Кошка в сапожках и маркиз Людоед (СИ) - Лакомка Ната

Ну да, атласный башмачок с розовым бантиком – это мило и безопасно. Если бы этот башмачок прилетел Огресту в лоб, лоб точно бы не пострадал.

О чём там говорила парочка, слышно не было – наверное, они шептались. Но когда мы с Марлен надели шапки, и я завязала на девочке шаль, служанка громко и надсадно закашлялась.

- Очень приятно, что вы нашли время заглянуть к нам… - тут же защебетала Дайана, и теперь её голосок прекрасно раздавался под сводами дома. – Приходите ещё, милорд, и Марлен приводите. Такая милая, хорошая девочка!..

Всё понятно. Это был сигнал юной обольстительнице. Что враги рядом и надо завязывать с нежными признаниями.

- Бедненькая, - сказала я служанке, - вы простудились? Или крошка не в то горло попала?

- Крошка, - ответила она, умудрившись покраснеть до ушей.

- Позвольте, помогу вам, - я постукала её по спине очень старательно, давая время Дайане и милорду на последние взгляды и слова.

Но тут Огрест взглянул в нашу сторону и позвал – немного раздражённо, немного устало:

- Поторопитесь, пожалуйста. Марлен пора спать.

- Всего доброго, - я в последний раз крепко похлопала служанку по спине, отчего у неё чепец съехал на лоб, взяла Марлен за руку и повела к выходу.

- Конечно, малышке пора спать, - продолжала щебетать Дайана. – Вы такой заботливый, милорд. Так приятно, когда мужчина любит детей…

- Доброй ночи, - буркнул заботливый мужчина и вылетел на крыльцо, не дожидаясь нас.

- Было очень приятно познакомиться со всеми вами поближе, - сказала я Дайане, - и вечер был чудесным.

- Рада, что вам понравилось, - она улыбнулась, но глаза остались холодными.

- А после Рождества мы ещё будем гадать? – спросила Марлен с придыханием.

- Это вряд ли, - ответила Дайана с притворным сожалением. – Боюсь, больше таких вечеров не будет…

- Почему? – удивилась Марлен.

- Потому что голова у твоего дядюшки только одна, - пропела белокурая ундина, - не будем ею рисковать.

Вряд ли девочка поняла этот толстый намёк, но он и не для неё предназначался.

- Доброй ночи, - пожелала я, и точно так же, как милорд Огрест, поспешила выйти из этого богатого дома.

Было уже темно, но на улице горели фонари. Оранжевый свет, синие тени, и лёгкий снег, который сыпался с неба серебристой пеленой – что может быть лучше вечерней прогулки?

Огрест ждал нас на некотором расстоянии. Когда мы с Марлен спустились с крыльца, он пошёл вперёд. Было видно, что ему трудно идти медленно, он то и дело оглядывался, но я не торопилась, да и Марлен тоже. Она ловила на рукавичку снежинки и поднимала голову, смешно морща нос, когда в лицо летел снег.

Мы почти дошли до замка, когда Огрест остановился, поджидая нас.

- Хочешь прокатиться с горки, Марлен? – спросил он и указал на ледяную горку, возле которой стояли широкие и низкие саночки с бархатной бахромой.

- Да, - тихо ответила она.

- Покатайся, - разрешил маркграф. – А мы с госпожой учительницей постоим здесь, посмотрим на тебя.

Марлен кивнула и пошла к санкам, втянув голову в плечи. Вид у неё был совсем не радостный. Она взяла санки за верёвочку и потащила их на горку, осторожно ступая по вырубленным в снегу ступенькам.

- Девочке надо спать, - напомнила я Огресту его же собственные слова.

- Пять минут ничего не решат, - ответил он сквозь зубы, глядя на Марлен, которая добралась до верха горки и теперь стояла там, пытаясь сесть на санки, которые скользили на льду.

Горка была освещена фонарями, и мы с маркграфом тоже стояли в свете фонарей. Мне подумалось, что всё выглядит очень мило и по-семейному – почти идеальная картинка. И ведь я попала бы в дверной проём, если бы милорд Огрест не подставил свой твёрдый лоб под мой каблук… Интересно, можно ли теперь считать маркиза Людоеда подкаблучником?

- Вы смеётесь! – обвиняюще заявил Огрест.

- Совсем нет, - запротестовала я. – Всего лишь улыбнулась, глядя на Марлен.

