Первый элемент - Алина Розова
— Не бойся, — закатывает глаза проректор по учебной работе и отворачивается от меня (наверное, чтобы не пугать), — я малолетними взбалмошными девицами не увлекаюсь.
Пхах. А кем он тогда увлекается? Неужели пожилыми, начитанными и культурными старушками? Я снова нервно усмехаюсь, вытираю слёзы (На самом деле, просто по щекам размазываю солёную влагу), вспоминаю декана и начинаю очень сильно натирать левую щеку, скулу и даже шею. Хотелось хоть как-то избавиться от этих ужасных прикосновений, забыть об этом, как об ужасном сне и не вспоминать больше никогда.
Проректор же, развернувшись, входит в одну из дверей из тёмного дерева, оставляя последнюю открытой. Это оказывается кухня в таких же теплых, коричневых оттенках. Её сразу же наполняет звон посуды.
— Я заварю тебе чай на успокаивающих травах. — Не спрашивает, просто перед фактом ставит.
Я, всё ещё натирая в омерзении щёку, киваю. Пусть делает, что хочет, мне уже не важно, даже если это будет какая-нибудь отрава. Мне просто очень хочется искупаться. И поплакать. Но сначала искупаться, смыть этот кошмар.
— Я могу воспользоваться ванной комнатой? — Наконец, осмеливаюсь спросить, ибо очень стыдно было. Снова вздрагиваю, чувствуя, как тело покрывается крупными мурашками.
Проектор делает шаг назад, появляется в моём поле зрения, вытягивает руку, указывая куда-то за меня. Оборачиваюсь, вижу такую же тёмную, массивную дверь, бурчу что-то вроде «Спасибо», ухожу в ванную.
Внутри она тоже обставлена в коричневых оттенках. Только ванная и раковина из белого мрамора, все остальное из тёмного дерева. Когда вижу себя в зеркале, откровенно дёргаюсь. Нос припух и стал красным, щека покраснела от натирания, локоны у лица, которые я убрала за уши, растрепались и очень страшненько торчали, глаза были очень покрасневшими, полопались несколько сосудов, наверное, когда я сорвалась в истерику за спиной проректора. Рассмотрев этот кошмар, удивляюсь, как вообще проректор смотрел всё это время на меня, будь я на его месте — убежала бы сразу.
Качаю головой, открываю кран, радуюсь наличию тёплой воды и вкусно-пахнущего твёрдого мыла. Сначала умываюсь просто водой, а потом ребром мыла очень сильно натираю щёку и скулу, желая содрать кожу.
Потом ещё рукой и ногтями вспениваю раствор и распределяю по щеке, скуле и шее. Потом психую и умываюсь полностью. Щека, конечно, болит дико, но и этого мне было мало. От безысходности хотелось заплакать, но буквально в соседней комнате был магистр Эшфорд, а перед ним я и так сегодня много чего себе позволила, ещё один срыв будет явно перебором. Поэтому беру мягкое, махровое полотенце белого цвета, вытираюсь, вешаю его на место, поправляю прическу, стараясь не смотреть себе в глаза, и выхожу, прикрывая дверь ладонью и рукой.
Магистр Эшфорд уже ждал меня, стоял напротив у двери в кухню. Мне было очень стыдно перед ним за всё, что произошло и за свой внешний вид тоже, поэтому я вздрагиваю от неожиданности, сразу опускаю глаза и тихо говорю:
— Извините…
— За то, что подсыпала в десерты на празднике любовное зелье? Или за то, что стреляла в адептов из лука? — Спрашивает едко.
Меня возмущает резко! Я даже глаза на проректора поднимаю и очень уверенно отвечаю:
— Нет! За это мне не стыдно!
— Тогда я не понимаю, за что ты извиняешься, ведь только за это тебе и должно быть стыдно, — пожимает мужчина плечами, разворачивается и бросает уже через плечо: — Пойдем пить чай.
Мне стыдно, магистр Эшфорд! Безумно стыдно! Не за зелье и лук, а за декана, за то, что вам пришлось меня спасать, что вы видели меня в очень непрезентабельном виде (моральном). И я бы это сказала, но сил не было никаких, а чай очень хотелось, поэтому я только вздыхаю и иду за проректором в кухню.
— Садись. — Короткое распоряжение, и я послушно (удивительно, не правда ли?) сажусь на простой, но в этой простоте красивый, деревянный стул.
Ещё такой же стоял напротив меня и по сторонам. Он был прямоугольным, темным, я присела на сторону, где ширина была меньше. Сама кухня была удивительно приличных размеров: помимо довольно большого стола, просторное место для готовки, и всё необходимое на кухне. Столешницы были светлее тона на три, а гарнитур — молочного цвета. Места здесь хватало и мне, и проректору, и хватило бы ещё человек на семь.
Магистр Эшфорд налил мне чай и поставил кружку напротив. Большая, с толстыми стенками, от неё ароматным облаком исходил пар. Запах трав, с преобладанием нот валерьянки, напоминал мою маму во время ссор. Я нервно и грубо провела ладонью и ногтями по щеке, кивнула в знак благодарности и обхватила кружку двумя руками.
Я была права — это валериана. Ни с чем не спутаю этого запаха. Неужели, проректор в курсе всех полезных свойств этой травы?
— Спасибо. — Киваю в знак благодарности.
— Пей. — Довольно сухо отвечает, медленно выдохнув.
Я подношу кружку ко рту, но несколько настораживаюсь, ибо сам проректор предпочел облокотиться на столешницу и молча за мной наблюдать. То есть, наблюдать за тем, как я собираюсь пить им же приготовленный чай.
— А вы не будете? — Спрашиваю, отодвигая кружку от себя.
— Боишься, что я тебе зелье какое-нибудь подсыпал? — Усмехается в ответ, складывая руки на груди. — Не логично.
— Что именно? — Хмурюсь и смотрю прямо на магистра Эшфорда.
— Сначала слепо довериться, а только потом насторожиться.
— Я доверилась вам не слепо! — Возражаю, упрямо качая головой. Снова вспоминаю всё произошедшее. Тру лицо.
Выдыхает. Очень резко, словно успокоиться хочет. И руки опускает. И почему-то подходит. А потом (что страннее) опускается передо мной на колени. В абсолютном и полном шоке опускаю глаза на проректора, сидящего передо мной на коленях. Сжимаю свои голые колени, тру с нервов щеку ещё сильнее.
— Хватит. — Говорит на удивление мягко, руку к моему лицу поднимает, на открытые ноги совсем даже и не смотрит. Вообще ничего не понимаю, поэтому застываю на месте (вообще, кажется, не выход), и руку только немного отвожу в сторону, чтобы, в случае чего, его конечность отодвинуть.
Но сил (и желания) как таковых не было, потому что его пальцы на удивление бережно касаются моей щеки и скулы. Аккуратно гладят покрасневшую кожу.
Я не дышу. И, кажется, даже не думаю.
Хотя, нет. Одна шальная мысль таки покоя не дает.
— Вы что-нибудь пили на празднике? — Спрашиваю весьма логичную вещь, но очень тихо и неуверенно.
— Да. — Спокойный ответ слегка хриплым голосом. Только эта хрипота была приятной, успокаивающей.
Я забыла, что
