Нелли Макфазер - Заклятье луны
Все дружно рассмеялись.
– Рискну прочитать твоей кузине одно маленькое стихотворение.
Джереми захлопал в ладоши.
– Стихотворение называется «Изабелла». Дорогая, приготовься плакать.
– Или смеяться над его нелепостью, как иногда смеются над отвлеченными любовными поэмами Боккаччо.[32]
Поэт откашлялся и стал читать стихотворение о молодой девушке, которая теряет своего возлюбленного из-за смертельной вражды между их семьями. Изабелла положила отрубленную голову возлюбленного в цветочный горшок и ухаживала за выросшим базиликом. На глаза Эннабел навернулись слезы.
– Это стихотворение образумит критиков, которые называют «Гиперион» подражанием старику Мильтону.[33] Ей-богу, Джон, ты один из величайших поэтов наших дней!
«И умерших», – добавила про себя Эннабел. Вновь печаль сжала ее сердце. Когда Китс скромно отклонил их похвалу, девушка подумала о том, как далека от истины эпитафия на его надгробном камне:
«Здесь покоится тот, чье имя неизвестно.
23 февраля 1821».
И тут Эннабел едва не совершила серьезную ошибку.
– Вы непременно должны написать стихотворение в честь Фанни Браун.
Молодые люди удивленно взглянули на Эннабел, и она поняла причину недоумения на лице Китса. Поэт познакомится с Фанни и влюбится в нее только будущей осенью.
– Простите, – сказал Китс, – эта особа, с которой я должен быть знаком, англичанка?
«О, Боже! А что, если я вторглась в будущее этого человека и нарушила что-нибудь? Например, сдвинула во времени встречу Китса и Фанни?»
– Я… это имя из какого-то романа. О, Джереми, мне неприятно говорить об этом, но нам, к сожалению, пора, если мы не хотам опоздать на ужин.
Джереми вспомнил о плане, который они с Тримейном выработали на этот вечер.
– Дорогая, я совсем забыл тебе сказать. Придется поручить тебя заботам Тримейна. Я приглашен на ужин к Джозефу Северну. Необходимо посмотреть его новые работы.
– Они просто великолепны! – перебил его Китс. – Мы все приедем. Соберется такая пестрая компания несостоявшихся художников и поэтов, среди которых я…
– Чарльз Дик и твой друг Браун, – обращаясь к Эннабел, добавил Джереми. – Не позволяй обманывать себя, кузина. Несмотря на некоторые нелестные отзывы завистливых критиков, настоящие друзья Китса считают его одним из талантливейших людей своего времени.
– Хочу добавить, что не только его старые друзья считают так, но и новые. Остается только молиться, чтобы меня зачислили в их ряды.
Эннабел была немного разочарована, что не может провести вечер в такой замечательной компании, однако мысль о предстоящем ужине с Тримейном Шеффилдом была не менее волнующей.
– Джереми, ты поедешь в Шеффилд Холл завтра утром?
– Нет, мне необходимо закончить кое-какие дела. Я вернусь домой завтра или послезавтра.
Эннабел поцеловала его.
– Я буду скучать по тебе, дорогой. Пожалуйста, мистер Китс, не позволяйте ему надоедать вам беседами всю ночь.
– Зовите меня Джон. Если не возражаете, я тоже поцелую вас как сестру.
Сев в карету, Эннабел приложила руку к щеке, вспоминая поцелуй Китса, и не отнимала ее всю дорогу до самой гостиницы. Ей хотелось сохранить этот бесценный поцелуй. Свою встречу с величайшим поэтом-романтиком английской литературы она запомнит на всю жизнь.
Сердце Тримейна бешено забилось, когда он увидел Эннабел, спускающуюся по лестнице гостиницы «Чаринг-Кросс». Ее темные шелковистые волосы, заколотые блестящим гребнем с левой стороны, каскадом падали на правое плечо. Декольтированное белое платье туго охватывало талию, облегало стройные бедра и пышным веером расширялось книзу. Словно луч света на ночном небе, Эннабел привлекала взоры присутствующих. Многие с завистью посмотрели на Тримейна, когда красавица направилась к нему и взяла его под руку.
– Вы просто восхитительны! Поспешим, иначе мне придется драться из-за вас на дуэли.
Эннабел заметила, что многие женщины были просто поражены внешностью ее спутника. Действительно, в строгом, нарядном черном костюме Тримейн был настоящим красавцем.
– Куда мы едем?
Тримейн помог Эннабел сесть в коляску с откидным верхом и устроился рядом с девушкой.
– Скоро узнаете, – Тримейн наклонился и прошептал адрес кучеру.
Эннабел была так занята созерцанием жизни, кипящей на Странде, что не заметила удивления на лице мужчины.
Она подумала о том ужасном зрелище, которое открывалось всякому, кто выходил из старого Темпла и ступал на Странд, где и начинался настоящий город. Отрубленные головы казненных за государственную измену служили напоминанием всем живым о грехе предательства. Однажды за «предательские произведения» к позорному столбу приговорили Даниеля Дефо.[34] Поклонники писателя забросали его букетами вместо принятых в таких случаях гнилых фруктов, а столб украсили гирляндами цветов.
– Извините, Тримейн. Вы что-то сказали?
– Кажется, город просто очаровал вас. – Эннабел не знала, что все время, пока она рассматривала Лондон, Тримейн не отрываясь изучал ее лицо.
«Может быть, ее мать и была незаурядной актрисой, – цинично думал Шеффилд, – однако ее дочь просто в совершенстве овладела искусством лицемерия».
– Я говорил, что, с одной стороны, нам будет не хватать Джереми. А с другой – все время, пока мы в Лондоне, я еще ни разу не был с вами наедине.
От его взгляда Эннабел задрожала.
– Трудно остаться вдвоем в таком большом городе. Здесь так много людей, жизнь кипит вокруг. Лондонцы когда-нибудь спят?
– Обычно они отводят специальное время для такого скучного занятия, как сон. Но сегодня им стало известно, что вы удостоили своим посещением их город.
Его тон удивил девушку. В его голосе слышалась горечь. Может быть, его недавняя перемена к ней была всего лишь инсценирована ради Джереми?
– О, как красиво!
Они остановились у одного из великолепных старинных домов на Мэнсон-Хаус-стрит. Выходя из кареты, Эннабел заметила, как в одном из окон заколыхалась штора.
– Это самый лучший ресторан в Лондоне. Мадам Шарлотта Имз готовит обеды для высокопоставленных особ.
Лорд Дерек Лансфорд вкладывал в пухлую руку хозяйки особняка пятьдесят фунтов.
– Они здесь. Запомни, Лотта, необходимо сделать все тонко. Шеффилду известна твоя репутация благовоспитанной дамы. Если ты скажешь ему, что видела эту девушку много раз со мной, то он станет ее подозревать. Скажи как-нибудь невзначай, а потом сделай вид, что сожалеешь о сказанном.
Деньги были надежно спрятаны за вырезом платья мадам Шарлотты.
