Интербеллум (СИ) - Лета Валерия
Высыпая ингредиенты, он кружил вокруг меня, бормоча заклинания. Он вырвал мне волосы и кинул в котёл, который тут же зашипел. Пар поднимался от зелья и застилал глаза, температура накалялась. Колдун продолжал наматывать круги. Я не заметила, как катана была брошена вместе с травами в бурлящий котёл. Он порезал мне ладонь и считал капли, стекающие в темное варево. После чего разорвал на мне рубашку и, нашёптывая, окунув палец в миску с чём-то зелёным, начал поломанным ногтем царапать внизу живота знаки.
Закружилась голова. Пропал Альберт. Запахи смешались. В ушах звенел голос чернокнижника, приобретший оттенок стали. Ноги окаменели.
Он влил в рот горячий отвар, опалив глотку. Я не успела закричать, как что-то острое пронзило тело насквозь и будто разрубило внутренности пополам. Резкая, невыносимая, режущая боль в области живота и выше вытолкнула наружу только что влитое зелье.
Он сделал мне харакири.
Запах собственной крови ударил в нос. Она полилась из меня по брюкам, по сапогам, по полу. Кровь наполнила лёгкие и вырвалась фонтаном изо рта. Ноги словно отрезало. Я не почувствовала, как упала, как в меня снова влили зелье, зачерпнув ковшом из котла.
Глава 12
Сознание возвращалось с ощущением разбитости. Спустив ноги со скамьи, я медленно огляделась. Котёл не варил, вокруг порядок и чистота. Из одежды только нижнее белье, потемневшее от крови.
В дверях со стопкой дров вытянулся чернокнижник.
— Что ты со мной сделал? — запекшиеся губы едва разомкнулись.
— Право, не понимаю…
— Ты выпотрошил меня как свинью-копилку, — прошипела я.
— Напраслину на меня наводишь, голубушка.
Я подорвалась, желая придушишь старого пройдоху, но боль в зоне яичников ударила столь неожиданно, отчего тело повалилось назад. Перед глазами все поплыло.
— Не делай резких движений, — предостерёг колдун, проверяя в печи огонь, — иначе швы разойдутся.
Я впервые посмотрела на живот, не признаваясь даже себе в страхе увидеть кровавое месиво. Однако живот и кожа были на месте, только грубый шрам от правого яичника до левого, обложенный травами и чем-то намазанный.
— Имя, — прохрипела я и сползла по стенке на скамейку.
Старец развернулся, провёл рукой по бороде.
— С тобой столь приятно иметь дело, что я покажу не только его лицо, но и месторасположение.
— С чего такая щедрость?
Колдун снял с печи чугунок и, помешивая, ответил:
— Твоя преданность эгоистичному, самовлюблённому мальчишке восхищает. — Он подул на ложку и хлебнул похлебку. — Архонт полагает, ты служишь ему, но ради него ты бы не дала, как сама выразилась, выпотрошить себя.
Чернокнижник вылил в чашу содержимое и подошёл ко мне.
— Бери.
— Что это?
— Грибной суп.
Я облокотилась о стену и взяла протянутую миску. Коричневого цвета бульон с сомнительными грибами, у меня не было сил спорить или сомневаться в пище. Я втянута запах трав и сделала большой глоток. Суп обжег горло, но оказался съестным.
— Мальчишке повезло, — продолжил он, отойдя к котлу. — С верной женщиной не страшны никакие беды. — Он замолчал, проверяя на зуб какую-то мерзость из припасов, и сплюнул. — Верная, но не любящая.
— Много болтаешь.
Повисла пауза.
— Твой куд — очень слаб. Время принести жертву.
— Я не спрашивала тебя.
— Заметил, с каким вдумчивым лицом ты копаешься в себе. От шамана можно ожидать умного вида, если только тому не связаться с духом. Он без сознания.
— Куд не может быть без сознания.
— Может. Если сила шамана приблизилась к отметке ноль. Ты истощена.
Чернокнижник закатал рукава и опустил руки в кипящий котёл. Рот у меня открылся непроизвольно. Бормоча себе под нос, он вытащил две части катаны и, соединив в воздухе, со свистом развёл. В то же мгновение изба наполнилась синеватым дымом, быстро собравшимся над котлом в образ мужчины лет сорока. Его лицо было неприметным, невыразительным, обычный мужчина средних лет, но удивило другое — гимназическая форма преподавателя.
— Преподаватель? — потрясённо выдохнула я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Колдун перевёл на меня взгляд и мотнул головой.
— Значит, выдал себя за одного из наставников, чтобы пройти на территорию гимназии. Где он сейчас?
