Гарем-академия 2. Судья - Варвара Мадоши
Семья в ее представлении не совсем равнялась клану, но тесно смыкалась с ним. Клан был ее продолжением, развитием, уходящим и в глубь веков, и в будущее, насколько хватало воображения.
Если вы спросите какого-нибудь жителя Ло-Саарона или любого другого города Цивилизации о том, что такое клан, то получите разные ответы. Кто-то скажет, что это кучка привилегированных снобов, заграбаставших высшие государственные должности, кто-то — что они пережиток древней системы военного тоталитаризма, а кто-то — что это составные части государственного института по воспроизводству воюющей элиты магов, которые держат оборону против нечисти, ползущей через Проклятые земли и приграничье. Однако Гешвири никогда не думала о своем клане в подобном ключе. Для нее он составлял основу всего, единственный образ жизни, который можно вести в этом мире, нечто, естественное, как дыхание.
Клан включал многое. Например, их огромный дом с высоченными витражными окнами, в которые так красиво падал солнечный свет, и бескрайнее кладбище, такое мирное и тихое, с одинаковыми столбиками могил, полными тихого достоинства; картинную галерею (только последние три века, когда портреты вошли в моду), Зал Поминовения с именными табличками (больше тысячи лет — чуть больше, чем существует Цивилизация). Клан венчал строгий прадедушка-Глава, с немигающим взглядом все-все замечающих глаз, великолепный и неподвижный на своем кресле-троне. Когда Гешвири была маленькой, она не сомневалась, что когда говорят "боги-духи", то имеют в виду в том числе и прадедушку.
А еще клан означал веселые сборища каждый год, когда съезжались все-все Утренние Тигры и Лотосы со всех краев Цивилизации, и устраивали песни, пляски, представления, а дети ели сладости сколько хотели (в обычные дни потребление “вредностей” строго контролировалось), и никто не мешал бегать между столами, поставленными прямо в саду, между фонариками, и слуги даже соглашались поднимать еду прямо в домик на дереве — на что обычно был наложен мамой (а может, и самим прадедушкой!) очень строгий запрет. Много-много людей, самых разных, даже с разным цветом кожи — но все равно все родня. Много магических трюков, шуток, смеха, разговоров по душам, забавных историй, беготни и возни…
Позже, когда Гешвири вышла из детского возраста, начались легкие, ни к чему не обязывающие романчики с парнишками из дальних боковых ветвей. Наставляя ее насчет этих вещей, мама пояснила, что в Клане она может заниматься любовь с кем хочет, ибо чопорная мораль простолюдинов их не касается... но лучше не рисковать и выбирать себе только таких партнеров, с которыми в случае минутной неосторожности ребенок не окажется дефективным. А выйти замуж она в любом случае может только за вот эту часть генеалогического древа — тут мама решительно постучала указкой по дальней от Гешвири части мозаики, украшавшей главный холл. Мозаика была непростая, а зачарованная: ее легко было изменить всякий раз, когда в клане рождался новый ребенок. Гешвири в детстве очень любила находить на ней свое имя и имена своих младших кузенов..
— Но я бы не советовала тебе рано выходить замуж, да еще за одного из своих, — проговорила тогда мама (Гешвири было лет восемь, наверное). — В конце-концов, ты — девочка из клана Утреннего Лотоса! У тебя есть такие перспективы, которые ни одному из наших мальчишек не перебить… Возможно, нам удастся устроить брак с сыном или внуком главы союзного клана. А может быть даже… но нет, не буду пока об этом!
Но Гешвири прекрасно понимала, о чем «об этом» мать не хотела говорить: невозможно вырасти дочерью своих родителей и не понять!
Да, и это плавно подводило Гешвири к ее главной жизненной установке: она не просто любила свой клан, она еще и осознавала свою гигантскую перед ним ответственность.
Мама неоднократно рассказывала ей, насколько тяжело ей далась вторая беременность. Усилиями клановых лекарей и лекарей из Дворцовой лечебницы и ее, и ребенка удалось спасти. Однако после этого лекари запретили госпоже Тиарне даже думать о детях.
Но мать не сдалась, больше десяти лет лечилась и наконец родила третьего ребенка, Гешвири, долгожданную девочку. «Я лежала почти всю беременность, мне потом пришлось два года восстанавливать физическую форму! — говорила она. — Но это того стоило, потому что ты — моя самая идеальная шикарная дочка, о какой только можно мечтать!»
И Гешвири расплывалась от гордости и тепла.
Только много позже она поняла, что за словами мамы скрывалась не только любовь.
Мама еще в собственном детстве мечтала, что станет женой Дракона или даже старшей женой, выведет Клан из незаслуженного забвения, вернет ему место на вершине. Но не вышло: умелый мастер боевых искусств, она все-таки не дотягивала по уровню магического мастерства даже до вступительных экзаменов в Академию. Мама пробовала пять раз, пока в конце концов ее собственная мать не велела ей перестать делать из себя посмешище и поискать себе талантливого мужа. Но нашла отца в итоге не мама, а сама бабушка; его даже приняли в клан из простолюдинов — об этом факте Гешвири узнала, когда ей было уже четырнадцать. Хотя могла бы догадаться и раньше: отец не делал тайны из своего детства в рыбацком поселке где-то за Миасом, а также из того, что он не Утренний Тигр по рождению. Просто Гешвири почему-то считала, что он из обедневшего клана — бывает же такое.
Увы, два старших брата Гешвири, Сейни и Ларо, пошли скорее в мать: магия давалась им легче, чем ей, но до уровня отца ни один не дотягивал. Зато Гешвири родилась такой, какой надо: ей не было и полутора лет, а уже было понятно, что растет очень сильная волшебница.
— Ты, бывало, шевелила пальчиками, и скидывала предметы с моего столика для шитья, а он ведь далеко стоял от твоей колыбельки! — с умилением рассказывала ей нянюшка.
Поэтому, разумеется, еще до того, как ее приучили к горшку, Гешвири начали готовить к Драконьей Академии.
Мама всегда говорила что не пошлет ее туда против ее воли. Мол, у Гешвири есть выбор, и
