Леди-капюшон (СИ) - Анна Вальман
— Да? — Не смогла скрыть удивления Диана. — Какая?
Морис шагнул к шкафчику, скинул с него какую-то пыльную тряпку и, отворив дверцу, извлек мерцающую корпусом гитару на широком кожаном ремне.
— У Семена в воскресенье день рождения. Сможешь исполнить песню? Это был бы отличный сюрприз.
Гладкий гриф из светлого дерева как побег ясеня выростал из корпуса, окрашенного в мерцающий темно-синий, с литой белой накладкой под ладонь. Хромированные колки и лады приковывали взгляд холодным блеском в неверном свете тусклой лампы.
— Ну я… не знаю. Мне кажется, ему не слишком понравилось, как я пою. — Призналась смущенно Диана, не касаясь гитары, хотя ей очень хотелось. — И я не уверена, что свободна завтра.
— Ты же завтра все равно придешь за блад-пакетом. Загляни и к нам. Не отказывайся сразу, подумай, но мы будем тебя ждать. — Морис подмигнул ей и убрал гитару назад в шкаф, суетясь от волнения.
— Я не гожусь для сцены, — выдохнула Диана, поворачиваясь к двери, — это будет позор.
— А ты надень красивое платье и увидишь, что это не так. Ты украшение этого места, детка. — Подбодрил ее Морис, кулачком поддев за подбородок. Диана усмехнулась и подняла голову, расправив плечи.
— Я подумаю, ладно, мне нужно домой.
Тактильные контакты всегда выбивали ее из колеи, заставляя нервничать больше обычного. Сконфуженно попрощавшись, Диана покинула наполнявшийся посетителями бар и неторопливо пошла в сторону общежития. Она с детства была одной из тех, кто грезил наяву, чаще представляя себе увлекательное будущее, чем участвуя в его претворении в реальность. В своих мечтах она блистала на сцене, ловила на себе восторженные взгляды и воодушевленно пела на барной сцене словно какая-нибудь Аланис Мориссетт или Тори Эймос. В жизни Диана всегда говорила “нет”.
“Нет. Это слишком сложно”. “Нет, я не знаю что петь, все песни, которые приходят на ум слишком легкомысленные”. “Нет, у меня нет ударных. Что я сыграю без партии барабанщика?” “Нет, нет и нет”, — думала она, вползая в окно своей комнаты. На подоконник вместе с ней запрыгнула Вискас, жалобно выпрашивая внимание и чего-нибудь поесть.
— Киса. Прости, я совсем забыла про тебя. — Вчесалась в ее шерсть ногтями Диана. От кошки пахло сном на солнце, и только один этот запах щемил все живое внутри юного вампира, лишенного прелестей дневного света.
Налив кисе воды из бутылки и покопавшись в чемодане, Диана вытащила длинную футболку, которая сошла бы за ночную рубашку, и ее взгляд упал на малиновое платье для выпускного на дне нераспакованного багажа.
— Нет. — Убеждая себя, покачала головой Диана и, захлопнув чемодан, прокралась в пустой коридор.
Из кухни до нее доносились негромкие голоса. Послушав с полминуты, девушка различила Феликса, Элину и мать с отцом. Мать рассчитывалась с соседом за обезболивающее и просила еще одну таблетку на вечер, а отец твердил, что это не обязательно, но все-таки уступал под натиском поступающих с трех сторон аргументов. Продолжение разговора Диана слушать не стала, ее теперь бесило щебетание Элины, и даже голос соседки казался мерзким.
Мысль о том, что отец вынужден мучиться от невыносимой боли и платить барыге, чтобы сомкнуть глаза ночью, сверлила ей затылок и давила на плечи. Пробравшись в комнату родителей, Диана положила ровненько в центр папиной подушки свою перламутровую находку с пожеланием выздоровления и вдруг принюхалась.
Кроме бинтов и запаха, который обычно сопровождает бани, - немного пара, немного дыма и кожи, - в комнате настойчиво пахло чем-то резким. Это чувство навевало воспоминание о флоксах в салоне живых цветов недалеко от ее старого дома: едко и навязчиво вторгающийся в ноздри цветочный аромат.
— Какого, блять, черта… — Диана заглянула под родительскую кровать и обнаружила картонную коробку с логотипом в виде распустившегося ириса и надписями Shikonel. — Мама…
От отчаяния руки у Дианы опустились, она села на пол и, открыв коробку, обомлела. Баночки, коробочки. Целый арсенал косметических средств в упаковке цвета сиренево-розовая маджента. Низкокачественная пластиковая крышечка еле скрывала просачивающуюся сквозь упаковку вонь. В сердцах запихнув коробку под кровать, Диана вскочила на ноги и с шумом словно пушечное ядро выскочила на улицу. Пробежав почти до самых доков, она все еще чувствовала как в легких свербит от цветочного запаха и жалости к себе, к матери и отцу.
“Ну, зачем…” — не могла понять девушка, бредя к домику у воды, еле поднимая ноги. — “И где только деньги взяла.”
Эллинг все еще был пуст. Диана начала немного беспокоиться за Бэд Лака. После слов Мориса о том, что Сид ищет убийцу, она стала всерьез переживать за своего нового знакомого, хотя ей скорее стоило опасаться за свою жизнь, а не за его.
Бросив длинную футболку на киль перевернутой лодки, Диана залезла в душ. Привычным жестом поковыряв над потолком, она снова нащупала пакет. Не перепрятал. Или хотел ее проверить?
Тщательно отмыв волосы и высушившись, стараясь думать о своих проблемах, она натянула только чистое белье и футболку, а затем, не выдержав, все-таки забралась в схрон Бэд Лака и полезла в пакет. Орден лежал на месте, на его обратной стороне было выбито “Малакай, Догхантер”. Выпятив губу, Диана уставилась на дверь.
Стоило ли скрывать. Ей это имя ровным счетом ничего не говорило… Она аккуратно сложила все назад и вытащила из хлама, который заприметила еще вчера, кругляш клейкой ленты-скотча. Расстелив куртку на полу, аккуратно заклеила изнутри порванные места и оглядела свой “шедевр” с лицевой стороны.
“Пойдет!” — сказала она, неловким взмахом руки роняя рулон ленты на пол. Закатившийся скотч описал круг и скрылся под лодкой. Набрав богатырской силушки в грудь, чувствуя себя при этом бодибилдером не меньше Шварцнеггера, Диана попыталась поднять лодку одной рукой. Затем двумя, и наконец та поддалась. Рулон ленты преспокойно лежал у дальнего края, а вместе с ним и два здоровых холщовых мешка поставленных в картонную коробку. Один из них был приоткрыт, поэтому исключительно из врожденного любопытства, Диана сунулась в него, посмотреть.
Нитрат аммония. Мышиная смерть. Два мешка были доверху набиты блистерами с таблетками. Ровные, красивые как на подбор они лежали рядами в связках по десять штук,
