Невинный трофей для охотника (СИ) - Морриган Лана

— Ушлепок, — рычу.

Не позволяю больше себе думать, сбегаю по лестнице до первого этажа, трель домофона противно звенит под высоким потолком фойе.

Толкаю дверь. Мое появление как никогда вовремя.

Девочка в объятиях Бима. Взгляд у пацана расфокусированный, зрачки за исключением тонкого светлого обода поглотили радужку. Ясно. Пацан пошел по проторенной дорожке. Как я и предполагал.

— Но у тебя, мужик, проблемы будут позже, — выплевывает заносчиво.

Когда-то и я был таким, казалось, что все должны проникаться после моих идиотских заявлений, типа: "У тебя будут проблемы, мужик". По факту они вызывают смех. Я никогда не задумывался, кто стоит передо мной, хотел казаться круче, а уж порисоваться перед девчонкой — святое дело. Вот и Бим не думает, но ему простительно, он уже чем-то спалил мозг.

— Идем, — протягиваю руку Соне.

Ее ладонь тонет в моей. Холодная, маленькая. Девочка замерзла, но не подает вида, избегает взгляда.

Своим видом она как никогда напоминала о нашей первой встрече. Также задирала нос, воинственно раздувала крохотные ноздри, злилась.

Ничего, злость полезное чувство. В следующий раз подумает, перед тем как решаться на глупость. В следующий раз…, — открываю входную дверь. Я не хочу, чтобы это "раз" состоялся!

— Ты на меня не злишься?

— Только на себя, — отвечаю совсем сдавленно, будто получив под дых.

Сколько я уже избегаю девчонку? Сколько веду переговоры с самим собой? Месяц или два? И вроде твердо решу, что она не для меня…  правильней будет признать — я не для нее. Пара бессмысленных фраз, между нами, испуганный взгляд (Соня всегда на меня смотрит с тревогой, будто не зная, что от меня ожидать), и казавшиеся до этого аргументы железобетонными терпят крах.

Снимает кофту, обнажая хрупкие плечи, оправляет вырез платья, приоткрывая верх округлой груди.

— Можно мне тоже? — тянет руку к бокалу с алкоголем.

Мнит себя взрослой.

— Как-то мало.

Была бы моя воля, самое крепкое, что ты попробовала на язык был бы кефир, в крайнем случае — квас.

Выпивает глоток. Морщится, обмахивается руками.

— Еще?

— Откажусь.

За окном разрывается Бим, орет мартовским обдолбанным котом.

— Хочешь спуститься? Бим тебя зовет.

— Тебе приятно меня задевать? — отвечает воинственно, но я слышу в словах обиду.

— Не очень, — говорю вслух, а про себя добавляю: нет, это малодушный способ (самое то для взрослого мужика) держать тебя на расстоянии. Не позволять проникать глубже под кожу. Не занимать мысли.

Соня бросает боязливый взгляд и осмеливается взять бокал с коньяком из моих рук. И мне нравится этот факт, какая-то мелочь создает иллюзию близости, доверия. Желанного, но совершенно ненужного.

— Почему ты меня спас? Только ответь честно, без шуток. Почему не убил? — один за другим бьет вопросами. Бьет точно, сильно. Смотрит не моргая, ждет ответа. И у меня не получается врать, глядя в доверчивые глаза.

Как она не растеряла наивность? Не озлобилась? Не пропиталась цинизмом?

Звонок сестры отвлекает девчонку от расспросов, и дает время сбавить обороты беседы.

Впервые в жизни мне требуется услышать от кого-то, что меня не боятся, не презирают, не считают чудовищем. В мире нелюдей такие как я третий сорт. В мире же людей, где законы отличаются от ставших мне привычными, я… убийца. А кто я для девчонки с огромными зелеными глазами?

Недолгий разговор с Элей только подталкивает к откровениям, я озвучиваю одно воспоминание за другим. Не хочу приукрашивать, долбанная честность, пусть Соня решит, кто я, зная правду.

— Зачем ты мне это рассказал?

— Рассказал, что ты не считала меня чудовищем. Я человек.

— Я никогда так не считала, — отвечает искренне. Я в этом уверен. Ведь Соня не умеет врать.

