Мой маг с высокой башни - Дарья Киселева
— Они тебя защитят. Вот вернулся бы ты один, обвинил бы мастера Тартуса в побоях, и что? Он бы заявил, что ты тоже украл его деньги. А что избит? Так никто не видел, кто это сделал.
— Тоже? Почему «тоже»?
— Твоего Райлека мастер Тартус уже ославил вором. Ты не знал?
Грэз выдохнул сквозь зубы.
— Райл взял свое! Скупец нам годами недоплачивал!
— Ну да, — тихо сказала я. — Только твое слово ничего не стоит, в отличие от защиты двух благородных, которые приведут тебя в город. Они — твоя надежда на честное разбирательство.
Грэз цокнул языком и покачал головой.
— Ловкая ты женщина.
— Так я же торговка… Была…
Радость от спасения чуть угасла, но сегодня ничто не могло испортить мне настроение.
— Из-за лошади, да?
— Да…
Грэз огорчился.
— У меня скоплено немного денег. Бери, если хочешь.
— Этого хватит на коня? — оживилась я.
— Нет, — он смутился. — На четверть разве что.
Я рассмеялась, представив запряженную в повозку левую заднюю лошадиную ногу. Ничего смешного в этом не было, но мне от всего хотелось по-глупому хихикать.
— Тогда не нужно. Четверть коня мне не поможет.
Какое-то время мы шли в тишине. Это было удобное молчание, без чувства неловкости.
— Что ты теперь будешь делать, Эйна? У тебя есть мысли о будущем?
— Думаю сделаться травницей, — озвучила я идею, которую обдумывала последние несколько часов. — Это, как мне видится, ничуть не хуже, чем торговать.
За пазухой у меня лежали мамины тетрадки. Повозка осталась под навесом, но все самое ценное я уносила с собой.
Обсуждение дела Грэза и Райлека не заняло много времени и закончилось очень хорошо. Любовь восторжествовала, ложные обвинения рассыпались, а мастер, жестоко притеснявший бедных учеников, был дурно ославлен на весь Косель… Вот только Райлека по-прежнему называли вором, ведь деньги он на самом деле стащил. Чтобы заткнуть злые рты, потребовалось заплатить, и я внесла недостающую у Грэза сумму. Начав помогать, я не могла остановиться на половине пути.
Вскоре маги уехали, и делать в Коселе мне стало нечего. Я уже почти договорилась о продаже бесполезной повозки…
— Не продавай, — раздался голос Грэза позади меня.
Он подошел неслышно. И был не один.
— Смотри, — сказал покрасневший парень.
— Это лошадь?
— Ага. Верно. Это Пит. Говорят, на лирийском наречии ее имя означает «рыжая».
Лошадка была молодой и здоровой, коренастой и с пушистыми ногами.
— Мастер Тартус должен был как-то загладить передо мной вину за побои. Вот я и выпрашивал у него коня. Он, наконец, согласился, но с условием, что я на ней же и уеду куда-нибудь подальше.
Это звучало так смешно, что я не сдержалась и рассмеялась.
— Куда ты хочешь ехать?
— Я не знаю, — сказал он, пока я запрягала Пит. — Я никогда не был где-то еще, но предпочел бы какой-нибудь большой город.
За спиной у Грэза болтался заплечный мешок. Парень пришел готовым к поездке, да и я тоже не хотела задерживаться в Коселе даже на день.
— Дальше по тракту будет Моугер, а еще дальше — Кинар…
— Кинар — красивый город… Я так слышал…
— Тогда поедем туда. Ты готов?
— Готов. Только, Эйна, сверни сейчас, пожалуйста, на площадь.
Зачем ему понадобилась площадь, стало ясно сразу, как только мы там оказались. С крыльца большого богатого дома Грэзу на прощание махала пара красивых молодых людей. Я натянула поводья, чтобы Пит пошла медленнее и двое влюбленных дольше оставались в поле зрения Грэза. Для чего-то, в чем было замешано колдовство, история закончилась неожиданно хорошо. Для всех, кроме моей Белоножки, конечно… А ведь у меня не дрогнула рука, когда я резала ее. Все мы, имевшие несчастье практиковать колдовские обряды, были страшными людьми.
— Будьте счастливы! — кричал Грэз. — Я напишу вам, как найду новый дом!
Он и сам выглядел счастливым, и я передумала. Иногда даже колдовство могло годиться на что-то хорошее. Если действовать обдуманно и осторожно, оно могло приносить пользу людям. Я могла бы попробовать… Только когда иначе помочь было нельзя, конечно…
Грэз затянул веселую песню, и сидя рядом с ним, я начала улыбаться. Мой дальнейший путь перестал казаться таким уж неопределенным.
Глава 12
Светлая ночь в приюте странников
Старая повозка нуждалась в ремонте: задние колеса перекосило, а в полу прогнила доска. Пусть фургон стоял в сухости, любая вещь, которой переставали пользоваться, быстро уступала действию времени. Полученных от Ринелии денег должно было хватить, чтобы подтянуть ось, а трухлявый пол мог подождать, если на время положить поверх гнилой доски новую… Пит была здорова, и всего через несколько дней я могла покинуть Кинар.
— Эйна? — раздался голос Вилиса. — Я не знал, что ты вернулась.
— А ты все бездельничаешь? Стража ушла. Мог хотя бы подмести?
Я пнула пучок соломы, валявшийся на полу.
— Опять ты ворчишь, — насупился мальчишка. — Толку от твоей уборки!
— Может, ты и прав, — вздохнула я. — Может, от нее больше не будет толку.
Он округлил глаза.
— Эйна…
— Что думаешь о том, чтобы уехать?
— Уехать? Насовсем?
— Да.
Вилис затряс головой.
— Нет-нет! Как уехать? А Тид?
— Тида можно забрать с собой. Он не станет возражать.
— А Грэз? И Лидс?
— В них и дело… Лорд собирается вынести приговор. Если их отправят на запад, я поеду следом, а там уже решу, что делать дальше. Ты со мной?
Вилис прикусил губу. Для меня не было секретом, что он полюбил этот город так, как можно любить только мечту. У себя в деревушке Вилис грезил о богатстве, признании, а еще о чем-то смутном, но великом. Настоящий Кинар мог предложить нам разве что нищую жизнь в приюте странников, но мой «почти уже взрослый» ученик до поры радовался и этому. Все, к чему Вил стремился, находилось тут, рядом, за городской стеной, которая в тринадцать лет не казалась непреодолимой преградой.
Мальчишка шумно сглотнул, а затем кивнул с видом обреченного на казнь.
— Это точно нужно?
— Не знаю пока. Может, уезжать не понадобится.
— А…
— Не сейчас, Вил, ладно? Сбегай, пока не стемнело, спроси, сколько в «Ста дорогах» возьмут за починку оси. Денег у нас немного.
Вилис исчез, а я погладила старое дерево. Повозка у меня была латанная-перелатанная, но я хорошо заботилась о ней. Только вот в последний год запустила…
Странным человеком оказался кинарский лорд управитель. Я не понимала, что он теперь думал о приговоре Грезу и Лидсу, и была ли моя сговорчивость обязательным условием
