Лес (ЛП) - Бобульски Челси

Он кивает.

Я делаю глубокий вдох.

— Ни пуха, ни пера.

Генри берет меня за руку, и мы вместе входим в лес.

ГЛАВА XXV

Я ничего не вижу, даже своих вытянутых перед собой рук. Это хуже, чем темнота, которая только начинала сгущаться на закате. Хуже, чем иллюзия ночи, которую Варо создал сегодня днём. Лес вокруг нас оживает, крики проносятся мимо наших ушей, склизкие твари скользят по нашим ботинкам, кожистые крылья цепляются за мои волосы. Что-то врезается в меня, толкая на землю. Я выбрасываю вперёд руки и погружаюсь по локти в грязь, пахнущую неочищенными сточными водами. Моё сердце колотится о грудную клетку.

Я больше не держу Генри за руку.

— Генри! — зову я.

— Я здесь.

Генри в темноте руками касается моей спины. Он поднимает меня и повторяет свои слова снова, его дыхание оставляет тёплый круг на моём затылке:

— Я здесь.

Мы пытаемся бежать, держась за руки так крепко, что я боюсь, как бы костяшки наших пальцев не прорвали кожу, но это бесполезно. Грязь слишком густая.

Мы — добыча, подготовленная для убийства.

Я делаю единственное, что приходит мне в голову, подбрасываю монету и кричу:

— Сахабриэль!

Я не знаю, услышат ли меня мои светлячки, или останутся ли они ещё моими друзьями здесь, в темноте, но это шанс, которым мы должны воспользоваться. Символы светятся белым, и этого света достаточно, чтобы увидеть, как Генри спотыкается в грязи рядом со мной. Достаточно света, чтобы увидеть монстров, которые когда-то были нарисованы на моих латинских спряжениях, раскачивающиеся вокруг нас. Раздутые головы и горящие глаза, острые зубы и зазубренные когти. Существа из моих худших кошмаров.

Я заставляю себя дышать, лишь бы не кричать.

Я не знаю, почему они просто не убьют нас и не покончат с этим, а потом я понимаю — они играют с нами. Они знают, что у них есть несколько часов до восхода солнца. Они тоже могут играть со своей едой и есть её. И пока я вглядываюсь в темноту, ища, ища, ища свет моих светлячков, я начинаю думать, что они правы.

Мы здесь умрём.

Всё вокруг громкое, ветер ревёт в деревьях, визг, щелканье и рычание монстров вокруг нас, что я не слышу собственных мыслей. Моя нога за что-то цепляется, и я снова падаю вперёд. Генри рывком поднимает меня, прежде чем я успеваю упасть, но это бесполезно. Я перестаю бороться. Вместо этого я тянусь к Генри, обнимаю его и зарываюсь лицом в его плечо.

— Мне так жаль, — шепчу я.

— Шшш, — бормочет он. — Мы справимся.

Я качаю головой.

— Генри…

Смех срывается с его губ.

— Они идут сюда.

И затем, чудесным образом, облако сапфирово-синего цвета окутывает нас, закручиваясь вокруг нас, как циклон. Тысячи крыльев жужжат у нас в ушах, их свет излучает тепло. Монстры делают выпад. Бело-голубые дуги отбрасывают их назад. Некоторые монстры убегают. Другие пытаются врезаться в нас снова и снова, но светлячки каждый раз поглощают удар. Слёзы щиплют мои глаза, когда я смотрю, как они защищают нас, их великолепный свет искрится, как звёздный огонь. Последние монстры удаляются от нас, отступая обратно в ночь. Они не заходят далеко — они ещё не полностью сдались, — но этого достаточно.

Пока мы в безопасности.

Мои слова — не более чем дыхание на моих губах.

— Я не могу поверить, что это сработало.

Генри заправляет мои волосы за ухо и улыбается, глядя на меня.

— Ты продолжаешь удивлять меня на каждом шагу, Винтер Пэриш.

Его взгляд скользит по моему лицу, останавливаясь на моих губах. Мы ничего не говорим, и, хотя мы только что избежали верной смерти, всё, о чём я могу думать, это собирается ли он поцеловать меня? И я никогда раньше не целовалась с мальчиком. И буду ли я хороша в этом?

Он наклоняется вперёд. Мои глаза закрываются, когда я вдыхаю его знакомый аромат. Чёрный чай и корица, запах костра, едва уловимый в его волосах теперь, когда он одет в новую одежду. Его губы в паре сантиметров от моих, и я задаюсь вопросом, будут ли они такими же мягкими на ощупь, как выглядят.

