Притяжение I (СИ) - Романова Екатерина Ивановна

– После неудачной попытки жениться, он дал обед: ни одна женщина не останется с ним на две ночи. Подруге посчастливилось согревать его постель. Она говорит, что после него на мужчин даже смотреть не может, но, правила есть правила. Одна ночь, один дорогой подарок и она навсегда должна забыть к нему дорогу.

– Ох, я бы за одну ночь с ним полжизни отдала! – восторженно выдохнула вторая.

– А я – целую жизнь! Чем только его эта простушка из Замухранска к себе привязала?

– Уверена, что она в залете! Вот ему и приходится быть джентльменом.

Чем дальше я слушала этот разговор, тем хуже мне становилось. И без досужих сплетен я жалела, что ввязалась в эту авантюру, а уж теперь.

– Исключено, – со знанием дела выдала вторая. – Правила… подруга рассказывала, что обязательным правилом является контрацепция. И он лично следит за данным вопросом. Так что залет исключается. Хотя, если она его как-нибудь охмурила, обманула… наверняка, она хочет от него ребенка, чтобы потом получать алименты на него и жить в свое удовольствие.

– Да, у нее на лице написано, каким местом она привыкла на жизнь зарабатывать.

На этом мое терпение лопнуло и, натянув на лицо как можно более уничтожающую улыбку, я спокойно развернулась. Сомнений не возникло. Женщины, которым уже не слегка, а очень даже за 30, меня сразу же узнали и побелели. Говорить ничего не пришлось, поскольку на их плечи легли стальные ладони не менее улыбчивого мистера Эллингтона.

– Дамы, – обманчиво ласково протянул он. – Кажется, вы что-то хотели сказать моей будущей жене?

Те словно воды в рот набрали и одновременно проглотили собственные языки. Мне было и приятно, и стыдно, что за меня вступились, тем не менее, я с обожанием смотрела в сердитые карие глаза, прожигающие и без того уничтоженных морально женщин. Но они сами виноваты, разлив жгучий яд злых сплетен. Оказалось, что у них возникли незапланированные дела и ждать своей очереди на кассе им совершенно уж некогда, а потому сплетницы, захотев бросить свои тележки, решили трусливо сбежать. Однако Генри не дал им этого сделать, крепко удерживая за плечи и уже с нажимом повторив.

– Я жду!

Не глядя на меня, а мысленно так и вовсе желая, чтобы я скончалась мучительной смертью от какой-нибудь унизительной и заразной болезни, они едва слышно протянули слова извинений.

– Удовлетворит ли это жалкое подобие извинений мою любимую невесту? – взгляд обращен ко мне. Устало кивнув, я развернулась и принялась выкладывать на ленту продукты. Подошла наша очередь.

Сплетницы все же сбежали, возмущенно фыркая на ходу и бросая в меня уничтожающие взгляды. Будь я хрустальная, точно бы разбилась.

Расплатиться самой мне не позволили, как и нести пакеты. Столь непривычного зрелища как мистер Эллингтон с пакетами мне видеть еще не доводилось. Этак и одомашниться можно, а еще чего хуже – привыкнуть. Смотреть за тем, как он, навьюченный тяжелыми пакетами, пытается открыть для меня двери, было настолько мило, что я снова от души расхохоталась. Наконец, не поддавшись на мои уговоры открыть для него дверь, он поставил пакеты, раскрыл створки, а затем вышел сам со всей тяжелой ношей, из которой мне не доверили нести даже пакет молока.

Родители уже ждали нас в машине, поэтому, сгрузив покупки в просторный багажник, мы отправились в путь.

Дорога до загородного дома заняла чуть больше, чем пол часа. За это время я успела вздремнуть на плече мистера Эллингтона и проснуться от осторожного поцелуя. Спросонья было сложно понять, что происходит.

– Мы приехали, соня. Если хочешь, я распоряжусь, чтобы для тебя подготовили комнату.

– Нет, – я заправила за ухо упавшую на лицо прядку. – Я в порядке. Просто слегка устала.

Загородный дом оказался настоящим, пусть и небольшим, но дворцом. Три этажа выложенных песочного цвета камнем дома, остроконечные крыши, окна в закругленных сверху рамах и пышный сад вокруг. Дом огорожен высоким каменным забором, поэтому казалось, что здесь, внутри, свой собственный мир. Что эта стена способна отгородить от него, от всего зла, страхов, от социальных положений, прошлого и будущего. Здесь и сейчас творится настоящее. Не удержавшись, я изо всех сил прижалась к мужчине, с удовольствием наслаждающимся моим восторгом от увиденного. В широкой груди сильными ударами колотилось сердце – самый приятный в мире звук и такой родной запах – запах любимого мужчины и легкая нотка терпкого парфюма. Опомнившись, я попыталась отстраниться, но меня мягко удержали его руки.

