Заучка для гоблина (СИ) - Ормонд Натали

− Ничего себе, − ошеломленно произнесла Кая.

− Думаю, вам можно не говорить, адептка, что о том, свидетелем чего вы только что стали, не стоит рассказывать кому бы ты ни было.

− Конечно, − без промедления согласилась Кая. − Я никому не расскажу.

− И, напротив, − продолжил Тамир, − Не стоит скрывать причину ваших слез, Каэрин. Я настаиваю.

− Кая, − я сделала несколько шагов вперед, подходя к девушке. − Я думаю, что магистр Орин прав. Если ты расскажешь, что произошло, то он сможет помочь тебе. Или… ты думаешь, что ему нельзя доверять?

− Я уже не знаю, кому верить − тяжело вздохнула Кая.

− Не будет ли наглостью с моей стороны предложить выпить чаю? − неожиданно задал вопрос Тамир. − У меня как раз есть с собой кое-что подходящее случаю, − он жестом фокусника извлек из кармана небольшую коробочку. − Трюфели с мятой, между прочим, − добавил он.

− Страшно вкусно, − заметила Кая. − И такой же страшный деликатес. Во всяком случае, здесь, в Руаде.

− Действительно, очень вкусно, − согласилась я, когда чай был приготовлен и разлит по чашкам, а я, наконец, получила возможность попробовать эти конфеты. − Вы знаете, как найти путь к женскому сердцу, магистр Орин, − улыбнулась я Тамиру.

− Буду считать это комплиментом, − вернул мне улыбку андр, а затем повернулся в Кае, которая сидела напротив нас. − А кто смог найти путь к вашему сердцу, Каэрин? − спросил он у нее.

− Почему вы в этом так уверены?

− Физического вреда вам никто не причинял. Ни здесь, в магистериуме, ни по дороге в Руад, ни в Оране. Это совершенно точно. А, значит, дело в другом.

− Но откуда вы можете знать, что это так?

− Адептка Валиин, вы, будучи дочерью посла, не можете не знать, что я, помимо ректорского кресла, занимаю еще кое-какую должность в империи. И эта должность дает мне практически неограниченный доступ к информации из всех доступных источников. Узнав, что посол Руада в Оране решил отправить свою единственную дочь учиться на родину, я, естественно, запросил все имеющиеся о вас сведения. И даже отдал приказ собрать некоторые дополнительные данные. И то, что я узнал, признаюсь честно, не слишком меня обрадовало. Но, думаю, будет справедливо, если у вас будет возможность рассказать все самой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

− Хорошо, вы правы, магистр Орин, − согласилась Кая. − Так и впрямь будет лучше.

Все дело во мне. В моем даре, в этом проклятом даре, так некстати пробудившимся. А ведь ничего не предвещало этого. Ни у отца, ни у мамы не было таких особых способностей. Ни у кого из нашей семьи прежде. Сколько я себя помню, я росла совершенно обычной, ничем не примечательной девочкой. Да, я всегда любила петь, но это свойственно многим детям, не только мне. Я росла, и однажды для меня пригласили учителя по пению. Элин, он приехал в столицу из далекого Орихона. Уже потом я узнала, что это был очень известный учитель, знаменитый на всю империю. Как отцу удалось убедить его приехать в Оран, я не знаю. Занятия продлились несколько месяцев, и после них мой голос раскрылся по-настоящему. А я еще больше полюбила пение. Учитель уехал, а я стала посещать школу искусств, находящуюся под патронажем посольства.

Шли годы, я росла, училась петь, и в моей жизни не происходило чего-то необычного. Пока однажды, в один из дней празднования рождения Орана, мы с подругами пошли на рыночную площадь. По случаю праздника со всех концов империи съехались уличные артисты, которые давали представления прямо на площади, в больших шатрах. Мы с подругами хотели услышать голоса далеких городов империи, и потому пришли туда. Было очень много людей, и я, замешкавшись, отстала от подруг, которые пошли дальше. Оглядевшись по сторонам, я не увидела их, вместо этого поняв, что оказалась посреди толпы. Желая выбраться из нее, я стала осторожно продвигаться к краю площади. Оказавшись в безопасности, я опустилась прямо на землю, чтобы дать передышку своим гудящим от напряжения ногам. И там, из стоящей на самом краю площади палатки, ко мне вышел странный незнакомец. Я уже не помню, андром он был или элином, знаю только, что таких, как он, мне прежде не доводилось встречать. Предсказателей судеб. Я слышала, что они с незапамятных времен существовали в империи, но с сомнением относилась к самой идее предсказания будущего. У нас, в Руаде, это было не принято.

