Рыжий и черный - Татьяна Лаас
— Тогда ты должен гордиться тем, что мой ребенок будет нести черты де ла Тьернов. Тьерны — это пар, это двигатель нашего времени. И, прежде чем ты перебьешь меня, учти: Лиз уже моя жена. Это не изменить.
Оставалось только надеяться, что карфианский ритуал общего эфира нерасторжим. И что Лиз простит Грегу такую свадьбу без её согласия.
Звонок прервался — не по вине Грега. Блек-старший бросил трубку на рычаг телефона. Аппарату повезет, если он уцелеет в этот раз. Отец частенько кидал принесшие ему плохую весть телефоны на пол.
Грег вежливо поблагодарил телефонную нериссу и положил трубку — проблемы отца его не волновали. У него у самого много своих проблем. Одна, кажется, уже решалась — связь с Лиз становилась сильнее и сильнее. Элизабет шла на поправку.
Телефон зазвонил вновь, и в этот раз это был Марк, сообщивший, что состояние Элизабет стабилизировалось с уверенной положительной динамикой. В пекло бы всех медиков с их языком! Неужели трудно сказать, что теперь все будет хорошо. Это так сложно, что ли?
Глава 12 День третий. Такие разные демоны
Ходить в Поля памяти категорически запрещалось, караясь штрафами и даже реальным сроком, но когда это останавливало голодных мальчишек из трущоб? Особенно портовых крыс, за которым никогда не было присмотра. Вооруженные корзинами и воровскими фонарями, дававшими узкую щель из света, они каждое утро ходили в Поля памяти на поиски еды. Мерзлый виноград, растерявшие свою терпкость после морозов ягоды терна, которые потом можно продать для настаивания джина, иногда попавшие в запрещенные силки зайцы, птичьи яйца… Под конец зимы еды становилось меньше, но уже начали гнездоваться клесты, чьими мелкими яйцами можно было полакомиться. Да, есть их было запрещено: клесты священны — они спасли Созидателя из плена тьмы, своими клювами достав железные гвозди, скреплявшие деревянную клеть, удерживающую молодого бога, но голоду все равно на святость. Есть захочешь — съешь и клеста, и его яйца. Всегда потом можно покаяться адеру в храме, есть такая глупость придет в голову.
Вот и в это утро, задолго до рассвета, мальчишки вышли на охоту: ежась от холодка, зевая щербатыми ртами, держась стайкой — так меньше опасности, что нападут более старшие и отберут с таким трудом собранную еду. Девчонок на такие вылазки не брали — им доставалась охота на крыс вокруг складов.
Тени от густорастущих деревьев отползали прочь, к океану. Солнце медленно поднималось над Ветряной грядой. Пели птицы, обещая тепло. Пока все расставленные силки были пустыми. Сюда не ходили егеря, но опасность загреметь в тюрьму за пойманного герцогского зайца все равно была велика — с зайцем в руках могут задержать и простые пилотки. Браконьерство во все времена каралось, даже если новоявленному герцогу плевать на зайцев всей Аквилиты. Это его собственность, и воровать, и ловить силками её нельзя.
У одного из вязов, в три человеческих обхвата, не меньше, ватага мальчишек задержалась — толстые, шершавые ветви дерева начинались высоко, и требовалась сноровка, чтобы забраться вверх, к расщепленной молнией верхушке, где в дупле прятались гнезда клестов. Хоть что-то съедобное в это неудачное утро.
Забравшись по спинам товарищей, Щерба заглянул в темноту и влагу расщелины, тут же начиная визжать, как девчонка — на него слепо белесыми глазами смотрел мертвец.
* * *
Уже четвертое утро подряд на службу нужно было приезжать к восьми, а не к шести, как раньше, но упрямый организм, приученный этой осенью, просыпался в пятом часу. И сна не было ни в одном глазу. Виктория, боясь разбудить Эвана, осторожно села в постели — лучше займется домашними делами, с тем же дворецким Поттером поговорит, чем будет мешать мужу. И сама не заснет, и ему не даст выспаться. Она не удержалась, провела пальцами по коротким, жестким волосам Эвана, по упрямой морщинке между бровей, уже не исчезавшей даже во сне, по посеребренным ранней сединой вискам. Последние дни тяжело ему дались, откровенно старя лет на пять-десять. Постоянные нападения зомби на неё, Чернокнижник, уничтожение лоа в Олфинбурге, выгорание эфира, потеря отца… Ей было проще. Она и эфир не теряла, и каждый день телефонировала брату в Дад, куда он уехал вместе с Элайзой на поправку здоровья после того, как на него напал лоа. Эвану телефонировать было некому. Тело его отца, числящегося в пропавших без вести после мятежа в Олфинбурге, до сих пор не опознали. Были свидетели, которые утверждали, что лично видели гибель Двенадцатого графа Игниса, но свидетельств мало. Эван каждый день, как приговора, ждал звонок из Олфинбурга, который бы сообщил об опознании его отца. Это была как медленная пытка — ждать, что каждый телефонный звонок будет тем самым. Эван говорил, что некоторые тела будет невозможно опознать, особенно в эпицентре взрыва. Тело короля, прикрытого со всех сторон преданными ему Ренарами, и то еле смогли узнать для похорон, которые состоятся через два дня — Эван, как Тринадцатый граф Игнис, как герцог Аквилиты обязан будет присутствовать на них. В одиночестве. Виктории запрещено находиться в столице. Вик напоследок провела пальцами по щеке Эвана, заросшей щетиной — вчера он не успел побриться, поздно возвращаясь с совещания у лер-мэра.
Вик направилась в уборную — надо приводить себя в порядок и распорядиться о завтраке — в доме были гости. Хотя именно гостями они не воспринимались: Николас Деррик был другом Эвана, и обучался в Аквилите целительству у адеры Вифании, Брок… Он был как брат. Часть семьи, и дело даже не в общем эфире, а… Просто это Брок. Он иным и не воспринимался. Анна и Мегги, детективы из «Ангелов мщения», были коллегами — Вик собиралась после возвращения из Олфинбурга Стивена открыть свое детективное агентство. Брендон… Пожалуй, единственный, кто тревожил Вик. Как относится к нему, Вик не знала. Из-за вживленных отцом Маркусом мыслей он еще недавно был другом, сейчас, после ментальной чистки, Вик относилась к нему настороженно. Он никого близко к себе не подпускал. Исключением стал отец Маркус и… Неожиданно Эван. Он обещал, что все объяснит, но вчера он был такой уставший, что у Вик не стала его расспрашивать, смирившись с необходимостью присутствия Брендона в их доме.
Вик прошлась по сонному, погруженному в сумрак и тишину дому, присматриваясь к теням — те послушно находились на своих местах, не собираясь двигаться. Это было правильно. Печать на ладони молчала — не нагревалась, но и исчезать не