– Это было неуместно, – прошептала я едва слышно.

– Мне все равно.

Неожиданный ответ.

– Вы тоже так думаете? – я не могла не спросить. – Что я хочу от вас ребенка, чтобы всю оставшуюся жизнь жить на получаемые алименты?

Промедление с ответом окатило меня ведром ледяной воды. Неужели он и правда так плохо думает обо мне? Высвободившись из его объятий, я вгляделась в его лицо.

– Конечно нет, Амелия…

– Губы твердят «нет», а весь вид говорит «да»! – возмутилась я. – Когда же вы поймете, мне ничего от вас не нужно. Совершенно ничего!

Ложь. Мне нужна его любовь. Как минимум – уважение. Развернувшись, я поторопилась за мамой, которая делилась своими восторгами с отцом. Отец был не очень доволен, поскольку роскоши не одобрял, однако, не мог не оценить красоту дома и безупречный вкус его хозяина.

Внутри оказалось не менее изящно, чем снаружи. Из прихожей на второй этаж вела изгибающаяся деревянная лестница с резными перилами. Рядом с ней широкая арка, ведущая в гостиную и столовую. В левой части дома – рабочая зона, кабинет хозяина и библиотека, а в правой кухня, куда мы с мамой незамедлительно и направились вслед за управляющей домом. Нам пояснили, что на втором этаже готова комната для родителей, а для нас с Генри хозяйская, на третьем. Меня бросило в пот от одной только мысли, что придется в этот вечер делить одну комнату на двоих. Не то, чтобы мне совершенно не хотелось близости с ним, нет. Это было бы самое прекрасное воспоминание в моей жизни. Но я прекрасно понимаю, что если это случится, моя жизнь разделится на «до» и «после». Если это случится, я никогда не смогу отдать его другой женщине.

– Милая, ты что-то плохо выглядишь, – мама выкладывала в раковину фрукты и овощи.

Подойдя к панорамному окну, которое являло вид за домом, я задумалась, глядя вдаль. Вид открывался потрясающий: цветущие кусты байховой сирени, между ними мощеная камнем дорожка в окружении небольших декоративных светильников. Аккуратно засаженные цветами клумбы, несколько деревянных резных лавочек, а неподалеку – безбрежный пруд. Рядом с ним – белоснежные беседка, поросшая тяжелыми лианами винограда, набирающего цвет. Отец и Генри располагались на берегу, рассматривая снасти и о чем-то беседуя. Кажется, они действительно были намерены обеспечить нас рыбой на ужин. В вечернее время, говаривал отец, клев идет хорошо. Рыбаком он был превосходным, потому, не сомневаюсь, скоро нам с мамой придется усеять просторную кухню мистера Эллингтона чешуей.

Почувствовав на себе мой взгляд, он обернулся. Я немедленно отскочила от стеклянной стены и поспешила к маме.

– Амелия, – наблюдая за моим поведением, мама, кажется, начала о чем-то догадываться. – Что тебя волнует, девочка моя?

– Мама, – прошептала я, а на глаза навернулись слезы. Нет, я не могу врать, глядя ей в лицо. Но и правды ей рассказать тоже не могу. На душе накопилось слишком много боли. – Я так люблю его, мама, ты даже представить себе не можешь. Кажется, я даже не знаю, как дышать, если его не будет рядом.

– Ну, милая моя, – мама широко улыбнулась и заключила меня в теплые объятия, позволив рыдать на своем плече. Она всегда, с самого детства так делала – клала на свое плечо мою голову и гладила, гладила, гладила, пока я не успокоюсь. И я всегда успокаивалась, даже если мне было слишком больно, грустно или обидно. – Генри любит тебя, поверь мне. Я смотрю на вас и вспоминаю нас с отцом. Каким он был несносным! Да он таким и остался, – усмехнулась она, выпуская меня из объятий и приглаживая по-хозяйски мои растрепавшиеся волосы. – Пришел к моей маме, стукнул кулаком по столу и сказал: «информирую вас, что я намерен жениться на вашей дочери до отплытия в тихоокеанскую компанию не позднее, чем через неделю!».