Не буди Лихо (СИ) - Ли Марина

Вся жизнь пролетела перед моими глазами, а виденные мною до этого кошмары вмиг показались наивным лепетом несмышлёного младенца. Ибо на этот раз всё происходило на самом деле. Я взяла забытую кем-то вилку и, ежесекундно сглатывая, дрожа коленками и подбородком, крадучись направила свои стопы на шум. И ровно через пять минут узнала, что такое оргазм, но к сексу это не имело никакого отношения, конечно. Просто когда я увидела, что весь тот шум произвели отклеившиеся от стены фотообои, которые Буся зачем-то поклеила накануне, я почувствовала такую жаркую волну, такое невыразимое ощущение, такой взрыв эмоций, что… Пожалуй, ТАКОГО с тех пор мне испытывать не приходилось.

Впрочем, в тот момент, когда Стёпка предложил мне закрыть глаза, я об этом не вспомнила. Эта история пришла мне на ум гораздо позже и при других обстоятельствах, а в тот момент я вытерла повлажневшие ладони о собственные коленки и с замиранием сердца пробормотала:

— Обязательно.

Стёпка выдохнул, совершенно неожиданно перекрестился, причём я даже не успела съязвить на этот счёт, ибо Бусину веру он неизменно поднимал на смех, оскалился по-волчьи, прорычав что-то отрывисто на незнакомом мне языке, и мир за окнами внедорожника дрогнул. В прямом смысле этого слова. Горизонт вильнул куда-то вверх и закрутился спиралью, а затем всё поглотила непроглядная ночь, чернильная, густая и липкая. Эта тьма была смертью. От неё пахло тленом и разложением, свежей землёй, пеплом сожжённых костей и приближающейся грозой.

— Мамочки! — скорее подумала, чем произнесла я, и, наверное, впервые заорала от страха, который к моим снам не имел вообще никакого отношения, едва не оглохнув от собственного крика. Зажмурилась изо всех сил и вцепилась то ли в Стёпку, то ли в удерживаемый им руль, то ли в то существо, что потянуло ко мне свои бесконечно пугающие, туманные щупальца. По-моему, я умоляла брата остановиться, клялась, что всё расскажу, что признаюсь в чём угодно, обещала не разговаривать с ним до конца жизни и вслух надеялась на то, что Бог лишит меня разума или хотя бы сознания…

А потом всё закончилось.

Словно и не было ничего.

Было шоссе, упирающееся в уныло-урбанистический дождливый горизонт, здание огромного гипермаркета с наполовину заполненной стоянкой, внезапно заигравшее радио, визг тормозов и шокированный взгляд Стёпки.

— Машка, ты в порядке? — выдохнул он. — Я же говорил, закрой глаза.

А я рванула ремень безопасности и выдавила сквозь намертво сцепленные зубы:

— Дверь!!

Братишка всегда понимал меня с полуслова, поэтому пока меня рвало на мокрый асфальт, достал откуда-то бутылку минеральной воды и упаковку влажных салфеток.

— Никогда больше, — поведала я, обретя возможность говорить, — не пользуйся этой штукой.

Откинулась на спинку пассажирского сидения и прикрыла глаза. Брат, не говоря ни слова, щёлкнул моим ремнем безопасности и, судя по звукам, повозился со своим. Он молчал. Я не открывала глаз, но мне это и не надо было, я и так знала, что он сидит, положив руки на руль, и испытывает его на прочность, сжимая сильными пальцами. Знала, что хмурится, отказываясь на меня смотреть. Знала, что подбирает слова…

Наконец, послышался тяжёлый вздох. Правильно, не нужно сейчас пытаться меня переубедить. И приставать не нужно. Я слишком взвинчена после пережитого ужаса. Настолько взвинчена, что на секунду даже забыла о том, что случилось в кабинете Чапая.

Однако уже через пять минут я поняла, что поторопилась приписать Стёпке чувствительность и понятливость. Чувствительности в нём было ровно на столько, чтобы отличить кипяток ото льда, да и понятливостью он не сильно отличался от моего кактуса.

— Да нормальная она… — проговорил он, загнав машину на стоянку гипермаркета и помогая мне выйти. — Просто не доработана ещё, вот неподготовленные и…

Я оборвала его гневным взглядом, и, что самое странное, он замолчал.

— Стёпка, это смерть. Веришь? — провела указательным пальцем по своей шее и вздёрнула его вверх, изображая повешение. И пока братец недоверчиво моргал, зашагала ко входу в магазин.