Дым изменился и приобрёл очертания города с куполами и церковным звоном. Москва? Нет. Железная дорога, река, поля, заброшенный магазин, два двухэтажных кирпичных дома.
— Запомнила?
Я кивнула. Чернокнижник также соединил меч и потом развёл. Котёл напомнил воронку — он затягивал дым, пока изба полностью не очистилась.
Так вот где он сейчас прячется. Великий Новгород. За мою жертву колдун не только показал лицо, но и его местонахождение. Необходимо сейчас же собираться. Я отставила пустую черепку и попыталась встать. Чернокнижник раздвоился, а когда встала — их уже было четверо. Я потёрла глаза.
— Что ты подсыпал?
Он завёл руки за спину, направился к полкам со склянками.
— Три десятка топчешь землю, а так и не привыкла к чувству истощения.
Взяв со второй полки пузырёк, он подошёл ко мне.
— Укрепляющий отвар.
Я была настолько обессилена, что позволила напоить себя склизкой дрянью. Кашель сковал горло.
— Самое мерзкое укрепляющее из тех, что доводилось принимать.
Колдун довольно ухмыльнулся.
— Незаконно, но качественно. Рецепт ещё моего деда.
— Сплавляешь местным?
Он пожал плечами и почесал бороду.
— Не каждый день ко мне приходят отчаянные шаманки…приходится выживать.
— Отчаянные?
Змеиная улыбка скользнула по синеватым губам.
— Отчаянно верные.
Отвар подействовал быстрее, чем лучшие средства целителя. Я провела рукой по сальным волосам и нахмурилась.
— Скажи лешему, пусть затопит баню.
Старец снова провёл рукой по бороде.
— Уже. Прошу, — он указал на дверь.
Кое-как я разделась в бане. Сев на скамью, зачерпнула теплой воды и вылила на голову. Невыносимая боль внизу живота. Дрожащей рукой я провела по длинному шраму и почувствовала, как зажгло в глазах. Я не хотела детей и никогда не думала о семье, но сам факт стать бесплодной, лишиться возможности прижать к груди когда-нибудь свое дитя, был мучителен. Так много женщин мечтает стать материями и не могут, та же жена Артемьева. Каких только способов не перепробовала! А я самостоятельно отказалась. Выбирая между собой и хозяином, я выбрала его. Горячие слезы побежали по щекам. Всхлип вырвался из горла, и я закусила руку. Ни звука. Ты знала, на что шла, ты совершила на Камчатке ошибку, из-за тебя чуть не погиб наследник.
Я зачерпнула еще воды и смыла слезы. Нужно помыться и привести себя в порядок.
Через полчаса я стояла одетая перед колдуном. Он дал два пузырька с отваром и наказал выпить каждый с интервалом в час.
— До ближайшего поселения сколько идти?
— Тебе поможет добраться леший.
Чернокнижник обвел меня взглядом и кивнул своим мыслям.
— Обращайся. Всегда помогу.
Я удержалась от колкости и лишь кивнула. Неизвестно, какие перипетии ждут еще в жизни, а этот колдун как-никак сильный и способный. На улице ждал леший. Страдая от боли, я прихрамывала, и он протянул руку, но я не приняла.
— Мне нужна ближайшая деревня.
Он взял меня под локоть и подул сильный ветер. Снег ударил в лицо. Ноги оторвались от земли. Ветер подхватил и понес нас. Истощенная, я чуть не лишилась чувств. Никогда раньше Альберт не терял сознание, никогда еще я не была истощена настолько. Это как если бы я неделю без еды и отдыха шла по тайге, и то, я была бы истощена физически, а не магически. Колдун высосал всю силу.
— Вон там деревня, — сказал леший сразу, как мы опустились на землю.
— Люди?
— Да.
Не поблагодарив, я побрела на свет. Нужно принести жертву духу, мне необходимо окрепнуть. Со взрослым человеком мне в таком состоянии не справится, даже с хрупкой женщиной. Жертва должны быть девственницей, придется убить ребенка. Как в бреду я дошла до глухой деревни. Стояла ночь или поздний вечер. В домах горел свет, но заходить к людям было рискованно. Я остановилась на заснеженной дороге и прислушалась. Тишина. Где-то лают собаки и дерутся коты, изредка кудахчут куры. Я дернулась, уловив через несколько сараев шум в хлеву. Там был включен свет. Господи, пусть это ребенок пошел покормить свиней. Медленно я сделала шаг, чувствуя себя выжитой. Снадобья помогали, но не так быстро. Я завернула, прошла мимо будки, куда забилась перепуганная собака. Животные чувствуют в нас смерть.