Девушка и Ворон (СИ) - Кравцова Марина Валерьевна
— Лизонька, а мне Алексей Никитич ведь не сказал, что ты замуж вышла, — Катя меж тем продолжала начатый разговор.
— Да отец не слишком-то рад был моему замужеству. Это сейчас он к Феде уже привык. А ведь у нас даже свадьбы не было, все очень необычно получилось.
— Может быть, расскажешь?
— Конечно же. Но и ты расскажи, что там у вас происходит с моим папенькой? Вы поссорились?
— Вряд ли можно назвать это ссорой, и все же… — Катенька замолчала, задумалась.
Лиза, улыбаясь, смотрела на кусты белой сирени. Отцвела уже сирень, а, кажется, чуть ли не вчера прилетала, как и обещала, Забава-Соловушка, дочь Сварога, и в соловьином облике воспевала ее белопенную красоту. И так захотелось поделиться хоть капелькой волшебства с серьезной и печальной Катей!.. Так что Лиза, не таясь, рассказала ей всю свою историю.
Откровенность за откровенность — Катя тоже ничего не утаила, пересказала и последний разговор с Алексеем.
— Я могу понять отца, — задумчиво отвечала Лиза. — Мне даже кажется порой, что он себя ненавидит. Хуже всего то, что в драконьем облике он себя не помнит. Но что мы можем сделать, Катя?
— А что, если у самой Малахитницы помощи попросить?
— Думала уже об этом, и у Забавы спрашивала. Так она говорит, что трудно с Хозяйкой Медной горы по своей воле увидеться. И даже будучи в Заппределье, в ее царство, Подгорье, просто так не попадешь. Вот ежели сама позовет…
— А ты бы хотела ее увидеть?
— Еще как хотела бы!
— Скажи, Лиза… А тебе ящеркой не страшно оборачиваться?
— Ничуть не страшно. Поначалу, конечно, не по себе было немножко, но Федя рядом был, помог мне… А теперь легко-легко! Сама легче становишься, видишь все человеческими глазами, но как будто ярче. И все мелочи исчезают, все глупости. Думаешь только о полете. Эх, как жаль, что у отца не так…
— Правда, жаль, — эхом отозвалась Катя. Она о чем-то напряженно раздумывала, наконец, решилась. — Лизонька… у меня к тебе необычная просьба. Дай мне, пожалуйста, поносить хоть денек тот самый малахитовый перстень.
Лиза насторожилась.
— Мне не жаль, да только на что тебе? Не поверю я, что ты отца приворожить собралась. Да и не помог бы он тебе в таком деле.
— Нет, что ты! Просто… он ведь из рук самой Медной горы Хозяйки был получен. Ну и вдруг…
Теперь юная Воронова пытливо взглянула на Катю.
— А… вот ты о чем! Смотри, рискуешь. Но перстень принесу, изволь. Не хочу, чтобы ты думала, будто я тебе не доверяю.
Вскоре стемнело. Короткая летняя ночь вступила ненадолго в свои права. Гостевая комната была уютной и прохладной, но Катя никак не могла уснуть. Наконец она встала, накинула капот и села в кресло у полуоткрытого окна, погружаясь в нереальность лунного света. На ее пальце приятной тяжестью ощущался малахитовый перстень, и она все пыталась вглядеться в естественный узор на камне в виде причудливого цветка. Ей казалось, что и цветок пристально смотрит на нее круглым глазком в сердцевине. Малахит будто жил своей жизнью и странной чарующей магией пытался заворожить ту, которой не был предназначен. Кате все казалось, что цветок вот-вот оживет, шевельнется, и сама Медной горы Хозяйка заговорит с нею… Это было и прекрасно, и жутко. И этого она больше всего сейчас хотела.
В какой-то миг малахитовый цветок подмигнул Кате — девушка могла поклясться, что это было именно так! Она испугалась, едва сдержала желание сорвать перстень с пальца и отшвырнуть от себя. Но тут же разозлилась, как бывает иногда, когда стыдишься собственного страха.
— Что же ты, повелительница гор? — сказала Катя вслух. — Правнучку свою волшебством одарила, а до внука тебе и дела нет. Мучается он от чужого колдовства и погибает, и уж кому как ни тебе помочь бы ему. Жестокая ты, бессердечная! Одно слово — каменная.
