Татьяна Алферьева - Замуж в другой мир (СИ)
Снаружи послышалась возня, крик, ругань. Я замерла, ожидая, что сейчас будет. Дверь сарая приоткрылась, в образовавшуюся щель забросили одеяло, кусок хлеба и поставили миску с водой. Как собаке…или кто у них там лакает из мисок. Больше всего я обрадовалась одеялу. Чёрствый хлеб, извалявшийся в пыли, пришлось сначала, как следует, очистить. Вода была жутко холодной, очевидно колодезной, я сделала лишь пару глотков. Долго куталась в тонкое, дырявое одеяло. Окончательно согреться всё равно не получилось. Не заметила, как уснула.
Проснулась утром больной. Знобило, голова кружилась, в груди неприятно жгло. У двери помимо миски с водой, стояла ещё одна с чем-то напоминающим овсяную кашу. Я не притронулась к еде. Понимая, что в моём состоянии необходимо больше пить, не смогла заставить себя подняться и подойти к воде. Лежала и смотрела в стену, ощущая внутри полное безразличие к происходящему и бесконечную усталость. Неужели я сдалась? А как же Сашка, родители? Сознание то и дело затуманивалось, мне чудилось, что я встаю, иду к дверям, беру миску, пью…Похоже, от высокой температуры начался бред. Не знаю, сколько времени я так пролежала. Извне доносились голоса, лай собак, ржание лошадей. Однако близко к сараю никто не подходил. Сквозь щели я видела, что вновь начало темнеть, когда послышался приближающийся шум. Вспомнили о пленнице? Обед же мне так и не принесли.
Вдруг, один из голосов показался мне знакомым. Я даже дёрнулась, чтобы подняться. Голова отозвалась острой болью, и я осталась лежать. Дверь резко распахнулась, на пороге возник кейсер. Его лицо было перекошено от бешенства, глаза сверкали. Позади в согбенных позах сильно провинившихся замерли мохначи. Звякнули миски, пинком откинутые прочь.
Считав выражение лица Эла, мой больной мозг отнёс его на наш счёт: пришли убивать. Я села и отползла назад, уткнувшись спиной в стену, не столько испугавшись, сколько пытаясь отсрочить неизбежное. Сдаваться вот так сразу не в моём характере. Под рукой оказались вилы, хотела их поднять, чтобы наставить на приближающегося селестина, однако не хватило сил. Деревянный черенок глухо стукнул об пол.
Эл опустился на корточки передо мной, с неподдельной тревогой заглянул в лицо.
— Так и знала, что это ты, — прошептала я, прежде чем потерять сознание.
Глава 16
Очнулась от прикосновения чего-то холодного и мокрого. Вокруг царил полумрак, где-то сбоку слабо разбавленный светом горящего огня. На потолке плясали тени от языков пламени. По ощущениям я была полностью обнажена и лежала на кровати. Тут в поле моего зрения попал Эл. Оказалось, это он обтирал моё тело прохладной водой. Неужели больше некому?! Впрочем, не важно, мне было так холодно, что я думала только о том, как согреться.
— Укрой меня, — простонала я, удивляясь насколько сипло и тихо звучит голос.
Эл молча продолжал своё дело. Попыталась свернуться калачиком, мне не позволили, бережно, но настойчиво заставляя вновь выпрямиться и лечь на спину. Наконец, мучения закончились. Эл укутал меня в одеяло и посадил к себе на колени.
— Пей.
К губам приставили кружку с терпко пахнущей травами жидкостью, на вкус оказавшуюся и кислой, и горькой одновременно. Я послушно пила, и, как мне показалось, выпила достаточно много. Попыталась отстраниться.
— Ещё.
Эл обнимал меня одной рукой. Голова упиралась ему в плечо, и деваться было решительно некуда.
— Не могу, — прохрипела я.
— Можешь, котёнок, — в голосе селестина послышалась ранее никогда не присущая ему нежность. — Ради себя.
И я снова пила, пока меня не затошнило.
— Отпусти, — попросила я.
Эл уложил меня обратно на кровать, подоткнул со всех сторон одеяло, но тело всё равно трясло в сильнейшем ознобе. Голова налилась свинцовой тяжестью, а в груди разгорался костёр. Вот только воспаления лёгких мне не хватало…
— Эл, мне холодно. Дай ещё одеяло.
— Тебе нельзя сейчас перегреваться. Потерпи. Скоро станет легче, — уговаривал селестин.
Но что мне его уговоры! Сначала почти убил руками своих приспешников, а теперь, вдруг, кинулся лечить. Я хотела одного, я хотела согреться. Позади послышались странные шорохи. Следом я почувствовала, как матрас или перина (что у них тут используется для сна?) прогибается под опускающимся на него чужим телом. Меня заключают в кольцо прохладных рук, прижимая к мужской обнажённой груди. Я дёрнулась, бесполезно, объятия стали лишь крепче.
— Спи и не о чём не думай, — шепнул Эл мне в волосы где-то в районе макушки. Он прижимал меня к себе без всякого сексуального подтекста, не как мужчина женщину, а как родитель дитя. Его руки легли поверх моих, скрещенных на груди, а тело прильнуло максимально близко со стороны спины. Я с облегчением почувствовала, что Эл разделся не полностью, какие-никакие штаны на нём оставались. И ещё я поняла, что медленно, но верно расслабляюсь в его объятиях, а озноб отступает.
— Гад…какой же ты гад…, - простонала я, зная, что никуда не денусь и придётся спать так.
Ночью мне приснился Рен. Тот самый постоялый двор, я опять у него на руках. Только во сне он оказался более настойчивым и требовательным, чем наяву. Да уж, игры воспалённого сознания… Или подсознания? Видимо, сон снился под утро, потому что очнулась я, до сих пор ощущая горячую пульсацию в низу живота, а по всему телу волнами разливалась сладкая нега. Хотя, утро ли это было? Меня окружала кромешная темень. Пошарив рукой, я обнаружила, что лежу одна, а простыня и одеяло вымокли насквозь — за ночь я знатно пропотела. Зато спал жар. Во рту было сухо и отдавало горечью, в горле першило. Стоило сесть, как я зашлась в неудержимом кашле. Он практически лишил меня скопившихся за ночь сил.
Раздался звук открывающейся двери. На пороге стояла низенькая плотная женщина в белой блузе с широкими рукавами, цветастой безрукавке поверх неё и пышной юбке выше лодыжек. В руках она держала ярко горящую лампаду из стекла, освещавшую её круглое полное лицо с маленькими глазками под кустистыми бровями.
— Госпожа, как вы себя чувствуете?
Говорила женщина на знакомом мне языке с лёгким акцентом.
Какое-то время я молчала, разглядывая незнакомку. Выглядела она весьма дружелюбно.
— Я так понимаю, тебя прислали ухаживать за мной?
Вот это голос, как у прокуренной алкоголички — грубый и хриплый.
— Да.
— Скажи, где я?
— В деревне.
Женщина поставила светильник на прикроватную тумбочку, налила из стоявшего тут же кувшина в кружку воды и протянула мне. Да она умеет угадывать желания!
