Восьмая жена Синей Бороды (СИ) - Дашковская Ариша

Вечером к Энни пришла Мирта, дескать ее отец передает горшок свежего меда для графа де Рени. Девушки не были подругами и даже раньше не общались, поэтому Энни удивилась, когда Хромоножка доложила, что Мирта хочет ее видеть. Энни смекнула, что мед это надуманный предлог для встречи. Иначе Мирта просто передала бы горшок Грете или Ханне.

Мирта ждала Эниану на крыльце, кутаясь в шерстяной клетчатый платок. К груди она крепко прижимала глиняный горшок, будто боялась выронить. Выглядела она неважно — болезненно и изможденно. Глубоко посаженные глаза из-за темных кругов под ними казались запавшими.

— Вот, отец передал, — Мирта протянула Эниане горшок, и Энни, коротко поблагодарив, отворила дверь в дом, собираясь скрыться внутри.

— Постойте.

Энни обернулась.

— Я пришла поговорить с вами.

Энни поставила горшок у порога, затворила дверь и оперлась на нее спиной, сложив руки на груди.

— Говорите.

— Вы ведь близки с Францем?

Энни нахмурилась.

— Мы дружим с ним с детства. Конечно, мы близки. Об этом весь Ольстен знает.

— Может, мне показалось, — неуверенно продолжила Мирта, и ее подбородок мелко задрожал, — но вы часто гуляли вдвоем в последнее время.

— Не показалось. Жан болеет. Если бы он не болел, мы бы гуляли втроем.

— Он так смотрел на вас. Друзья так не смотрят.

Энни закатила глаза:

— Мирта, он смотрит так абсолютно на всех девушек. Даже на Ханну он смотрит таким же взглядом.

Энни все ждала, что Мирта наконец признается, что же ей нужно от нее, но Мирта ходила вокруг да около.

— Я видела вас вчера с Францем, — выдала Мирта, уставившись на Энни черными, немигающими глазами.

— И что? Нас вчера много кто видел.

Энни пыталась вспомнить, где именно живет Мирта, чтобы понять, не лжет ли она. Кузница находилась на окраине Ольстена, в отдалении от жилья, как и было заведено повсеместно, чтобы огонь в случае чего не перекинулся на дома. Мирта никак не могла видеть, куда Энни и Франц ходили и что там делали.

Она могла видеть только Энни, идущую в кузню, а потом возвращающуюся домой в слезах.

— Франц женится, — и опять Мирта цепкими глазками внимательно изучала лицо Энни.

— Я знаю. На Анхелике. Зачем вы мне об этом говорите?

— Он… он не должен на ней жениться.

— Почему?

— Потому что она его обманывает. Она сказала, что под сердцем носит его ребенка. А на самом деле пустая она. Это отец ее научил. У них деньги водятся, и у семьи Франца их полно. Деньги должны на деньгах жениться. Только тогда они множиться будут.

— Мирта, разве Анхелика не ваша подруга?

— Подруга, — кивнула Мирта, и горячо продолжила: — Но я за справедливость. Почему одним достается все, а другим ничего?

— Дети ведь просто так не заводятся, — задумчиво произнесла Энни.

— Так нет же никакого ребенка, — выпучила глаза Мирта, удивившись, что Энни не понимает очевидного.

— Но Франц думает, что есть. Значит, имеются основания так думать.

— Так причем здесь основания? Может у него таких оснований на пол-Ольстена наберется! На всех не женишься. Я бы в церкви на церемонии сказала все, как есть, но мое слово не будет иметь такого значения как ваше! — теперь трясся не только ее подбородок, но и вся голова, и мелкие кудряшки, выбивающиеся из-под чепца, подпрыгивали.

— Да вы успокойтесь. Справедливость обязательно восторжествует.

— Правда? — выдохнула Мирта. — Вы обещаете.

— Обещаю.

Попрощавшись, Мирта побежала к выходу, путаясь в юбках и чуть не падая на ходу. Энни глядела ей вслед и думала, сколько же сердец успел разбить Франц.

Все-таки хорошо, что Жан ее остановил, иначе бы она пополнила ряды тех, кто мог пугать Франца нежданным отцовством. Если конечно Мирта не преувеличила число его любовных похождений. Энни нагнулась за горшочком и отнесла его на кухню.

Сначала она запнулась на пороге и чуть не развернулась обратно, но Жан, хлебавший суп, ее уже заметил. Бежать было поздно.

Энни поставила мед на стол.