Тут у нее внезапно закружилась голова, и все вокруг изменилось…
Катя не видела, как начала бледнеть луна, как небо за окном зарумянилось, призывая июньский день. Там, где находилась она сейчас, не было дня, да и ночи, пожалуй, не было. Медь горела рыжим солнцем, сияли россыпи самоцветов, волшебно переливались пещерные кристаллы, радужно расцвечивая тьму.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Хозяйка Медной горы сидела на каменном выступе, и Катя сразу поняла, что это она, Малахитница, хотя представляла ее совсем иначе — величавой рослой красавицей с ликом, словно высеченным из камня. Перед ней же была невысокая худощавая девица в длинном малахитовом платье, которая нетерпеливо постукивала ножкой, вертела в пальцах кончик густой черной косы, а лицо у нее было живым и изменчивым, и сейчас на нем явно читалось выражение досады. «Ящерка…» — всплыло в мыслях у Кати.
— Ох, и упрямы же вы, люди, — заговорила Малахитница. — Нигде от вас покоя нет, и в Подгорье найдут. Что ты ко мне взываешь, девушка? Зачем чужой перстень надела? Опасно такой, как ты, ничем с Запредельем не связанной, играть с моим волшебством. Ладно. Говори, что хотела.
— Да ты, наверное, и сама знаешь, Хозяйка.
— Положим, знаю. Только чего же ты от меня ждешь? Не для того ли я оградила своих дочерей от всякого чародейства, чтобы слез потом никто не лил? Но вы, люди, такие, уж если чего захочется — вынь да положь. Дочь моя своевольничала, колдовством черным баловалась, а жесткой и бессердечной я у вас выхожу, так получается?
Катя почувствовала, что краснеет.
— Прости, Хозяйка.
Малахитница махнула рукой.
— А, чего уж там. Привыкла, и не такое слышала. И что такое любовь, мне тоже ведомо. Вот только как внуку помочь, не знаю. Моя волшебная сила — она ведь по наследству только женщинам может передаваться. Алексею-то самому справляться придется. Впрочем…
Хозяйка Подгорья внимательно посмотрела на Катю, в ее темно-зеленых глазах зажегся лукавых огонек.
— А что, если через тебя попробовать хотя бы толику своей силы ему передать? Будешь мне внучкой названной, ха-ха! Но осторожней — для тебя это может чем-нибудь и худым обернуться. Согласна?
— Согласна, — тут же ответила Катя.
— Смотри, не шутки с тобой шучу. Теперь и тебя наше Запределье коснется. Что угодно может статься.
— Я не боюсь.
— Хорошо, коли так. Протяни-ка ко мне руку с перстнем. Лизе он все равно не сгодится. Надо же, как сложилось, через нее с Воронами я породнилась, никогда бы не подумала… Давай руку, не медли.
Малахитница легко соскочила с камня, подошла к Кате вплотную, стянула перстень с ее пальца и поднесла его к губам. И что-то едва слышно зашептала, словно тайно с ним о чем-то говорила.
— Держи, — сказала она вскоре, возвращая назад зачарованный малахит. — Отдашь Алексею. Не сможешь ты — пусть Лиза передаст, сама только не надевает… и никто пускай не надевает, кроме Алексея. От тебя — к нему. Поняла, Катя?
— Поняла, Хозяйка.
— Тогда ступай.
И все расплылось в единое мгновение, потеряло очертания, растаяло. Катя открыла глаза. Было уже утро. Она по-прежнему сидела в кресле, в гостевой спальне Вороновского дома, но не помнила ни что это за комната, ни как она здесь оказалась. Сознание оставалось размытым, будто застряло где-то между Запредельем и привычным миром…
Глава 33. Забвение
Катя обычно поднималась с рассветом, не то что столичные барышни, а вот сегодня что-то заспалась. И потому ближе к полудню Лиза решила сама заглянуть в спальню для гостей. К ее удивлению, Катя, кажется, и не ложилась. Она сидела в кресле у окна и повторяла словно в бреду:
— Перстень… Отдашь Алексею… Не сможешь ты, пусть Лиза передаст. И никто, кроме него, пускай не надевает… От тебя — к нему.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Лиза послушала-послушала, да и побежала за мужем.
Федор тоже внимательно вслушался в слова Кати и еще кое на что обратил внимание.
— Лизонька, — спросил он, — а почему у Катерины Васильевны твой малахит на пальце?
Лиза сокрушенно вздохнула.
— Боюсь, это я виновата. Она у меня попросила, ну я и дала… мне показалось, для нее это важно.