Помни обо мне - Софья Подольская
— Разве не видите вы, — мой голос отвлек его милость, — что рыцарь сей храбр, ибо, презрев опасности, бросился за своей донной. Юн не только телом, но духом, а эти изумительные строфы, — метнувшись к столу, я подхватила один из листов, — пронизаны радостью и чувством меры. Несомненно, он движим любовью и не мыслил ничего недостойного светлого образа своей дамы.
— Да! — мгновенно встрепенулся начищенный моей лестью рыцарь. — Намерения мои чисты, как горный родник!
— И какие же, позвольте узнать? — насмешку в этом вопросе расслышал бы и глухой.
Виконт замялся, а я, понимая, что сейчас вся игра пойдет псу под хвост, решительно шагнула к Дарьену и незаметно наступила ему на ногу.
— Самые благородные! — процедила я сквозь зубы, дергая его за штанину и складывая за спиной руки так, как их соединяют во время венчания
— Готовы жениться? — несколько неуверенно сказал Дарьен.
Хвала Интруне, понял!
— Да! — его милость закивал кайсанским болванчиком. — Я готов положить к ее ногам мои руку и сердце.
Дарьен оценил возможного родственника взглядом, какой, пожалуй, крестьянки бросают на гуся, предназначенного для праздничного стола.
— Живописная будет картина.
Виконт вздрогнул и почти подался назад, открывая рот, точно выброшенная из воды рыба.
— Ах, это так благородно с вашей стороны, — мой голос звенел от сдерживаемой злости, которую, не зная меня, можно было принять за экстаз, — бросить к ногам любимой свое тело и душу.
Я сделала паузу, позволяя его милости оценить комплимент высокомерным кивком, быстро повернулась к Дарьену, словно прося и у него подтверждения. Пальцы мои взлетели к губам, изогнулись, словно поворачивая невидимый ключ. “Молчите” — попросила я беззвучно прежде чем перейти к последнему действию затянувшегося представления.
— Отдать самое дорогое, — моя реплика вызвала улыбку на пухлых губах довольного собственным величием виконта.
Я выдержала положенную паузу, моля святую Интруну, чтобы Дарьен не испортил момент, и нанесла решающий удар:
— Отказаться от поэзии!
— Что-о-о?!
Вопил виконт так, словно я поднесла к сосредоточению его мужественности раскаленную кочергу.
— Ах, но как же иначе? — удивилась я, искренне наслаждаясь моментом. — Разве можно посвящать кансоны жене? Встречаться с прекрасной донной за завтраком, дабы обсудить презренные мирские дела, видеть ее простоволосой, больной или, — мой голос истончился до зловещего шепота, — беременной?
Священный ужас, на мгновение омрачивший лик виконта, сменило выражение глубочайшей задумчивости.
— Конечно, — отвлекая его, я принялась расхаживать перед подрагивающим от возмущения длинным носом, — вы могли бы избрать себе новую даму… Но!
— Но-о-о?!
— Но разве пристала благородному сердцу подобная ветренность?! И разве сможет кто-то вдохновить вас так же как ваша несравненная, — удержаться от смешка оказалось тем еще испытанием, — Синеглазая Златовласка. Ведь эти строфы, — рука моя, протянувшая виконту подхваченный со стола опус, дрожала, — неподражаемы! Ги д’Юссель, Блакац, даже Арнаут де Марейль никогда не написали бы ничего подобного!
Я замерла, чтобы перевести дух.
— Так что же делать? — растерянно прошептал бледный, как скисшая сметана, рыцарь.
— Что же делать? — мои руки взметнулись в жесте отчаяния. — Пожертвовать мигом встречи или лишить Арморетту уникальнейшего трувера этого века? А вы, — я повернулась к нему с немой мольбой во взгляде, — вы сможете жить без поэзии?!
— Нет! — виконт танцевал под мою мелодию охотнее, чем крыса, бредущая за Гамельнским флейтистом. — Никогда! Лучше смерть!
— Всеотец, — я хлопнулась на колени прежде, чем Дарьен предложил помочь его милости с переходом в лучший мир, — даруй нам толику мудрости своей! Укажи путь! Святая Интруна… Святая Интруна! Конечно! Святая Интруна сохранит вашу даму. Примет ее в свои объятья, дабы вы, подобно Абеляру, могли излить любовь в возвышенных строфах!
Его милость задумался, оттопырив нижнюю губу и почесывая кончик носа.
— А как же альбы-ы-ы? — капризно протянул он. — И вообще, воспевать монахиню это как-то…
Да чтоб тебя, рыцарь печального образа!
— Абеляр, — с нажимом произнесла я.
— Да-а-а, но вот у всех дамы замужние…
В высоком голосе виконта прорезались интонации ребенка, который просит себе игрушку, и чтоб не хуже, а то и лучше, чем у других. Я лихорадочно перебирала в голове жизнеописания труверов, но паршивец был прав. Прекрасной Даме положено быть замужней.
К моему искреннему удивлению, положение спас Дарьен.
— А если, — начал он, и я замерла в ожидании катастрофы, — Лоретта выйдет замуж?
— За кого? — виконт озвучил мой немой вопрос.
— Точно не за вас.
— Правда?!
— Правда.
— Ах, — я всплеснула руками, обнадеженная посветлевшим лицом виконта, и мимолетным кивком поблагодарила Дарьена, — вот и решение! Вы сохраните свою даму и даже больше: приблизите ее к куртуазному идеалу. Ваше служение будет совершенным! Но…
— Но-о-о?
Недовольно виконт, и я поспешила его успокоить.
— Необходимо отложить встречу. Зато у вас будет время подготовиться.
Он пожевал губу.
— Н-н-ну, да. Серенады мне пока не особо удаются.
— Ах, не скромничайте, — я улыбнулась кокетливо потупившемуся поэту и направилась к столу. — Так вы готовы поклясться не встречаться с вашей дамой до ее свадьбы?
Его милость виконт Эрвью горделиво выпрямился, прижал кулак к сердцу и торжественно вскрикнул:
— Клянусь честью своей и любовью!
— Выпьем же за это!
Я протянула мужчинам уже наполненные бокалы.
— За любовь и поэзию!
Хвала Интруне, снотворное подействовало быстро.
Глава 16
Дарьен подошел к неожиданно растянувшемуся на полу хлыщу и перевел взгляд с припудренной, демоны его дери, и оттого вдвойне неприятной физиономии на лицо Аланы. Сосредоточенное, почти злое, и ни тени сиявшего еще несколько мгновений назад восхищения. Такого искреннего, что он поначалу даже поверил.
Играла Алана мастерски, и это недоразумение в штанах с такой готовностью шло у нее на поводу, что Дарьен, впервые за долгое время, почувствовал себя глупо.
— Вы же говорили, что в этот ваш эликсир истины всего лишь вода?
Да еще поэзия, будь она неладна! Что они все в ней находят?!
Он с трудом сдерживался, чтобы не взять Алану за плечи, развернуть и заглянуть в скрытые тенями глаза. Мысль об обмане, пусть и замаскированном под злонамеренную шутку, будило фамильный темперамент, который не удалось до конца смирить ни трем сотням ступеней, ни медитациям, ни бамбуковой палке мастера Бао, ни гребному отсеку «Мести королевы Меб».
— Не всего лишь, — Алана присела и положила пальцы на запястье беззаботно посапывающего виконта, — а вода из источника монастыря святого Ива.
Она приподняла сначала левое, затем правое веко, приложила ладонь к мерно вздымающейся к груди и удовлетворенно кивнула.
— Проспит до полудня.
