Райчел Мид - Тень суккуба

— Но это было только с Кириакосом! Сегодня мы сделали это в первый раз!

В это время Кириакос с пеной у рта доказывал моему отцу, что не собирается возвращать приданое, но, услышав мои слова, отвернулся от него и взглянул на меня:

— Это правда. Мы сделали это сегодня. Она отдалась мне легко и со знанием дела, как настоящая шлюха, умоляя взять ее. Нельзя сказать, скольким мужчинам она предлагала себя до этого и скольким предложила бы после замужества.

— Нет, — воскликнула я, — это неправда!

Но меня никто не слушал. Семья Кириакоса была в ярости от нанесенного им оскорбления. Моя семья выступала против очернительства, а отец всеми силами пытался сохранить хорошую мину при плохой игре, хотя прекрасно понимал — признавшись, я подписала собственный приговор. Для низших слоев общества секс до замужества не был чем-то из ряда вон выходящим, но наша семья занималась торговлей, мы старались подражать нашим клиентам в их лучших качествах и даже притворялись благородными. Добродетель девушки считалась священной и влияла на положение ее отца и всей семьи. Мое признание опозорило их всех и должно было повлечь за собой серьезные последствия, и Кириакос об этом прекрасно знал.

Он подошел ко мне, чтобы я могла расслышать, что он говорит.

— Теперь все знают, — тихо сказал он, — теперь все знают, чего ты стоишь.

— Это неправда, — всхлипывала я, — ты же знаешь, это неправда.

— Теперь ты никому не нужна, — продолжал он, — никому на свете. Проведешь остаток жизни на спине, раздвигая ноги перед первым встречным. А потом останешься одна. Потому что ты никому не нужна.

Я крепко зажмурилась, чтобы прервать поток льющихся рекой слез, а когда вновь открыла глаза, меня окружала лишь чернота.

Ну, не только чернота.

Передо мной еще ярче, чем раньше, странно и зловеще светились онейриды.

— Интересный сон, — сказал Второй, изобразив некое подобие улыбки. — От таких снов мы получаем много питательной энергии.

— Это неправда, — запротестовала я.

Щеки были мокры от слез, точно так же, как во сне.

— Это неправда. Вранье. Все было не так.

Сон не шел у меня из головы, затуманивая сознание, я уже сама ни в чем не была уверена, но все же настоящие воспоминания победили, и я смогла восстановить в памяти тот день. Я вспомнила, как мы с Кириакосом украдкой целовались за амбаром, а потом пошли каждый своей дорогой, радостно думая о том, что скоро станем мужем и женой и нам предстоит незабываемая брачная ночь. Так оно и случилось. Я не теряла девственность в спешке, опершись руками о стену. Не торопясь, мы исследовали и узнавали тела друг друга. Он был сверху и все время смотрел мне в глаза, а не в спину. Он сказал, что я — его жизнь. Что во мне заключена целая вселенная.

— Это вранье, — уже более уверенно повторила я, в упор глядя на онейридов. — Все было не так.

Я знала, что права, но мне необходимо было повторить это вслух, чтобы убедиться в истинности собственных слов.

Первый небрежно пожал плечами:

— Какая разница? Я же сказал тебе: мать показывает правду. А сны? Сны — это всего лишь сны. Они могут быть правдой, а могут быть ложью, мы в любом случае питаемся их энергией. А что до тебя…

Он улыбнулся такой же омерзительной улыбкой, как и его брат-близнец.

— Ты будешь видеть сны… сны… сны…

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Я оказалась в Сиэтле. Слава богу, в современном Сиэтле. Мне совершенно не хотелось очутиться где-нибудь в районе четвертого века, хотя я все равно боялась жуткого видения, которое онейриды приготовили для меня на этот раз.

Мало того что я оказалась в Сиэтле, я еще и увидела Романа. Он припарковался на Черри-стрит и протискивался к центру площади Пионеров сквозь толпы туристов и местных жителей, наслаждавшихся ясным осенним вечером. На этот раз я сама во сне не присутствовала, оставаясь сторонним наблюдателем: я следовала за Романом, как призрак или камера, снимающая документальный фильм. Мне хотелось заговорить с ним, как-то дать знать о своем присутствии, но у меня не было рта. У меня вообще не было формы в этом видении, только сознание.

Он шел быстро, бесцеремонно расталкивая толпу и не обращая внимания на косые взгляды и колкие реплики. Его интересовало только одно: как бы побыстрее добраться до хорошо знакомого мне бара «Подвальчик», излюбленного места встреч бессмертных. Сегодня там было полно смертных, но Джерому всегда удавалось занять дальний угловой столик, как бы ни был переполнен бар. Обычно они с Картером сидели там с беззаботным видом и выпивали. Но сегодня на лице архидемона было написано неподдельное беспокойство, они с ангелом о чем-то оживленно спорили.

Роман скрыл ауру, поэтому ни ангел, ни демон не заметили его приближения. Джером обернулся и свирепо посмотрел на него, решив, что кто-то из смертных осмелился побеспокоить их. Увидев Романа, он изменился в лице, но Роман не дал ему даже открыть рот.

— Где она? — потребовал ответа Роман, сев на стул и придвинув его вплотную к Джерому.

Отец и сын, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза.

— Где, твою мать, Джорджина?

Музыка и голоса заглушили его крик, но стоявшие поблизости посетители удивленно посмотрели на него. Роману было все равно, его внимание сосредоточилось на Джероме. Ярость так и искрила вокруг нефилима, заменяя скрытую ауру.

Когда Роман вошел в бар, Джером был чем-то обеспокоен, но сейчас, в присутствии подчиненного, его лицо сразу приняло столь типичное для демона холодное, бесстрастное выражение.

— Забавно, — ответил Джером, — а я собирался то же самое спросить у тебя.

Роман бросил на него сердитый взгляд.

— Откуда мне знать, черт побери?! Она взяла и исчезла прямо у меня на глазах! Это же у тебя должна быть с ней какая-то сверхъестественная связь, правда?

Ни один мускул на лице Джерома не дрогнул, но его ответ стал для нас с Романом ударом ниже пояса:

— Я ее больше не чувствую. Она словно исчезла для меня.

Может, у меня и не было физической формы, но тем не менее я ощутила холодок. Архидемон всегда сохраняет связь со своими подчиненными. Он всегда знает, где они находятся, и чувствует, если им больно. Когда Джерома призвали, эта связь нарушилась и мы лишились своих «адских» способностей. А теперь ситуация сложилась обратная. Меня, так сказать, призвали и оторвали от Джерома. Я вспомнила, что говорили онейриды: «Он не найдет тебя. Он не может найти тебя. Для него ты больше не существуешь».

— Это невозможно, — прорычал Роман. — Или кто-то скрыл ее ауру?

Какая ирония судьбы: кто-то воспользовался его собственным планом в отношении меня.