Марина Суржевская - Риверстейн
На подъезде к темной, словно не жилой деревне, Ксеня натянула поводья, заставляя Кайроса перейти на шаг. Привлекать к себе внимания не хотелось, я снова порадовалась, что домик травницы стоит на окраине.
У частоколы мы спешились, поглядывая на темные окна. Никаких признаков жизни в доме не наблюдалось, только из трубы мягко стелился белесый дымок. я поежилось. Неужели Данилы здесь нет? Или он просто спит? Возникло неприятное чувство, что кто-то из черных провалов теней за нами наблюдает. Я быстро обернулась, вглядываясь во тьму и до рези в глазах напрягая зрение.
— Ты чего? — шепотом спросила Ксеня, тоже оглядываясь.
— Ничего. Показалось. Подержи Кайроса, я постучу в калитку.
Но на мой стук никто не ответил. Может, просто не слышит? Так крепко спит?
Я застучала сильнее, тревожно оглядываясь. Не хотелось бы до кучи и соседей разбудить.
Показалось или занавеска на окне чуть шевельнулась? Я встала на цыпочки, пытаясь что-то разглядеть за частоколом.
— Данила, — громким шепотом позвала я, — Данила!!!
Занавеска качнулась отчетливее и через мгновение дверь со стуком отлетела в сторону, явив нам перекошенного парня в одних портках, но зато с топором в руке.
— Убирайся отсюда, — отчаянно прошипел он сквозь зубы.
Мы дружно ойкнули и присели за частокол.
— Данила, — пискнула я оттуда, не рискуя высовываться, — ты чего? Это я Ветряна!
Парень отчаянно заморгал, приходя в себя.
— Ветряна, — уже спокойно и удивлено спросил он, — а что ты там делаешь?
— От тебя прячусь, — честно ответила я.
— Зачем?
— Чтобы ты меня топором не зарубил!
— Кто? Я?
Ксеня красноречиво покрутила пальцем у виска, оценив умственные способности парня. Я прыснула и рискнула высунуться.
— Данила, проникновенно сказала я, — у тебя в руке топор. И ты весьма угрожающе им размахивал!
— Ааа… — парень чуть удивленно осмотрел свое орудие и опустил руку, — так это я не тебе… заходи в дом, чего ты там засела?
— Только я не одна, с подругой, — предупредила я, — и коня надо куда-нибудь поставить. Желательно, чтобы соседи не видели.
— Ворованный что ли? — хмыкнул сын травницы. Мы предпочли в подробности не вдаваться. Данила забрал поводья и подозрительно осмотрел Ксеню.
— Ты уверена, что ей можно доверять? — скептически спросил он у меня.
Подруга оскорблено фыркнула.
— Можем и уйти, — обиделась она, — пошли, Ветряна. убедились, что этот хмырь жив — здоров, и будет! зря ты за него волновалась!
— А я вас не просил за меня волноваться! — огрызнулся он. Ксеня демонстративно отобрала у него поводья и потянула меня к калитке.
— Ну ладно, оставайтесь, — недовольно буркнул Данила, и устало потер глаза, — раз уж пришли…
И поплелся к крылечку. Мы потоптались для вида, привязали Кайроса под навесом, и тоже двинулись в дом.
В доме Данила тревожно выглянул в окно, плотно задернул все занавески, закрыл щеколду на двери и только после этого зажег лучину. Я подавила невольный вздох. Выглядел парень плохо: глаза красные, воспаленные, обведенные темными кругами. Лицо осунувшееся, спина сутулая, словно от непосильной тяжести.
Мы молчали, рассматривая друг друга и не зная с чего начать.
— Почему ты не приходишь в часовню, — осмелилась я, — ты смог что-нибудь узнать?
Парень тяжело опустился на лавку, согнув плечи, как старик.
— Да… я снова их видел.
— И что? — одновременно спросили мы с Ксеней.
— Двоих… уже нет, — мучительно сказал он, — мальчика… и той девочки, дочки старосты. Я видел… видел как их убили. Клинком прямо в сердце!
Мы ахнули. Ксеня зажала рот ладонью, расширившимися глазами смотря на Данилу.
— Пресветлая Матерь… а остальные? Ты видел, кто это сделал?
— Монстр! — с болью сказал парень, — это сделал монстр! Но я не смог его хорошо рассмотреть. На нем был черный балахон с капюшоном. И я его не вижу, он словно в тумане…
Он замолчал, не в силах продолжать. Плечи его опустились еще ниже. Я, поражено, молчала.
Ксеня решительно встала, села на лавку рядом с Данилой и положила руку ему на плечо.
— Ты должен нам все рассказать, — твердо сказала она, — все, до мельчайшей подробности. Там еще остались дети и нужно сделать все, чтобы их спасти. Рассказывай.
Парень покосился на ее ладонь, но убирать не стал. Даже плечи чуть распрямил.
— Там темно, — начал он, — похоже на какой-то склеп… или темницу. Сыро. Вверху окошко, но такое маленькое, что и кошке не пролезть. Единственный выход закрыт тяжелой дубовой дверью с железным засовом снаружи.
— Дети пытаются выбраться?
— Они очень слабы. Их плохо кормят и еще, мне кажется, они чем-то одурманены. Я вижу их глазами и словно сквозь пелену, все плывет, меняется… И я ощущаю дикую слабость и странное желание идти… куда-то.
— Подожди… — я взволновано вскочила, — припоминая, — но у меня тоже было такое! Желание идти, странная слабость, невозможность сопротивляться…
Мы с Данилой поражено переглянулись и сказали одновременно:
— Зов!
— Ну конечно! — парень тоже вскочил, — как же я сразу не догадался! Эти дети слышат Зов, как и мы!
— Может, поэтому их там и заперли? — предположила Ксеня, — чтобы они не ушли по Зову?
— Нет, — покачал головой Данила, — они бояться чего-то совсем другого… и их там убивают. И так страшно… это какой-то ужасный ритуал…
— Что еще ты видел?
— Последний раз я видел все глазами той девочки. Она очнулась перед самым последним моментом… даже понять ничего не успела… только увидела светлые колоны, а потом взмах… и клинок вошел в ее тело…и я умер. То есть она… умерла.
Ксеня сочувственно покачала головой. Неудивительно, что Данила так выглядит. Нам и слушать — то страшно, а он там был. Хотя тем детям еще хуже.
— Что за клинок?
— Тонкий стилет, — пожал плечами парень, — из какого-то светлого материала, похож на костяной. На лезвии не то цветы, не то лоза выточена. У основания рукоятки камень- молочного цвета, непрозрачный.
— Костяной стилет? — удивилась я.
— Да… но в тело входит, как в масло… так тонко, даже боли почти не было…сразу… умерла, — с горечью сказал он.
Мы замолчали, обдумывая услышанное и не зная, что предпринять.
— А кого ты ожидал увидеть у калитки, вместо нас? — вдруг спросила Ксеня.
— Никого… — буркнул Данила, но я, кажется, догадалась.
— Ты видел кого-то из умерших?
— Как ты узна… — опешил он и осекся, — ты тоже видела?
Я кивнула. Парень передернул плечами.
— Сеструха приходила. Младшая. От гнили три весны назад померла. А давеча стоит у калитки и мне улыбается. А я то знаю, что нет ее, значит нежить… или упырь в ее тело вселился. Думал, опять она… оно… пришло, вот топор и схватил.