— Мирта принесла, — зачем-то пояснила она.

Жан едва взглянул на нее и снова занялся супом.

Только сейчас Энни обратила внимание на багровые следы от пальцев Франца на его шее.

— Твоя шея.

— Францу хуже, — невесело усмехнулся Жан, — у него нос сломан, а через две недели свадьба.

Энни вздохнула и направилась к выходу. У самых дверей она обернулась.

Жан смотрел на нее.

— Я не следил за тобой. Если тебе от этого будет легче. Как только я понял, что ты ушла, я вспомнил все, о чем ты говорила в конюшне. И там в поле я не наблюдал за вами. Я вас нашел, когда вы уже… Я испугался, что опоздал.

— Плохо, что не наблюдал. Для тебя. Так хотя бы поучился, как целоваться надо. Хотя бы теорию освоил, а то вдруг до практики дойдет, а ты, бедняга, и знать не будешь, что да как.

Вместо ответа Жан нащупал луковицу в кадке у стола и запустил в Энни. Луковица пролетела над ее головой.

Энни рассмеялась:

— Мазила! — и выскочила за дверь.

Свадьбу играли во вторник — один из благоприятных дней для подобного события. А вот с месяцем вышла промашка. В сентябре, в самый разгар сбора урожая, жениться не было принято. Видимо, Мирта не солгала. Поэтому молодые решили, что до зимы лучше не тянуть.

Приглашения в дом де Рени доставил мальчишка, работавший на подхвате в лавке кузнеца. Граф де Рени был слишком великодушен, чтобы обидеться на такое непочтение. А Якоб был слишком занят организацией свадьбы, чтобы лично пригласить графа. Франц за две недели ни разу не зашел.

Повозку, в которой собрались ехать граф, Эниана, Жан и Ханна, накануне была украшена цветами и пышными лентами. Эниана сама принимала участие в украшении, не доверив это важное дело Титу и Грете. Энни удивилась, что Франц не позвал Жана ни на посиделки перед свадьбой, ни в дружки. Все же они были лучшими друзьями с детства, и Франц мог сделать красивый жест, свидетельствующий о примирении. Ханна, видимо, тоже была удивлена, но вслух ничего не говорила. Энни была уверена, что проницательная Ханна давно догадалась о том, что произошло что-то нехорошее. Один граф де Рени ничему не удивлялся и не замечал ничего странного.

Энни не хотела отправляться к дому невесты, и ждать в толпе гостей момента, когда Франц ее заберет. Все из-за того, что она боялась, что на нее внезапно нахлынут чувства, и она расплачется у всех на виду. В прошедшие дни Энни пыталась нащупать в себе отголоски переживаний из-за свадьбы Франца, даже замирала, прислушиваясь к своим глубинным ощущениям. Но каждый раз с изумлением отмечала, что ей все равно. И все же она не исключала, что увидев Франца с Анхеликой, кинется Францу на шею, а Анхелику оттаскает за волосы.

К ее облегчению, Граф де Рени решил, что будет удобнее влиться в свадебный поезд, когда тот будет двигаться по дороге мимо усадьбы. Не заслышать его приближение мог только глухой. Впереди шли музыканты с волынками, и музыка разносилась далеко по окрестностям.

Эниане показалось, что на свадьбу собрался весь Ольстен. Не было видно конца и края разнаряженной толпе, медленно плывущей по дороге. За музыкантами следовала богато украшенная повозка, в которой важно восседали жених и невеста и их родители. Следом двигалась повозка с дружками и подружками. А за ней многочисленные повозки родственников и друзей семей.

Тит сумел вклиниться куда-то между родственниками, создав небольшую сумятицу.

В гомоне, веселом шуме, с песнями свадебный поезд добрался до церкви. Энни подумала, что пешком она добралась бы вдвое быстрее.

Вскоре вся разноцветная, смеющаяся толпа запрудила площадку перед храмом. Энни нашла взглядом молодых. Франц выглядел просто потрясающе — в белых шерстяных кюлотах, синем пурпуане, богато украшенном пуговицами и золотым галуном. Надо признать, Анхелика тоже была хороша. Ее синяя бархатная юбка, расшитая по подолу причудливыми узорами, белая блузка, отделанная тончайшим кружевом, гармонировали с нарядом Франца. Энни обратила внимание на белый передник — символ непорочности, и усмехнулась про себя. Так же не скрылся от ее внимания широкий пояс, украшенный драгоценными камнями.