Вот так-так. Оказывается месье смотрит совсем не на племянницу.

- Не надо лгать, - сказал он с отвращением. – У вас улыбка совсем не такая. Сейчас вы думали не про Марлен.

- Читаете мысли? – тут же подхватила я. – Очень полезное качество. А если я загадаю стихотворение, то отгадаете?

- Почему вы всё время язвите? – теперь он говорил горячо и даже несколько раз рубанул воздух рукой в такт словам. – Этому учат в пансионе благородных девиц?

- Даже мысли не было, - я приложила руки к сердцу, показывая, как потрясена этим заявлением. – О! Смотрите! Марлен едет!

Девочка, наконец-то, осмелилась оттолкнуться ногами, и санки понеслись по ледяной поверхности. Когда они подскочили на кочке, Марлен взвизгнула и отпустила верёвку. Санки поехали в сторону, уткнулись в сугроб и благополучно перевернулись.

Мы с Огрестом бросились Марлен на помощь, помогая встать на ноги и отряхивая засыпанную снегом одежду.

- Не ушиблась? – спросила я, поправляя шапку на девочке.

Она молча покачала головой.

- Не хочешь прокатиться ещё раз? – предложил Огрест, и Марлен с обречённостью потянула санки обратно на гору.

- Продолжим разговор, - сказал мне маркграф, указывая на прежнее место – под фонарём.

- Вы заставляете ребёнка кататься только для того, чтобы поговорить со мной? – спросила я, когда мы вернулись. – Можно было поговорить под крышей. В тепле. Вы видите, что Марлен не нравится. Она боится.

- Глупости, - отрезал он. – Все дети любят кататься с горки. Я сам обожал это занятие, когда был мальчишкой.

На мой взгляд, поверить в мальчишку было трудно. В моём представлении милорд Огр с рождения напоминал маленького старичка.

- Так о чём вы хотели поговорить? – теперь уже я стала раздражаться, потому что Марлен слишком сиротливо смотрелась на этой большой горке, и опять возилась с санками, явно не желая катиться вниз.

- О вашем возмутительном поведении, - голос у Огреста и правда был возмущённым. – Вы забыли, для чего вы здесь?

- Если речь о ссадине на лбу, то я дико извиняюсь, - я следила за Марлен, и всё больше досадовала на Огреста, который ради того, чтобы устроить гувернантке головомойку, тиранил собственную племянницу. – Но это случайность, вы должны понимать.

Марлен снова осмелилась скатиться, снова не удержала санки и снова оказалась в сугробе, а мы с Огрестом опять побежали её спасать.

Когда девочка была вытащена из сугроба, когда мы отряхнули её от снега, и я потуже завязала шаль, маркграф сказал:

- Пойди, прокатись ещё раз.

Марлен вскинула на него глаза, уже готовая заплакать, но ослушаться не посмела и потащила санки в горку, шмыгая носом.

- Вы ведёте себя, как тиран, - теперь я уже начала злиться по-настоящему. – Ещё раз прошу прощения за сапог и предлагаю отвести Марлен домой.

- При чём тут ваша нелепая выходка? – изумился он. – Чего ради вы приглашаете в мой дом весь этот куриный выводок? Мне только Дайаны с её подружками не хватало! Что за дикая мысль, вообще, устроить оркестр?! Вы – учительница, а не маэстро, между прочим!

- Какой оркестр? – я забыла обижаться и уставилась на него. – Вы о чём, месье?

- Дайана сказала, что вы пригласили всех девиц в этом городе в мой дом, - Огрест тоже смотрел на меня, и только что не сыпал искрами, как бенгальская палочка. – Музицировать. По какому праву, хотел бы я поинтересоваться? Вы себя посчитали хозяйкой?

- Во-первых, я никогда не предложила бы ничего подобного, не посоветовавшись с вами, - холодно ответила я, испытывая огромное желание засветить снежком ему в лицо. – Во-вторых, это была идея вашей распрекрасной Дайаны – музицировать в вашем замке. С чего она приплела меня – мне не понятно. Ах, нет. Понятно. Это же я нагадала вам сапогом по физиономии. Теперь весь город будет болтать о том, что вы должны на мне жениться. Зимнее гадание – оно самое верное, месье. Так и знайте.

- Что за ересь вы тут разводите? – он смотрел на меня так, будто хотел придушить и закопать на месте.