Я хотела было встать и уйти, но мои ноги, от чего-то, не хотели слушаться меня. А чужестранец, тем временем, уселся рядом со мной прямо на пыльную землю. Его лицо скрывал от меня капюшон плаща, позволяя мне при этом отлично слышать голос незнакомца. Это был странный и прекрасный напев далекого, неизвестного мне края. Завораживающий и уносящий прочь от того места, и из того времени, в котором я жила. Я словно впала в транс, и перед моими глазами проплывали места, в которых я прежде никогда не была, и люди, которых я раньше не встречала. И там, прямо в моей голове, звучал размеренный голос этого странного незнакомца.

Когда я пришла в себя, то обнаружила, что по-прежнему сижу на краю рыночной площади, но чужестранца, который, без сомнения, был предсказателем судеб, рядом со мной уже не было. Что было в его предсказании? Какая-то глупость, как мне показалось тогда. Как будто бы от меня будет зависеть многое, чуть ли не судьба всей империи. Я не приняла эти слова всерьез, отмахнувшись от этого пророчества. Ну как так могло быть, чтобы я, девчонка, могла повлиять на что-то? Я была всего лишь одной из множества песчинок, кружащихся среди необозримых степей империи. Да, моим отцом был посол Руада в Оране, но это не делало меня саму какой-то особенной. Кем-то, кто мог изменить даже свою судьбу, если таковая и впрямь существовала, не говоря уже о судьбе целой империи.

А потом… Потом я впервые увидела его. Точнее, конечно, я видела его и раньше, ведь он довольно известный человек в империи. Но это было в первый раз, когда я видела его так близко. Рядом. Когда я была официально представлена ему. И с того мига все изменилось в моей жизни.

Это был последний год моего обучения в школе искусств. Еще немного, и мне предстояло оказаться на распутье дорог, выбрать одну, по которой мне предстояло пойти в свое будущее. Отец хотел, чтобы я продолжала свое обучение в Руаде. Я же хотела поехать в Орихон, чтобы выбраться, наконец, из-под родительской опеки и хотя бы немного пожить самостоятельной жизнью. Конечно, за мной бы присматривали и в Орихоне, но, все же, не так, как в Руаде. Речь шла об обучении в высшей школе искусств, которая находится в самом Руаде, а не в магистериуме. А я хотела попробовать заняться чем-то еще. Чем-то, что сможет сделать меня чуть более самостоятельной, а не просто поющей птичкой, как иногда ласково называл меня отец.

Но та встреча, она изменила все. Он понравился мне с первого взгляда. И хотя он был старше меня и много выше по положению в обществе, это не могло заставить меня перестать думать о нем. Грезить о нем. Я понимала, что все это было пустыми мечтами, но не могла остановиться. Да, он был тем, с кем я никогда не должна была больше встретиться, но мысли о том, кто покорил мое глупое сердце одним взглядом, стали спасением в череде длинных пустых дней.

А потом я в составе других выпускников школы искусств выступала на торжественном приеме, устроенном в посольстве Руада. И он был там. Я пела, смотря только на него, а он не отрывал взгляда от моего лица.

С того дня все и началось. Мой голос стал меняться. Точнее, сам голос остался прежним, но я начала чувствовать изменения, которые происходили с окружающими, когда я пела. Они плакали, когда я пела о неразделенной любви, и улыбались, когда мои песни были о счастье. Как будто в моем голосе появилось что-то, что могло непосредственно влиять на их эмоции. Конечно, можно было подумать, что это просто мое пение стало более выразительным. Но слезы, блеснувшие в глазах всегда строгого и невозмутимого дирижера хора, когда я пела об утраченном доме, доказали мне, что мое предположение верно.