Академия Клементины (СИ) - Юлия Цезарь
С этим он поспорить не мог. Заклинание точно сотворил маг, кто-то из фехтовальщиков или жрецов с даром вряд ли смог бы напитать заклинание такой силой, что оно уничтожило целое здание в три этажа. Уничтожило бы и больше, если бы вовремя не сдержали.
— Это усложняет дело, — заключил Генрих. Не хотел ещё больше расстраивать Риз, но скрывать что-то от нее относительно этого дела не собирался. От этого зависела ее жизнь.
Он не отводил глаза от нее, даже когда она сама хотела бы, чтобы он не смотрел. Эта привычка смотреть и изучать все, что видит, с ним с самого детства. Потому что член королевской семьи никогда не может быть уверен, кто его друзья, а кто враги; кто может подсыпать яд в еду или напиток. Если он хотел жить, он должен был научиться видеть. И сейчас перед собой он видел хорошую сильную девушку, которую застращали до такой степени, что силы скоро могут кончиться.
— Мы найдем виновника, — пообещал Генрих. Выражение его лица было самым серьезным. Он будто бы говорил, что ей не нужно перед ним притворяться. — Когда профессор Ридмус вернётся в строй, все сразу наладится. А пока не выходи из комнаты хотя бы сегодня. Твоя соседка проходит глухой какое-то время и не сможет рассказать, что ты здесь. Позже я попрошу Роба кое-что сделать для твоей защиты.
— Оставь, — отмахнулась Риз, шмыгнув носом — еще одно предательское действие, которое выдавало её с головой. И больше всего бесило, что был свидетель такого состояния. — Пусть просто найдут преступника и всё. В мире есть еще школы, так что легче просто перевестись.
Родители так хотели, чтобы она закончила лучшую академию, да и в престижном месте, под боком у замка короля практически! Хоть и жила семья очень далеко отсюда, и были варианты получше, чем это в плане близости, но ведь закончить эту школу, — означало прорубить себе дорогу в прекрасное будущее, за которое родители Риз тряслись больше, чем над чем-либо в своей жизни.
Но то, что её ожидало, никто предсказать не мог.
И сейчас перевод в простую школу был лучшим выходом. И травля закончится, и больше никто не будет подвержен опасности.
— Всё хорошо. — Стараясь верить в собственные мысли, Риз смогла взять себя в руки. — За меня не переживай, уж не маленькая всё-таки.
Поправив волосы и отложив рисунок на кровать, Медная накрыла своё вглядывающее из-под майки белье одеялом и ответила на взгляд Генри, хоть долго держать не могла. Хмурое лицо теперь открыто изучало её, и если раньше она не замечала, то сейчас это откровенно не нравилось и смущало.
— Пялишься, как хищник, — буркнула она. — Не делай так.
Взяв одеяло удобнее, Риз накрылась им вовсе, оставляя лишь голову на виду.
— Прости, не могу выполнить твою просьбу. — И снова он издевался, продолжая смотреть на нее. Хотя это было чистой правдой, изучать и подмечать детали он не перестанет никогда.
Ее слова о переводе его разочаровали. Генрих уже думал, что нашел что-то интересное в этой академии. Он прекрасно знал, что такое, когда покушаются на жизнь, по крайней мере, у нее есть шанс сбежать от этого переводом. Принцем же перестать быть нельзя.
— Значит, сдаешься? — с прищуром спросил он. Пусть мог обидеть этими словами или вывести из себя, но говорил то, что думал. Сбежать — значит сдаться.
Вздохнув, Генрих встал и вернул стул ровно на место, ни сантиметром в сторону, будто его никто и не трогал. У него были дела поважнее, чем пытаться переубедить отчаявшуюся девчонку. Надо закончить дурацкий список для Симонса, а затем поговорить с Ридмусом, если успеет до встречи с Винсом. Были у него некоторые идеи насчёт поджога, быть может, Ридмус подскажет, в каком направлении двигаться.
— Что ж, рад был знакомству, мисс Тонкие ножки. — Он слегка улыбнулся Риз, а потом просто нагло задрал одеяло с ее ног вверх, как сделал это при первой встрече. Пусть она его запомнит.
Его «сдаешься» больно резанули по ушам, и потому какого-то веселья или смеха она не испытала, когда он сделал то, что сделал. Даже не было смущения, она просто рванула одело на себя.
— Причём тут «сдаешься» вообще? Почему я должна терпеть что-то? Почему я должна что-то кому-то доказывать? — Спокойно, но с нажимом задала вопросы Медная. А делать это, что-то доказывать и отстаивать свою точку зрения будучи совсем ниже него не хотелось. Наплевав на приличия — да боги, он уже три раза видел её бельё! — Риз поднялась с кровати и встала напротив Генриха. — Вы перечитали не тех книг, ваше высочество! Я обычный человек, и не вижу смысла гробить свою жизнь, свое спокойствие ради того, чтобы что-то кому-то доказывать.
Теперь и тени слез не было во взгляде. Риз сердилась. Сердилась на его слова, сердилась на точку зрения всех героев, которые так любят это «Не сдавайся», когда речь идет о каком-нибудь походе в грязный туалет. Она тут не мир спасала!
— И хватит уже применять своё дурацкое прозвище! — Закончить чем-то было нужно, и, честно признать, ей нравилось это прозвище. В нём, в единственном, не было злости и яда, да и приятное оно было, льстило. И сейчас в ней больше кричали негодование и недовольство. А также чисто ради справедливости, чтобы хотя бы он, как тот, кто в этой школе отнесся к ней нормально, считался, как с равной.
— А ты заставь меня. Заставь называть тебя просто по имени, — спокойно ответил Генри, смотря на нее с высоты своего роста. Вот такой боевой настрой ему нравился гораздо больше, и он попытался разжечь этот огонь ещё сильнее. — Уйдешь сейчас, так и останешься забитым, почти сломанным мышонком по имени Медная. Почему ты не можешь показать свою силу всем остальным, как ты сделала это при нашей первой встрече? Потому что их много и ты боишься? Мы всю жизнь что-то кому-то доказываем. Все без исключения. Воин доказывает, что он сильный; принц доказывает, что он не похож на отца; обидчики доказывают, что они превосходят своих жертв. Ты хочешь быть жертвой, Медной?
Неважно, что Риз ответит на эти высказывания, для себя Генрих уже все решил. С этого дня никто больше не посмеет совершить покушение на Риз. Пусть кричит, сердится, но у него