Он догнал меня метра через три, схватил за руку, заставляя обернуться. Краска схлынула с его взволнованного лица, а вот глаза наоборот стали удивительно яркими, двумя пальцами он схватил мой подбородок и голосом, нетерпящим возражений велел:

— Что ты видела? Рассказывай.

Я облизала пересохшие губы и опустила веки. Переживать ещё раз встречу с тем, что протащило нашу машину сквозь триста километров за тридцать секунд, не хотелось, но Стёпка должен был понять, что я не преувеличиваю и не шучу. Что мои чувства меня не обманывают.

— Я видела воронку, — произнесла я. — Чёрную.

— Так, — согласился со мной брат, и стало понятно, что он её тоже видел. Уже лучше. Значит, я тем более права, если это не было галлюцинацией.

Тряхнула головой, не в силах подобрать нужные слова, и тут неожиданно меня осенило:

— Помнишь, — заторопилась я, — ты меня водил в планетарий? Там ещё был макет чёрной дыры. Мы забрасывали в неё резиновый шарик, и его крутило-крутило-крутило, по спирали затягивая в центр…

— А потом он с диким грохотом выкатывался внизу, — нетерпеливо закончил за меня Стёпка. — Ты верно угадала. Именно так эта штука и работает.

— Стёп, не перебивай. Не в этом проклятом принципе дело, а в том, из чего сделан макет. Тот был из пластика. Этот, — я кивнула за спину, где тёмной глыбой возвышался внедорожник, — из чужих жизней. Ты же вскрывал могилы. Должен знать. И запах. И чувства. И… не забывай, пожалуйста, кому досталось Бусино…

— Цыц! — он так быстро закрыл мне рот ладонью, что я даже пискнуть не успела, склонился так, что кончиком носа прижался к моему, и прошептал:

— Вот об этом не то что вслух говорить, даже думать не смей!

Бровями я попыталась изобразить абсолютное согласие, но в следующую секунду Стёпкин взгляд сместился куда-то мне за спину, в мгновение ока из раздражённо-встревоженного превратившись в панический. А потом я услышала недоверчивое:

— Ой! — и даже зажмурилась от досады. — Да быть не может!

И едва не застонала, услышав продолжение:

— А я, наивная, ей личную жизнь устраиваю! Машка, ты когда собиралась мне рассказать, что вы помирились?

Медленно-медленно моргнула, пытаясь представить, как мы со Стёпкой смотримся со стороны. Я, маленькая и растрёпанная, в еще влажном после дождя из жасминового чая платье, без следа косметики на лице, обеими руками цепляюсь за предплечья склонившегося надо мной демона, огромного, пугающего, привлекательного. Его лицо застыло в сантиметре от моего. Умилительное и до противного романтичное зрелище.

«Капец тебе, Машка!»

Нам с Ленкой было по семнадцать, когда она случайно увидела меня в компании Стёпки. Конечно, мы не могли сказать ей, что нас связывает на самом деле. И мой братишка, приобняв меня за талию, представился моим парнем. Ленка не разговаривала со мной два дня. Обижалась, что я от неё скрывала роман с «таким мужиком», «красивым, солидным, а главное, волосатым». Почему-то Стёпкина коса понравилась ей больше всего.

«Капец тебе, Машка! — подумала я и обречённо обернулась к подруге. — Спряталась, называется! Чапай тебе за такие прятки голову оторвёт!»

— Привет, Медвед! — как можно более беззаботно улыбнулась я и небрежно огладила влажную юбку.

Весь Ленкин вид немо кричал: «Я тут гадаю, почему она раз за разом отшивает ТАКИХ мужиков, а она, оказывается, с бывшим сошлась!!» Впрочем, кричал он, видимо, не так немо, как мне хотелось бы, потому что Стёпка подозрительно вежливо улыбнулся и кивнул моей подруге:

— Елена, — блеснул льдинками глаз, — восхитительно выглядите.

— Стэфан, — разрумянилась Медведская, — вы по-прежнему галантны и обходительны.

— Люди, — поторопилась прервать эту кукушечно-петушиную песнь я, — может, мы уже войдём в магазин? Есть хочу — помираю.

— Ой, а мы уже оттуда! — прощебетала Ленка и оглянулась, выискивая кого-то глазами. Не то чтобы я не догадывалась, кого именно, но до последнего хотелось верить, что это будет какой-нибудь журналюга, коллега по работе, на крайний случай, просто знакомый, с которым они случайно пересеклись во время утреннего шопинга…