А буквально через несколько секунд на мой стол приземлился клочок бумажки. Это одна из многочисленных записок, которые я не открыла. И подозревала, что, даже открой я хоть одну, она оказалась бы пустой. Юношу, скорее всего, позабавило бы то, что я вообще к ней притронулась.

— Моран, — вдруг позвал наставник. — Я понимаю, что вы неровно дышите к Сорель, но хватит мусорить в моем кабинете.

— Что вы, наставник. Меня просто восхищает образованность и сила дэвы из ордена Сорель, — не смутился Люций.

— Хм, понятно. Но восхищайтесь не на моих занятиях.

Учитель продолжил лекцию, а я с усилием сжала перо, готовая провалиться сквозь землю. Смущение смешивалось пополам со злостью и досадой.

Прошел всего день, и до того как солнце скрылось за горизонтом в Академию Снов вернулась группа Фредерика. Они возвратились одними из первых. Обычно каждый курс делили на два-три отряда и таким составом отправляли на охоту в сопровождении наставника.

Тем же вечером я сидела в своей комнате на кровати, согнув ноги в коленях, и рассматривала книгу на древнем языке. Некоторые символы можно было отыскать в справочнике, но их оказалось всего пара десятков. Каждый знак имел свой смысл, который сразу менялся, стоило появиться даже едва заметной черточке. Я несколько дней искала труды о фларканском языке в библиотеке, но приходилось довольствоваться лишь крохами ничего не значащей информации. Нигде не нашлось ни подробного объяснения структуры языка, ни хотя бы перевода текста, соседствующего с оригиналом. Авторы, написавшие целые фолианты, раздули скупые сведения до неведомых размеров, приходилось разыскивать скудные знания как иголку в стоге сена.

Вдруг раздался стук. Вскинув голову, я почти сразу обнаружила источник шума — кто-то кидал камешки в деревянные ставни. Окна в домиках были без стекол и закрывались перегородками изнутри.

Улыбнувшись, я поднялась на ноги. Полы мантии с легким шорохом скользнули к полу. Подошла, впуская гостя внутрь.

Первым в комнату попал прохладный влажный воздух, а следом, подтянувшись на руках, забрался Фредерик. Брат был без мантии, в одной нижней рубахе и короткой накидке, перевязанной поясом, — в подобном обычно ходили на тренировки, чтобы не запачкать выходной наряд.

Лишь когда я закрыла ставни, он заговорил с наигранной обидой:

— Ты даже не пришла меня навестить…

— Подумала, что ты предпочтешь отдохнуть. — Я быстро подошла к кровати и подняла обе книги с покрывала. Закрыв, убрала в дальний угол полки, на которой ровными рядами стояли другие сочинения.

Сделала это не задумавшись. Наверное, потому что не желала, чтобы брат задавал вопросы.

— Ты же знаешь, я полон энергии, даже весь день в пути не мог меня изнурить! — Несмотря на свои слова, Фредерик лег поперек постели, заложив руки за голову. Его что-то беспокоило.

— Что-то произошло в дороге? — спросила я, садясь на краешек кровати.

Смотрела внимательно, пытаясь уловить каждую эмоцию на его лице.

Он глубоко вздохнул.

— На самом деле ничего опасного. Наткнулись на оскверненную тьмой вещь — лопату могильщика. Мужчина использовал ее на протяжении многих лет. — Фредерик говорил хрипло, прикрыв глаза.

— И что она делала?

— Копала. Точнее, закапывала.

— Людей? — нахмурилась я. На самом деле вот такие проявления энергии из Серого мира, отнимали не мало жизней.

— Нет, петухов. — Выражение моего лица рассмешило дива. — Мужчина был божьим одуванчиком, пусть и занимался всю жизнь столь мрачной работой. Но теневая энергия требовала жертв и ухватилась за то, что могильщика будили крики петухов, не давая выспаться.

— Необычно, — заметила я.

— Еще как, — подтвердил он и замолчал. Улыбка с его лица бесследно исчезла. — Я получил письмо из дома.

Мысли о Долорес вновь дали о себе знать. Обычно я была куда смелее, но в этот раз старалась все тяжелые думы гнать прочь. Однако не получалось. Я постоянно вспоминала наше прощание, когда, изучая слабый вид старой женщины, я подумала, что, возможно, вижу ее в последний раз. В тот момент я не осознала всю глубину своих размышлений, а теперь боялась, что они окажутся пророческими.

— Отец в курсе разрушения реликвий в академии… — вдруг произнес Фредерик совсем не о том, чего я ожидала. — И он зол на то, что это продолжается столь долго. Может, мне стоило бы самому начать поиски?

— Думаю, этого он от тебя и добивается. Но пока ты только ученик, и он не вправе этого требовать. — подумав, сказала я. — Нельзя прыгнуть выше головы. Но я знаю, что, когда наступит время, твое имя будет не один раз записано в хрониках. Тебя запомнят.

Я произнесла это без каких-либо сомнений, уверенно. Но мои слова не слишком его убедили. Я уже давно полагала, что Фредерик рассказывал мне далеко не все, что происходило в его жизни. С тех пор, как отец стал все больше посвящать его в управление орденом, брат изменился.

— Я могу помочь. Снимешь ограничитель? — Не знаю, почему предложила это именно сейчас. Я так давно не влияла на его эмоции.

Брат быстро глянул на меня. Мужская рука поднялась, сначала касаясь шеи, а потом и витой цепочки. Вытащив из-под одежды голубой кристалл, увитый серебряными лозами металла, он несколько секунд задумчиво смотрел на ограничитель, когда-то сотворенный мною. Моим подарком был лишь осколок, а оправу див создал сам, своими руками.