Татьяна Корсакова - Ведьмин круг
– Ждите меня здесь. Обе!
Анук двигалась стремительно и бесшумно, как призрак. Она знала, что делает, когда заглядывала в освещенное окно. Арине хотелось думать, что знает, потому что сражаться с маньяком в одиночку она была не готова.
В освещенном квадрате окна мелькнула черная тень. Сердце испуганно дернулось. А Анук, наоборот, вышла из темноты, призывно взмахнув рукой. Только бы она знала, что творит…
Тень за окном сгустилась, превратившись в стройный женский силуэт. Тихо тренькнули открывающиеся створки, и раздраженный голос сказал:
– Анук, где вас носит?
Арина узнала этот голос, хотя и слышала его лишь однажды – на кладбище во время похорон Марго.
– Впусти нас, Саломея. – Не дожидаясь ответа, Анук подошла к крыльцу. Арина и Марго двинулись следом, как привязанные. Блэк остался снаружи – охранять.
– Я приехала, как только смогла, – сказала Саломея, впуская их в дом. – Что тут у вас творится? Где Софья?
Про Арину она не спросила, лишь окинула девушку быстрым оценивающим взглядом. Значит, Анук ей уже кое-что рассказала. Наверное, по телефону.
– Софья мертва, а нам нужно уходить.
Если Саломея и испугалась, то виду не подала. На ее холеном лице не дрогнул ни единый мускул. Она стояла посреди комнаты, скрестив на груди руки, затянутые в тонкие лайковые перчатки. Высокая, стройная, одетая в водолазку, черные брюки и высокие сапоги, от которых на полу оставались мокрые следы. От нее одуряюще пахло духами. Этот аромат смешивался с влажным воздухом, делался еще сильнее.
– Я сунулась было вас искать. – Саломея стряхнула с брюк соринку, покачнулась, как пьяная, – но начался дождь. Телефон Софьи отключен, твой вообще не отвечает, – добавила она с легким укором.
– Я свой забыла. – Анук говорила и медленно кружила по комнате, не то принюхиваясь, не то осматриваясь. – Ты тут ничего не трогала?
– Даже если и трогала, я в перчатках. – Саломея посмотрела на свои руки. – Я же не дура. – Она хихикнула.
– Ты пила? – Анук подозрительно сощурилась.
– А кто мне запретит? – Саломея пожала плечами.
– Ты наследила! – Анук сдернула со стола расшитую цветами салфетку, швырнула ее под ноги Саломее и велела: – Давай!
Саломея не была похожа на тех, для кого мытье полов – привычное дело, но за салфетку взялась без лишних разговоров, разве что с выражением легкого неудовольствия.
– Как ее убили? – спросила она, запихивая грязную салфетку в сумочку от Шанель.
– Вспороли живот. Очень скоро здесь будет полиция. – Анук последний раз придирчиво осмотрела комнату. – Тут, кажется, порядок, а следы в саду смоет дождь.
– Твои отпечатки есть на снимке, – шепнула Марго. – Лучше сотри.
Арине не хотелось прикасаться к фотографии еще раз, но отпечатки – это серьезно, а с полицией у нее и без того сложные отношения. Значит, придется…
…Руки худые, жилистые, с аристократическими изящными запястьями, длинными пальцами и до крови изгрызенными ногтями по локоть в черной земле. И брючины джинсов тоже в земле, а носок грязной кроссовки упирается в лопату, надавливает. Ржавое лезвие входит в плотный лесной дерн с неприятным хрустом, словно там, под землей, чьи-то хрупкие кости дробятся на мелкие кусочки. Копать нужно быстро, потому что времени почти не осталось, потому что в руках и голове невыносимый зуд, и с ним нужно что-то делать. Прямо сейчас! Можно дробить хрупкие кости или…
Сосновая палка ломается с громким хрустом, крошится в непослушных, точно онемевших пальцах, гасит зуд. Сломать, уничтожить, чтобы успокоиться. Только так, по-другому не получается.
…Безглазое лицо улыбается. Плачет кровавыми слезами и все равно улыбается. А венок из безвременников, хоть и завял, все равно очень красивый, как диадема. Весной безвременники прорастут, и он сможет к ним приходить…
…Зуд снова возвращается. Надо спешить. Комья жирной земли падают вниз с глухим стуком, погребают под собой фиолетовые головки безвременников. Не навсегда – до весны…
…Арина дернулась, чтобы не упасть, уперлась руками в стену, замотала головой, прогоняя морок.
– Что это с ней? – Женский голос доносился, словно из другой Вселенной.
– У Арины видение. Не мешай. – На плечо успокаивающе легла теплая ладонь: – Как ты, девочка?
Как она? Ужасно. Она только что закопала в землю Флору. Вот этими самыми руками. Нет, другими: нервными, длиннопалыми, с обгрызенными в кровь ногтями. Руками белокурого мальчика с фотографии, который уже давно не мальчик. А кто тогда? Кем нужно быть, чтобы поступить вот так?
– Я его видела: он хоронил Флору.
– Того самого?
– Да.
– Тогда нам в самом деле пора. – Анук сдернула с головы платок, волосы под платком оказались совершенно седыми, заплетенными в густую девичью косу. Тщательно протерла рамку фотографии, потянула Арину за руку: – Пойдем, девочка.
Снаружи, рядом с маленькой машинкой Анук, мок солидный «Мерседес» Саломеи.
– Хорошо, что дождь, – повторила Анук, усаживаясь за руль и включая зажигание. – К утру не останется никаких следов.
– Мы ведь ни в чем не виноваты. – В горле поселился колючий ком, захотелось курить.
– Держи. – Анук протянула ей свой портсигар. – Да, мы не виноваты, но кто-то нас все равно осудил и приговорил. Полиция, девочка, – это самое малое зло в нашем случае.
«Мерседес» Саломеи мигнул габаритами и тронулся с места. Машинка Анук тоже заурчала мотором.
– Саломея позвонит Ксении и Ямахе, предупредит, чтобы были осторожны. – Вслед за Ариной Анук тоже закурила, сказала: – Переночуешь сегодня у меня.
– Нет, – она покачала головой, – я поеду домой.
– Убийца знает, где ты живешь.
– Он знает, где живет каждая из нас. Неужели непонятно? Он все про нас знает.
– Да, – повторила Анук задумчиво. – Самое сокровенное он про нас знает. Кто чем живет, кто чем дышит, у кого какой дар. Он знает, что мы ведьмы. Или нет, не так: он считает нас ведьмами и поэтому ненавидит.
– Откуда он знает?
– От Флоры, я думаю. Она рассказала ему перед своей смертью.
– Меня убили раньше, – вмешалась в их разговор Марго.
– Марго говорит, что ее убили раньше, чем Флору, – сказала Арина, глядя в окно.
– Завтра, – Анук вздохнула. – Мы начнем разбираться с этим завтра. Ты уверена, что хочешь остаться этой ночью одна? – Она пристально посмотрела на Арину.
