Их любимая кукла - Алекса Адлер
− Помытьс-ся? − вскидывается белоснежная бровь.
− Да. Я весь день готовила, наверное, вся пропахла всяческой едой. Да и просто… не люблю ходить немытой.
− Хм. Ну иди, мойся, − разрешает мне Са-ард, слегка отстранившись. Уголок мужских губ дёргается в нечитаемой усмешке.
Дважды повторять мне не надо. Но стоит подвинуться к краю кровати, натянув одеяло, прижатое громадным телом на-агара, и я понимаю, что идти придётся голой. И пусть до этого я уже не раз разгуливала перед ними в чём мать родила, то есть в чём биосинтезоида сделали, но сейчас решиться на это почему-то очень сложно. От одной лишь мысли, что он будет смотреть на меня, дыхание спирает от смущения.
− Передумала? – хмыкает Са-ард.
− Э-эм, нет, − мотаю головой. И сделав глубокий вдох, перелезаю через его хвост.
Щёки почему-то словно кипятком обдаёт. И только ступив на пол, чтобы тут же, не оборачиваясь, устремиться к той самой двери, откуда на-агар явился, я вдруг понимаю, что покраснела. Не во время секса, или заигрываний на-агаров, выдавая запрограммированную реакцию тела на них, а в ответ на собственное дичайшее смущение, которое сейчас даже ощущается более остро, по-настоящему. Будто грань между мной настоящей и временно моим искусственным телом ещё больше стёрлась.
А в очистительном отсеке – небо, я теперь даже знаю, как это помещение называется – у меня появляется возможность убедиться в том, что память моего биосинтезоидного тела теперь действительно полностью мне доступна. Стоит войти в широкую кабинку, которую я распознаю, как душевую, и перед мысленным взором всплывают картинки, что именно нужно нажать на панели, чтобы настроить всё так, как мне надо.
В общем… мне стоит огромного труда не поддаться искушению и не застрять там надолго, наслаждаясь водными процедурами.
Отрезвляет мысль, что это всё-таки космический корабль. И вода на нём точно не является неограниченным ресурсом. К слову, сведений, как технически всё устроено на этом самом корабле, и как функционируют его системы, в моей голове нет от слова совсем. Видимо, это тоже является запрещённой информацией. Что, впрочем, вполне закономерно.
Так что, не проходит даже получаса, когда я нерешительно возвращаюсь в комнату Са-арда, чистенькая и даже высушенная.
Дверь очистительного отсека с тихим шелестом закрывается позади меня, будто отсекая все пути отступления. А я так и продолжаю стоять, настороженно таращась на кровать, где свернулось клубком огромное хвостатое тело на-агара. Чувствуя себя очень странно. Непривычно, я бы даже сказала. Понять бы ещё, почему.
− Иди с-сюда, Ж-шеня, − тянет Са-ард слегка насмешливо, наблюдая за мной, словно хищник в засаде. Лежит себе, подперев голову ладонью. Ещё и похлопывает рукой рядом, показывая, куда именно я должна идти − забраться в змеиные кольца.
Ага, это как мышке сказать, чтобы сама в пасть залезла.
Не то чтобы я была сильно против, но всё же… мне страшновато почему-то. На каком-то глубоком инстинктивном уровне. Странно, что я раньше этого не ощущала в их присутствии. А сейчас сердце вон как колотится.
− Может, я действительно лучше в комнате отдыха переночую? – спрашиваю тихо. − Чтобы вам не мешать. Вряд ли у меня получится уснуть.
− Нет, Ж-шеня. Ты переночуешь здесь, с-со мной.
Не знаю, на что я надеялась. И не знаю, почему меня так штормит и кроет диаметрально разными чувствами и эмоциями. Я и хочу к нему, прекрасно осознавая, чем всё это может закончиться, и почему-то испытываю странный, какой-то почти животный трепет перед мощным, смертельно опасным… да-да, именно хищником. Которому ничего не стоит убить меня. Одним змеиным броском.
Но он же не станет этого делать. Самое страшное, что мне грозит, это бурный животный секс, или даже целый секс-марафон с ним – почему-то я сильно сомневаюсь, что, дорвавшись, Са-ард ограничится одним разом.
Странно, но именно эта мысль меня и успокаивает. Ведь я уже думала над этим. И действительно приняла решение уступить им и желаниям своего тела. Так сказать, по полной насладиться своим приключением.
Так почему сейчас трушу?
Тихо вздохнув, отрываюсь от двери очистительного отсека и медленно иду к кровати. И с каждым шагом мне всё отчётливей начинает казаться, что Са-ард постепенно будто бы расслабляется. Словно он не знал, чего от меня ждать, а теперь доволен моими действиями. Очень доволен, судя по предвкушающей клыкастой улыбке.
Змеиный хвост разжимает свои кольца, частично выпрямляясь и позволяя мне беспрепятственно забраться в кровать. А когда я нерешительно опираюсь на неё коленом, ещё и обивается вокруг меня, мягко подталкивая вперёд, пока я не заползаю на это гигантское ложе, оказавшись рядом с Са-ардом.
Приподнявшись мне навстречу, он неожиданно нежно гладит мою щёку, смотрит в глаза.
− Боиш-шься меня?
− Немножко, − признаюсь садясь.
− Не бойс-с-ся, − его пальцы скользят дальше, зарываясь в волосы, обхватывая затылок. – С-с тобой я готов быть нежным.
Спросить, с чего этого именно мне оказана такая честь, я не успеваю. Потому что губы оказываются в пьянящем плену. В этот раз меня не порабощают, нет. Не пользуются, как вещью. Не пытаются подчинить. Меня приручают. Ласково, сладко. Неспешно, терпеливо соблазняют, топя в чувственном дурмане пробуждающейся страсти.
И я окончательно забываю обо всех своих сомнениях и страхах, обнимая Са-арда в ответ. Пусть и не особо умело, но отвечая на его поцелуй. Пальцы путаются в шелковистых длинных волосах. Я сама прижимаюсь к нему. По телу скользят мужские руки, трогая везде, сминая груди, пощипывая соски, оглаживая трепещущий живот.
Между бёдер проталкивается хвост, слегка царапая чувствительную кожу чешуйками, расталкивая их в стороны, открывая путь для умелых ловких пальцев. И когда те касаются нежных складочек женской плоти, я всхлипываю Са-арду в рот, не в силах сдержаться, закатывая глаза от удовольствия. С губ срывается прерывистый стон, тут же выпитый моим любовником.
Он усмехается клыкасто, чуть отстраняясь, смотрит на меня так, будто упивается каждым вздохом, каждой моей реакцией на его прикосновения и ласки.
Пальцы внизу скользят всё быстрее, потирают клитор, безошибочно ловя тот ритм, от которого я вся начинаю дрожать, постанывая и сжимаясь внутри, утопая в нарастающем возбуждении. И отступают, оставляя меня на грани сумасшествия, хнычущей и жаждущей. Потом снова принимаются гладить, но так невыносимо медленно, невесомо, словно
