Князь моих запретных снов (СИ) - Штерн Оливия
- Я сплю?
- Спишь.
- Но это…
- Знаю, похоже на то, как вы перемещаетесь по Долине. Но сейчас ты спишь, ты – сноходец, и тебе просто снится, как ты летишь сквозь мир духа сонной немочи.
Это было неповторимо – мягкие объятия убаюкивали, и я могла заснуть. Странно, но заснуть внутри собственного же сна. И еще меня бережно прижимал к себе мужчина, который оказался князем Долины. Или же мне просто снилось, что он – князь Долины, а на самом деле он кто-нибудь еще. Я начала путаться. Из паутины мыслей меня вытянул голос Винсента.
- Посмотри. Тебе нравится?
Мягкая почва ткнулась в подошвы, я не удержалась, и уже сама ухватилась за него. Огляделась.
Великие Духи! Мы стояли на крошечном островке, не больше двух шагов в поперечнике. Ноги вязли в мелком песке. А вокруг – только бесконечные волны, аспидно-черные, глянцевые. Лижут с тихим шелестом островок, и в них бликами отражается небо, где нет луны, но которое все равно чуть светлее, чем вода.
- Я люблю это место, - тихо проговорил Винсент, - я его создал для себя, потому что оно напоминает мне о настоящем море.
И посмотрел вдаль, улыбаясь. В его улыбке была смертная тоска и стынущий вопль – по всему живому, тому, что осталось в другой жизни. Я осторожно погладила его по щеке. Не знаю, как ему помочь? Как поддержать? В те мгновения я ощущала, как внутри него все пластует боль, острая, безжалостная. Правда была в том, что Винсент и хотел бы вернуться, но… не мог.
- Красиво, очень, - шепнула я, страшась разрушить волшебство момента, эту пугливо замершую ночь.
Подумала, и добавила.
- Но не сравнится с настоящим морем. Настоящее море пахнет по-другому. И волны бегут веселее.
Взгляд Винсента медленно переполз на мое лицо. Руки… он продолжал обнимать меня за талию. И это было странно и непривычно, но… совсем не страшно.
- Я знаю, - сказал он, - настоящее море куда лучше. Но я почти забыл, какое оно, это море. Скажи, Ильса, если… если я захочу вернуться, ты в самом деле меня будешь ждать? Раньше ты уже говорила об этом, но раньше… я спрашивал не о том. Теперь все по-другому.
Он что-то сделал со мной. Да, точно. Очаровал, овладел моей волей. Потому что я стояла и не могла ни слова сказать, ни отвести взгляд. Губы пересохли, и я невольно облизнула их.
- Как это – по-другому? – прохрипел едва слышно, - что ты хочешь? Зачем я тебе?
- Ты не понимаешь? – кажется, мои вопросы его позабавили, - разве у тебя… никогда ничего подобного не было?
- Чего – не было?
У меня появилось чувство, что я бреду куда-то по трясине ,и с каждым шагом все дальше и дальше ухожу от твердой почвы. Этот разговор… Куда он мог завести меня? Или… нас?
- Попробую объяснить, - прошептал Винсент.
Он наклонился ко мне, его ладонь шустро скользнула к моему затылку. Я невольно уперлась локтями ему в грудь, но… Он просто наклонился, и я почувствовала его горячее дыхание на моих губах. Сперва – дыхание. Потом – осторожное, мягкое прикосновение. Я забыла, как дышать. А Винсент… начал словно перебирать мои губы своими. Так тягуче-медленно, неторопливо, словно пробовал меня на вкус. Потом чуть надавил, принуждая разомкнуть губы, и поцелуй как будто стал глубже и… вкуснее. Винсент… Сладкая слива. Так странно. Так приятно.
И – меня как будто ледяной водой окатили.
Я оттолкнула его, едва не свалилась в воду.
- Зачем ты так со мной? Я же… я никто, девка из деревни. Но это не значит, что я… такая!
Последнее я выкрикнула Винсенту в лицо, а он, ошарашенно выслушав мою гневную тираду, вдруг расхохотался.
- Что? что смешного? – я в отчаянии огляделась.
Ну надо же! Я в собственном сне, посреди моря где-то в Долине Сна, и мне не выбраться, пока князь меня не изволит отпустить. А он и не собирается отпускать, ржет, как конь. Даже слезы вытер рукой, а другой рукой меня за рукав придерживает. Наверное, чтобы не утонула ненароком.
- Ильса-а-а-а, - протянул он, чуть успокоившись, - такая – это какая?
- Ну… - задумалась на миг, - такая – это доступная! Так вот, я не такая! Хоть и из деревни.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})- Успокойся, - он снова сгреб меня в охапку. – Конечно же, ты не такая. Ты – моя радость. И утешение. Если бы ты знала, как долго я мечтал о том, что когда-нибудь… у меня появится шанс вернуться. Что у меня появится кто-то, кто будет меня ждать… там. Это важно, когда кто-то ждет, понимаешь?
