Избранная для северного дракона (СИ) - Илана Васина
Пока я правил лошадьми, Ника за спиной едва дышала. Когда мы подъехали к длинной веренице повозок, проходивших проверку на заставе, я обернулся.
Её землистая кожа теперь отливала зеленоватым оттенком, и сердце стучало, будто вздумало гнаться с кем-то наперегонки. Ирэя заметила мой взгляд, опустила глаза, отвернулась и быстро прикрыла лицо слипшимися паклями — спряталась. Ее робкое прикосновение к волосам совсем не выглядело старушечьим. Наоборот смотрелось трогательно, немного неуверенно и очень юно.
Хотелось ее утешить, подбодрить. Объяснить, что нынешний облик — временная защита, как белая шкура у зайца. Пересечем опасную зону — вернем ей исходный вид. Но, как назло, именно в этот момент на нас уставилась деревенская баба из стоящей перед нами телеги. Еще и уши свои навострила, лиса любопытная!
— Не трогай больше волосы, — просьба, обращенная к Нике, прозвучала, скорее, приказом.
Вместо ответа она жалобно всхлипнула, а я тут же наградил себя мысленной затрещиной.
Так держать, идиот!
Если до сих пор время летело стрелой, то сейчас оно застопорило свой ход, словно насмехаясь над моей спешкой. Зверски хотелось пересечь Межземелье, а еще сильнее — миновать проверочный пост. От нетерпение хоть лапу грызи!
Моя ирэя в двух метрах от меня, а я не вправе ее коснуться. При этой мысли внутри дыбился зверь, когти удлинялись, дырявя сиденье возницы. Небо успело целиком окраситься лазурно-голубым, когда очередь дошла, наконец, до нас.
Один страж, покрупнее, осматривал повозку, ворошил тюки, "незаметно" присваивал оттуда яркие, женские платки, и смеялся над блеющей козой. Другой, кривоносый, принялся за проверку наших документов. Начал с меня:
— Зачем направляешься в Межземелье?
— Везу одежду и украшения, — махнул в сторону тюков, заполнивших телегу. — Хочу обменять товар на шкуры. Говорят, там самый сезон пушнины.
— А-а… — потянул Кривоносый, с интересом переводя взгляд с бумаги, где значилось фальшивое имя, на меня. — Пушнина — это хорошо…. А че ты такой дюжий вымахал, Михал? Торговцы все пузатые, низкорослые да лысые.
— Вот как остепенюсь, — я засмеялся, хотя дурацкий вопрос не на шутку разозлил, — так сразу отращу себе пузо. На бессемейного пузо не липнет.
— Ладно. Держи! — страж вернул мне бумагу и протянул Нике открытую ладонь. — Документик показывай!
Та вытащила из рваного рукава помятую бумагу и дрожащей, морщинистой лапкой отдала проверяющему.
— Так. Кривая Гвенлин. Ну, положим, кривая. И даже, положим, Гвенлин… А чего ты, старая, в Межземелье забыла — я никак в толк не возьму.
Ника неуютно съежилась под острым взглядом, седые космы снова упали на лицо. Вместо того, что бы показать на рот или знаками объяснить про свою немоту, бедняжка совсем растерялась — даже дышать забыла.
— Она немая, — подсказал я стражу. — Хочет козу продать. Решил помочь старой, раз нам по пути.
— Козу, значит? — страж вдруг задумался. — Коза — это хорошо. Коза… Коза, коза… Вот что, Михал. Ты можешь ехать, а эту Гвенлин мы задержим.
— На что она вам? — старался говорить ровно, хотя почуял, как зверь прет из меня, готовый вцепиться им в глотки. Наглые, тщедушные беззаконники дорвались до жалкого кусочка власти и возомнили себя богами.
Вместо того, чтобы ответить мне, Кривоносый повернулся к Нике, в волнении раскрывшей беззубый рот.
— Слезай-ка с телеги, бабка! Ты нам молочка козьего надоишь. Жуть, как парного молока захотелось!
Глава 29
Ника
Чем ближе мы подъезжаем к заставе, тем больше переживаю, о чем меня могут спросить стражи. И, самое главное, как мне следует реагировать на их вопросы?
Мычать? Молчать?
Дариус говорил, что немые старухи ведут себя скромно и молчаливо. Теперь я гадаю, что значит «скромно»?
Если я улыбнусь, будет ли это скромно? Или, с учетом новых внешних данных, будет воспринято, как угрожающий оскал?
Если я посмотрю стражу в глаза, сойдет ли это за наглость или за взгляд честного человека, которому нечего скрывать? Больше всего боюсь, что случайно забуду об отведенной мне роли немой и что-нибудь ляпну на эмоциях.
Всерьез рассматриваю вариант грохнуться в обморок, если местная таможня начнет донимать вопросами. Хотя… Меня могут отправить в лазарет и побег накроется медным тазом.
В голове сплошная каша, а просить ответов у Йемрена я не осмеливаюсь, ведь больше не понимаю: какой вопрос задала бы Дариника, а какой могла спросить только иномирянка. Да и как тут спросишь, если мне было велено играть роль немой старухи!
Вот бы Йемрен сам догадался объяснить, подсказать! Но он только молча направляет лошадей по городской брусчатке, на меня даже не оглядывается. Сканирую русоволосый затылок, широкую спину, напряжённые плечи — все пытаюсь почуять, о чем молчит мой возница.
Обдумывает детали предстоящего побега? Или вживается в роль чужого человека?
Только один раз он вспоминает обо мне, когда приказывает не трогать волосы. После его слов окончательно теряюсь — буквально каменею. Теперь боюсь выдать нас неправильным жестом.
Когда уверенность в себе опускается ниже плинтуса, к нашей повозке подступают стражи. Их всего двое, но по ощущениям — свора шакалов. Пока один заговаривает зубы Йемрену, второй нас обкрадывает.
В прежней жизни я бы не согласилась на роль жертвы. А теперь, задыхаясь в круговороте событий, не смею даже поднять глаза на своих обидчиков. Жду, пока стражи утолят свой разбойничий аппетит и пропустят, наконец, за ворота. Вот почему, в итоге, оказываюсь совершенно не готова к внезапному повороту.
— Слезай-ка с телеги, бабка! Ты нам молочка козьего надоишь. Жуть, как парного молока захотелось!
Мысленно ахаю. Даже если бы я умела доить козу, волкодав не способен давать молоко. Такой функции у него просто не предусмотрено.
Взглядом ищу у Йемрена поддержку, и тот кивает, хитро мне подмигнув:
— Иди, бабка, отвязывай козу! Не робей! Я подожду, пока ты угостишь молоком этих славных воинов.
В голове будто взрывается бомба, превращая в ошметки все мои представления о новом мире. Может, Дариус все-таки приделал волкодаву молоко производящую функцию?
Как бы то ни было, выполняю то, что мне велено. Стараюсь двигаться медленно. Подползаю к краю телеги, неловко перевалившись через край, опускаюсь на землю. Потом долго отматываю поводок от телеги. Притворяться почти не приходится — от страха у меня дрожат пальцы, и узлы поводка поддаются с трудом.
Тем временем, Йемрен обращается к стражу:
— Бесстрашия тебе не занимать, служивый, раз решил молоко из рук косоглазой опробовать!
— Ну косоглазая. Что с того? — отмахивается тот. — Козье молоко с утреца пораньше — самое то!
— Мой кузен Ленций, из ваших, из стражей…
— Это который Ленций? — настороженно перебивает страж.
— Высокий, со