Мои глаза резко открываются.

— Путешественник.

Генри замирает, в его глазах вопрос.

Я не могу поверить, что забыла, даже на долю секунды.

— Обкурившийся парень, — объясняю я, хотя Генри понятия не имеет, что такое наркоман. — Мы должны найти его.

Глаза Генри расширяются. В разгар нашего общего облегчения он тоже о нём забыл.

— Как ты думаешь, он всё ещё жив?

— Есть только один способ выяснить это.

Я бросаюсь вперёд, но почти ничего не вижу сквозь наш световой щит. Я провожу ладонью по глазам и говорю:

— Откройся.

Светлячки ускользают, образуя отверстие размером с ручное зеркальце, через которое можно заглянуть.

Тропинки всё ещё грязные, и мы продвигаемся медленно. Каждый шаг вглубь леса — плохой знак для обкуренного парня, но я не сдаюсь. Мы идём.

И идём.

Пробираясь по всё более густеющей грязи.

Почти прямо мимо него.

Сначала всё, что я вижу, это ботинок. А потом колено. Рука. Туловище. И лицо с закрытыми глазами, кровь капает из раны на лбу. Остальная часть его тела покрыта лианами и толстыми корнями, которые медленно тянут его под дерево. В землю.

Я хватаю свой нож и начинаю рубить лианы. Раненые лианы корчатся от боли, но другие хватают меня, пытаясь вцепиться в мои запястья. Светлячки отбрасывают их назад, и несколько моих друзей даже отделяются от стаи, сжигая лианы, пока они больше не могут держаться за обкуренного парня.

Корни деревьев не так легко запугать. Они крепче вцепляются в обкуренного парня. Генри хватает то, что на шее парня, и оттягивает это от его трахеи. Я пытаюсь разрезать корни, но они слишком толстые для моего крошечного лезвия.

— Мы должны как-то вытащить его, — говорю я.

Генри оглядывается, его глаза сияют.

— У меня есть идея.

Он указывает на брёвна, выстилающие тропинку.

— Они двигаются? Мы могли бы использовать их в качестве рычага давления.

Стоит попробовать. Я никогда не могла приблизиться к краю тропы, чтобы последовать за папой, но это совсем другое дело. Должно быть по-другому. Я не пытаюсь уйти, я кричу — думая о словах. Я просто пытаюсь спасти этого путешественника.

Я карабкаюсь на четвереньках по грязи, половина светлячков следует за мной, а другая половина остаётся с Генри. Я пальцами тянусь к ближайшему бревну, но моё тело застывает в нескольких сантиметрах от края тропинки.

Пожалуйста.

Моя рука горит, но я продолжаю тянуться.

Мне это нужно.

Я стискиваю зубы и заставляю себя двигаться вперёд.

Я — дочь Джека Пэриша, думаю я — внучка Эдварда Пэриша. Я — страж этого леса, и мне нужно использовать эти брёвна, чтобы спасти этого путешественника.

Но это не работает. Какой бы властью я ни обладала в этом лесу, она ограничивается правилами, установленными Древними более тысячи лет назад.

— Я не могу до них дотянуться, — кричу я, перекрывая скрип корней дерева, усиливающих свою хватку на парне.

— Дай я попробую, — говорит Генри. — Займи моё место.

— Я не думаю…

Он встречается со мной взглядом, вены на его шее вздуваются, когда он изо всех сил пытается удержать один из корней от раздавливания трахеи парня-наркомана.

— Древние могут сойти с тропинок.

— Но ты не Древний.

— Эликсир делает меня похожим на них больше, чем ты думаешь.

Я хочу спросить его, что, чёрт возьми, он имеет в виду, но нет времени. Обкуренный парень на сантиметр приближается к краю тропинки, основание дерева раскрывается, чтобы поглотить его целиком. Чертыхаясь себе под нос, я занимаю место Генри, отрывая корень от шеи парня-наркомана. Генри, должно быть, работал над тем, чтобы ослабить хватку, которую корень держал на шее парня, пока я пыталась дотянуться до бревна, потому что, ещё немного напрягшись, я смогла наклонить голову парня под кайфом достаточно, чтобы корень соскользнул с него. Корень снова пытается ухватиться за него, но мои светлячки смыкаются вокруг нас, удерживая его на расстоянии.