Я поежилась в кольце его рук. На самом деле, мне было очень уютно и спокойно. Щекой я чувствовала полотняную рубашку, и край бархатной жилетки. Одежда Винсента немножко пахла лавандой, и от этого тонкого аромата чуть-чуть кружилась голова. И на губах остался его вкус, неожиданно пряный и сладкий одновременно. Разве могут быть такими вкусными губы у мужчины? Я не знала этого раньше.
И теперь… понятия не имела, что со всем этим делать, и куда приду в итоге.
- Винсент, - все же прошептала я, - ты же… правда, ничего такого?
- Совсем ничего, - весело ответил он, - клянусь, вот ничего такого. Доброго утра тебе, моя радость.
И в глаза брызнул солнечный свет.
Мастер Брист оказался знатным мучителем, а я уже и начала забывать, как это – трусцой за водой по холодку, когда солнце только-только взошло, и пахнет не пылью, взбитой на дороге, а травой, росой и туманом, спрятавшемся в овраге.
Итак, мы бежали. Мастер Брист заставил нас одеться легко, только штаны, рубашка и легкие башмаки. Мне их выдали накануне, и я долго и с изумлением рассматривала легкий пористый и гибкий материал, из которого была вырезана подошва. Поставив нам задание, обежать среднее кольцо замковой стены, сам Брист уселся на большой камень-валун, неведомо кем завезенный во двор и невозмутимо раскрыл небольшую книжечку, где грифелем делал пометки.
Вот мы и бежим, как сказал Орнус Брист, чтобы укрепить тело и закалить дух. Альберт – впереди всех, ноги едва касаются земли, а я думаю, что он жульничает, прибегая к своему второму дару и позволяя воздуху просто себя нести. Я – следом. Мне нетрудно бежать, я привычная. А Габриэль и ар Мориш плетутся позади, потому что ни он, ни она совершенно не приучены к таким вот пробежкам.
После того случая, с выпоротой задницей, его герцогство старательно делает вид, что меня больше нет. Даже не смотрит в мою сторону, вернее, изо всех сил притворяется, что не смотрит. А я временами ловлю его тяжелый, неприязненный взгляд, но стоит только обернуться – и снова он напускает на себя ледяное равнодушие. Как ни странно, мне почему-то его жалко. Несмотря на все эти дурацкие и обидные выходки, несмотря на то, что он не изменился ни на чуточку. Я нутром чувствую в нем какой-то надлом. То ли порка на него так подействовала, то ли он всегда таким был, а я не замечала этого под напускной бравадой. Опущенные уголки губ, ранняя морщина меж бровей, вечно напряженные плечи, поднятые, словно ожидает удара от неведомого противника. Впрочем, что удивительного? Хорша его знатно гоняла. А перед этим убила Геба. Эх, поговорить бы с ним, вдруг помиримся? Но решимости не хватает. Мне кажется, что он посмеется надо мной, или в очередной раз назовет как-нибудь обидно. А мне больше не хочется, чтобы меня обижали. Устала я от этого. Хочется тепла. А в ар Морише – только лед, колкий, жалящий, он живет в его синих глазах, и я не вижу там ничего, кроме зимней стужи.
Я бегу, перебирая ногами, смотрю на редкие кустики зеленой травы, что пробиваются сквозь гравийную насыпь, а сама…
Сама – там, в моих запретных снах.
Глупо все это, правда? Влюбиться в человека из снов. Целоваться с ним во сне. В том, что у меня к нему любовь, я уже не сомневаюсь. Это плохо. Ужасно. Так не должно быть. Но я точно знаю, что вот оно – уже есть, явилось, особо не спрашивая моего мнения. И самое жуткое – то, что я понятия не имею, чем все это может закончиться. Он – Князь Долины, а я – сноходец.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})После того поцелуя на островке Винсент возобновил наши занятия и, казалось бы, ничто больше не напоминало… Только вот больше не сидел он по ту сторону стола. Теперь он приволок кресло ближе ко моему, садился рядом, брал книгу и клал ее себе на колени. В результате этой коварной тактики мне приходилось наклониться к страницам, и, хоть я и сидела в отдельном кресле, Винсент с невозмутимым видом приобнимал меня за плечи и начинал выписывать подушечками пальцев огненные вензеля. Сквозь ткань. Но снилось мне это так, что все внутри сжималось в тугой, пульсирующий, раскаленный узел. Где-то там, под ребрами. Так, что даже дыхание сбивалось, губы пересыхали, буквы перед глазами прыгали и сплетались совсем не в том порядке, в котором положено.