Ардмир Мари - Некромант-самоучка, или Смертельная оказия
— Ур-род, убери руки!
— Лучше, — признал разведчик сквозь гул в голове, легко вернув на место упирающуюся девчонку. — Но это еще не все…
— Нет ты…!
Наверное, не трать он время на разговоры, она бы не решилась на варварский укус, вызвавший боль и кровь, а никак не страсть и возбуждение. Зато это позволило многоликому с радостной мстительностью сжать ее пониже спины. Все что произошло дальше можно было назвать великолепным отстаиванием тыла. Некромантка взревела бешенным зверем и начала действовать. Да, Гер некогда знавал красивых бестий, коим удавалось не только завести с полуоборота, но и отбиться с полпинка, несомненно, игриво, определенно для накала чувств, но чтобы так… Никогда!
Сумеречная явно поставила себе целью его убить, а соглядатаи с невероятным азартом откликнулись на ее идею. Три недостающих, а затем и семь лишних пиков раздалось, как только она вплела ему в волосы Холодную звезду, проклятье способное не только охладить, но и заморозить. Гудящая голова в мгновение ока стала тяжелой, заставляя откинуть ее назад, подставляя беззащитное горло под новый удар. И он незамедлительно последовал. Сеть некроманта, более мощная, чем стандартно используемая темными искусниками, более коварная и кровожадная обвилась вокруг шеи Дао-дво.
Сбросив Равэссу знак к отправлению, многоликий ощутил, как путы для мертвяка проникают под кожу, цепляются изогнутыми колючками чуть ли не за ребра. Срезать ее удалось, но не сразу и возникает вопрос:
— Сумеречная? Ты соображаешь, что делаешь?
Ответом стала тройка смертельных проклятий, которые разведчик, конечно, расплел, но весьма удивился скорости их воспроизводства. Она превышала все известные рекорды, а это могло значить лишь использование древнего артефакта. Неужели ведьмак Октован Кворг уже озаботился такой деталью в защите подопечной? Хорошо, если так, плохо если иначе, и это не артефакт.
— Хватит! Советник, заканчивай уже, нам пора спешить, — потребовал Графитовый отступая, и чуть не пропустил усложненную пару проклятий усыхания. — Таррах!
— Слушай, ты… — хотел было отругать, однако поймав взгляд девчонки, решил, что повременит. Потому что ее серые озера утратили прежнюю ясность, наполнились чернотой и всполохами не предвещавшими ничего хорошего. — Намина?
А от нее ни звука, только в руках загораются все новые и новые «радости жизни»: проклятье забвения, Мертвая петля, Струны тьмы и… Последнее разведчик расплести не успел, увернулся от траектории движения и, упав на колено, оценил силу ее гнева уже с земли. Дерево за его спиной истлело, превратившись в угольное, а вслед за ним и еще с десяток зеленых великанов, что стояли на другом конце поляны.
— Еще немного и парк превратиться в новый полигон с черным кодом, — съязвил многоликий, совершенно не ожидая, что девчонка ответит.
— Скорее твоей могилой с хвалебной надписью: «Здесь издохло многоликое чмо, уродец рыжий, ублюдок Дао-дво!»
А вот и пробуждение истинной смертьнесущей, смекнул Гер и смачно выругался про себя. Это не артефакт, Таррах его задери! Это дар о себе напомнил. И чтобы он затих, нужно докричаться до одаренной. Проклятье!
Увернувшись от очередной петли и наветрия, Графитовый на свой страх преодолел разделявшие их с девчонкой метры и решительно взял оказию за плечи.
— Сумеречная? Намина, опасности нет. Приди в себя сероглазая. Ты здесь, со мной, все хорошо, все тихо. Сумерька, очнись…
Она ответила почти сразу, но в это почти успело войти еще три проклятья и как ни удивительно один ведьминский сглаз. Распознать, что за дрянь она на него накинула метаморф не успел, зато в полной мере насладился хлесткой пощечиной и гневной отповедью:
— Даже не надейся, что я успею пристраститься к твоим поползновениям! Ты омерзителен! — проорала она, а затем перешла на придушенный злобный шепот: — Присосался хуже нетопыря ни вдохнуть, ни выдохнуть! А еще заявляет — паршивый результат. — Мастерски перекривила его голос и опять начала орать: — Знаешь, где я твой результат видела?!
Он смотрел с улыбкой. Маленькая и такая ядовитая. Глаза грозовые и грозные метают молнии, губы припухшие и оттого зовущие их еще раз поцеловать, волосы — сказка, растрепанные и блестящие в солнечном свете, словно Сумеречная только что с постели поднялась, румянец туда же — горячечный и знойный. А самое невероятное запах кожи разгоряченной в пылу борьбы. Он стал насыщенней и ярче.
— В могиле видела? — предположил заинтересованный ее вспышкой Гер. Все же отошла девчонка быстро, не пришлось прибегать к крайним мерам, а значит, можно и пошутить.
— В мертвецкой! — рявкнула она, оттянув вниз рубашку и дрожащими руками застегивая китель. — А еще раз под одежду полезешь, я обещаю… Нет, предупреждаю, слово мяукнуть не успеешь, я лишу тебя жизни! Понял?!
— Хм, — усмехнулся он и поправил крохотную ошибку. — Не мяукнуть, а бекнуть.
— Что?
— То, что слышала. В отличие от кузенов моя ипостась не отличается кошачьей грацией, зато обладает завидным упрямством. — Судя по ошарашенному взгляду, оказия ничего не поняла. Еще бы после такой встряски, некромантка не скоро соберет мозги в кучу. Метаморф улыбнулся, пояснил: — Моя первая, то есть истинная ипостась ягненок, окрас стальной или как его еще называют дымчатый.
— А…
— И на будущее, — произнес он, едва Сумеречная в изумлении открыла рот, — звать бараном не советую. Могу осерчать. И чего ты так смотришь на меня? Ждешь, когда вырастут рога, наставленные при помощи Даррея?
— Нет, я… — девчонка моргнула и опять замолчала, с опаской глядя на него.
— Что, боишься? — многоликий заломил бровь.
Ее молчаливая оторопь длилась недолго, а вылилась в настоящую издевку.
— По правде сказать, мне плевать, кто ты есть: баран или варан, куда больше интересует, кто тебе морду за меня набил. — Для ее же блага, ей следовало замолчать, но нет, продолжила вещать с довольным видом: — Вот сейчас прям все, как я хотела. Под правым глазом синяк, на скуле внушительная царапина, нос сломан или разбит, на шее явно была удавка, а самое классное, что ты паразит остался без своей шевелюры!
Улыбка медленно сползла с лица Дао-дво. Синяки и отметины он бы еще простил, на теле метаморфа их целая коллекция, подумаешь добавилась еще пара-тройка, но волосы…
— Что ты сказала? — рука медленно потянулась к затылку. Нащупал внушительную плешь: — Таррах! Что это значит? Я же увернулся от твоей петли и от Лавового потока! — вспомнил наконец-то проклятье, от которого не одно дерево полегло.
— На проклятье не похоже, скорее наговор облысения, без вмешательства само пройдет через три дня, — дала профессиональную оценку окончательно пришедшая в себя оказия и уже осознанным взглядом обозрела пространство. — Не поняла… а что ты имел в виду, говоря, что уворачивался от моих проклятий?