Смутившись, тянется, не смотрит в глаза, ее взгляд прикован к моим губам. Соню всегда приводит в замешательство моя близость, она начинала перебирать руками край кофты или молоть откровенную чепуху, покрывалась румянцем, отводила взгляд, сбегала, едва стоило приблизиться, а сейчас захмелевшая старается переступить черту.

Идиот, признай уже, что не просто так вывалил на нее историю своего детства и юности. Ты хотел оправдать себя, вызвать жалость. Доверил то, что никому не рассказывал, отмалчивался, если задавали вопрос. Обнажил душу. Ты уже впустил ее в свою жизнь. Поздно разыгрывать отстраненность и равнодушие.

Наблюдаю за ее неуклюжей попыткой поцеловать меня: упала, соскользнула на пол громыхнув стулом. Сидит, гладит ушибленные коленки. Наверняка больно. Смелость подрастеряла, точно хочет сбежать, сделать вид, что ничего не произошло.

Хватит. Добегались.

Соню страшно касаться. Кажется, что я ее испачкаю, запятнаю, оставлю грязные следы.

Девочка дрожит. Поцелуи робкие, и в этом своя прелесть. Хочется раскрыть ее, показать как может быть, научить.

При своей скованности отзывчивая, податливая.

Целовать ее одно удовольствие. Губы мягкие, полные, со вкусом сливочного крема.

Даже потряхивает от удовольствия.  Фантазия летит далеко вперед, рисует Соню в моих руках, не испуганную, а разомлевшую с легким румянцем и раскрасневшимися после поцелуев губами.

Но отпускаю, разрешаю сбежать, спрятаться за тонкой дверью спальни.

Пугливая. Нельзя с ней по-другому.

А меня разбирает смех от давно забытого чувства трепета перед кем-то. Когда боишься лишним действием оттолкнуть, сомневаешься в каждом своем шаге, сомневаешься во всем. 

Глава 17

Первое утро нового года. Лежу в постели и прожигаю потолок взглядом. Вчера удалось уснуть, едва коснувшись головой подушки, будто и не было поцелуев, будто и не было откровенного разговора с Иваром. А вот утром в полудреме сознание подбросило провокационные воспоминания и сон как рукой сняло.

Желудок издал из себя не первую жалобную трель и мне пришлось подняться.

Принимаю тёплый душ и привожу волосы в порядок, а мысли заняты только тем, что придется встретиться с охотником взглядом, поздороваться, но как мне себя вести? Сделать вид, что ничего не произошло, или?.. — от предположения, что я сама подойду к мужчине, обниму и позволю себе его поцеловать, полыхает не только лицо. Жар спускается вдоль шеи, покрывая грудь алыми пятнами.

В квартире тишина. Возможно, Ивар уже ушел. Он никогда меня не предупреждал об уходе, мог поступить так же и сегодня.

Я подставила кружку под сопло кофемашины и нажала кнопку на панели. Пока готовился кофе, приблизилась к окну. На улице ни души. Не благоустроенная территория жилого комплекса, а съемочный павильон постапокалиптического фильма.

Перед качелями разбросаны упаковки от фейерверков, пустые бутылки из-под шампанского, пластиковые разноцветные фужеры, фольга, а грязный снег покрыт крупными кругляшками разноцветного конфетти. Странно, что еще не убрали, за чистотой в комплексе всегда тщательно следили. Будто подслушав мои мысли, мужчина в форменной одежде неторопливо вышел из-за угла здания и, понурив плечи, принялся собирать мусор в черный пакет.

— Доброе утро, Софья Алексеевна, подсматриваем? — от неожиданности я вздрогнула всем телом. Оттолкнулась от стекла, оставляя отпечатки ладоней на прозрачной поверхности и поспешила на звук, оповещающий окончание приготовления кофе.

— Доброе утро, — слова дались мне с трудом.

— Трусиха, — услышала за спиной. Мужчина стоял так близко, что я ощущала дыхание на своей щеке. В ноздри проникала приятная смесь ароматов мяты и хвойного геля для душа. Эти запахи мне хорошо знакомы, ведь я ни один день пользовалась косметикой охотника. — Оставь кофе, — теплая ладонь накрыла мою, ставшую тут же ледяной от волнения.

— Я хотела выпить кофе, — даже не пыталась отвечать твердо. Развернулась к Ивару лицом и попадала в ловушку.

— Не выспалась, Со-о-оня? — он опирался руками на столешницу по обеим сторонам от меня.