Лесса Каури - Фаэрверн навсегда (СИ)
— Рядом с тобой я ощущаю, что жив! — хрипло прошептал он. Голос пока не вернулся к нему в полной мере. — Раньше такого не было!.. Никогда! Ни с кем!
— Ты просто возвращаешься к себе, — улыбнулась я и погладила его по щеке, — к себе — ребёнку, который воспринимает мир таким, каков он есть…
Не стала говорить о шорах, что надевают на человека взросление, неверное знание и лукавая вера. Надеялась, он поймёт сам.
— Тами, — он с силой сжал мою руку, — я не верю в твою богиню!.. До сих пор не могу поверить, несмотря на то, что видел! Почему же я услышал ее Зов?
Я смотрела в долину, выглядящую мирной и тихой. Там, внизу, люди возделывали землю, рожали детей, строили дома, выходили в росу на рассвете… Все это невозможно было бы делать без любви!
— Потому что ОНА верит в тебя, — тихо сказала я и перевела взгляд на паладина, — так же, как и я!
* * *Хозяин дома, в котором они остановились на постой, благообразный чистенький старичок, кланяясь, принёс им горшок каши, крынку молока и краюху ноздреватого ароматного хлеба и ушёл.
Рыжая от еды отказалась — уже подъезжая к деревне, зевала отчаянно и засыпала прямо в седле. Викер видел, как она измучена произошедшим ночью — и так-то была не кровь с молоком, а сейчас и вовсе походила бледностью на призраков, виденных ночью.
Она уснула, едва коснулась головой подушки. Викер немного поел и присел на кровать, разглядывая спящую. Удивлялся, как это можно — жить, так не щадя себя? Она пошла на ту поляну, следуя велению сердца, не думая о том, что может погибнуть, или, того хуже, лишиться души! Пошла, ведомая лишь одной мыслью, одним стремлением и целью — уничтожить зло, поселившееся в камнях!
Он вспоминал добрые дела, которые делал сам, и в каждом находил один единственный изъян, сейчас кажущийся тем, что зачёркивал всю их ценность: он, Викер ар Нирн, никогда не забывал о себе! Приходило время есть — ел, спать — спал… Никогда ничему не отдавал себя вот так, без остатка, без возможности получить ответную благодарность…
На душе стало гадко. Так гадко, что желание спать пропало окончательно. Хотелось подумать о чём-то приятном, как конфету съесть после горького лекарства, но вспомнилась вдруг сафьяновая тетрадь мэтрессы Клавдии, сожжённая ими там же, в трактире. Несмотря на то, что Викер не мог перевести с райледского текст дословно, общий смысл и настроение он уловил верно. Душевные метания были свойственны и мэтрессе, правда, с возрастом их становилось все меньше. Чем больше она отдавала себя любимому делу, тем спокойнее становилось у неё на сердце. Вот этой-то сердечной мудрости принимать все, как есть, и не жалеть себя для дела Викеру всегда и не хватало!
А рядом с ним спала королева, достойная Вирховена! Та, что позабудет о себе ради страны и народа, та, кому свойственны милосердие, сострадание и справедливость! Истинная королева, божественная власть! Если бы только она захотела, — сейчас ар Нирн признавался себе в этом! — он бы горы свернул ради того, чтобы посадить ее на трон вместо Атерис! Если бы она захотела… Интуиция, сговорившись со здравым смыслом, в один голос твердили — ей это не нужно. У неё есть Путь, и это не путь под весом короны! ‘А каков мой Путь?’ — спрашивал он себя. И чем больше смотрел на Тамарис, тем яснее был для него ответ: отныне и навсегда его путь — рядом с ней.
* * *Подъезжая к местечку под названием Кривой Рог, где должны были жить родственники сестры Кариллис я молила Богиню о том, чтобы они никуда не переехали. Дом нам показали охотно, видно, семью эту в деревеньке знали и почитали.
Створка ворот оказалась приоткрыта и мы, спешившись, накинули поводья лошадей на столбик забора и вошли внутрь. Во дворе было пусто. И спустя несколько минут никто не показался, хотя с привязи рвался, заливаясь лаем, лохматый барбос.
Мы с Викером поднялись на крыльцо, постучались в дверь. Тишина. Дом и двор заброшенными не выглядели, но, похоже, хозяев здесь не было.
— Будем ждать, — расстроенно пробормотала я, собираясь усесться прямо на крыльцо, как вдруг из-за дома раздался дребезжащий старческий голос:
— Цыц, Балаболко! Кто там пришел?
Я не верила своим глазам, сестра Кариллис которой должно было быть уже больше ста лет, шла к нам на собственных ногах, шла медленно и тяжело, опираясь на потемневший от времени сармато, как на простую палку.
— Кто вы? — подслеповато щурясь, поинтересовалась она.
Подойдя, преклонила перед ней колени.
— Благословите, тэна!
Неожиданно сильные пальцы ощупали мое лицо, погладили по макушке. От твердой, как доска, ладони старой монахини и до сих пор исходила ясно ощущаемая Сила.
— Тамарис, дитя, ты ли это? — прошамкала она, улыбаясь беззубым ртом.
— Это я, мать-привратница, я!
— Встань и пройди в дом! Неспроста ты вспомнила обо мне спустя столько лет, неспроста поймала на пороге смерти!
— Что вы такое говорите, сестра?
— Цыц! В моем возрасте вокруг видно плохо, а вдаль — ясно! Заходи, не стесняйся! Кто это с тобой? Светится, как золотой под полуденным солнцем! Какая яркая вера! Новообращённый?
Ар Нирн посмотрел на неё с ужасом, а я поспешила пояснить:
— Моего спутника зовут Викер. И он удостоился Зова!
— Это я и так вижу… — проворчала Привратница, с трудом поднимаясь по лестнице на крылечко.
Однако, когда паладин попытался поддержать ее под руку, она сердито ткнула его концом сармато в грудь.
— Сама!
Следом за ней мы вошли в просторную горницу. От цветов на окнах, домотканых половичков и кружевных белоснежных салфеток, украшавших предметы интерьера, веяло любовью к собственному жилищу, домашним уютом, теплом сплочённой большой семьи. Однако никого, кроме сестры Кариллис, в доме не было. Подвесная люлька у печки тоже пустовала. Лишь на подоконнике толстая трехцветная кошка, растянувшись во всю длину, лениво вылизывала собственный кулачок.
— Садитесь за стол, — приказала Привратница. В ее голосе до сих пор металлом отдавали нотки, которым невозможно было не подчиниться.
Мы с Викером сели, как примерные ученики, на скамью у окна, сложив руки на коленях. Как ни хотелось мне погладить кошку, под суровым взглядом старой монахини следовало вести себя прилично.
Привратница выставила на стол кружки, крынку молока, хлеб и сыр. Села напротив. Пошевелила бледными узкими губами — молилась Великой Матери. Требовательно посмотрела на меня. Я спешно пробормотала молитву и подалась вперед, ожидая вопроса. И он последовал.
— Зачем ты разыскала меня, сестра Тамарис, отвечай? Говори смело — мои все в саду, урожай собирают. Даже, вон, прапраправнучку с собой утащили! — она кивнула на люльку.
