Юлия Жукова - Замуж с осложнениями - 3
— Арават, — с отвращением цедит он. Я прыскаю со смеху, это ж надо такую рожу скроить!
— Чего ты ржёшь? — шепчет Алтонгирел, пихая меня локтем в спину. — Они же сейчас подерутся!
— Не, мама решила мириться.
— Она что, не поняла, кто он?
— Поняла, но она не знает, что он сделал. Я ей ничего не рассказывала про отношения Азамата с отцом.
Алтонгирел облегчённо выдыхает мне в затылок. Я отползаю чуток в сторону, а то он сейчас нагнётся и вообще на меня ляжет.
Мама тем временем суетливо осматривается, что-то замечает и говорит "Ага!", после чего довольно бесцеремонно всучает Аравату подержать свои сумки, он только стоит обтекает, не понимая, что с ними делать. Мама же, прижимая к себе что-то пёстрое, решительно направляется к закрытой палатке, где продают ткани и нитки, и ныряет под полог. Через пару минут она появляется обратно, выряженная в невероятной пестроты юбку, подозреваю, что прямо поверх бриджей. Арават приобретает торжествующее выражение лица, но не надолго: мама выуживает из сумки камеру, всучает ему и отходит к стенке палатки позировать.
— Ну щёлкни, там всё просто, кнопочку нажал, и всё!
— Тебя наверняка нельзя фотографировать, — бормочет Арават, пытаясь разобраться в надписях на чужом языке. Кто-то из толпы гогочущих зевак приходит ему на помощь. Я закрываю глаза растопыренной пятернёй.
— Мама...
Тем временем мама решает, что индивидуальных портретов с неё хватит, и тянет Аравата за рукав. Тот чуть не спотыкается об сумки, но послушно тащится к палатке, где мама встаёт с ним в обнимку, как с картонным Микки-Маусом, и просит кого-то из толпы щёлкнуть их вместе. Я хочу эту фотку, у Аравата на ней должно быть такое выражение...
— Слушай, Алтонгирел, пошли отсюда, а? — шепчу я, давясь от хохота. — Я больше не могу на это смотреть. Ничего хуже уже не случится.
— Думаешь? — сомневается Алтоша. — По-моему, она ещё далеко не исчерпала свой потенциал.
— Ну и шакал с ним, Арават сам нарвался, поделом ему. Всё, я ухожу, у меня ещё брат неизвестно где...
Алтонгирел спадает с лица.
Сашка обнаруживается в лавке кузнеца за приобретением кованых головоломок. Не в смысле что череп проломить можно, а в смысле что надо всякие металлические петли расцеплять. Мы ещё некоторое время гуляем по рынку, старательно обходя тот участок, где я оставила маму. К счастью, Сашка никаких ужасов не натворил, только научился вязать хитрые узлы, из тех, что на дверь вешают. Мы обедаем деликатесным змеиным мясом, которое в базарные дни привозят из Имн-Билча, а потом я показываю Сашке нашу почту, мы стреляем в тире, качаемся на канатных качелях, Сашка катается на лысом островном пони.
Ближе к вечеру, когда мы сидим на склоне горы и любуемся закатом, к нам подъезжает Алтонгирел на Эцагановой служебной машине с мамой на заднем сиденье и отвозит ко дворцу.
— Ну как прошёл твой день? — осторожно спрашиваю маму.
— Ой, супер! Мне столько всего подарили, а я ещё столько всего купила, а потом случайно встретила твоего свёкра, представляешь? Ну, мы с ним пофоткались, сходили в кафе, я ему всяко расписала, как мне Азамат понравился. Но слушай, какой же он старый! А ещё говорят, на Земле люди поздно детей заводят. Ну да ничего, крепкий дедок, всё моё барахло до машины дотащил.
Сашка вопросительно косится на меня.
— Молчи, — цежу я, скосив рот в его сторону.
Мы тормозим у дворца, и я кликаю слуг выгружать мамины приобретения. Сашка смотрит на меня как-то осуждающе, дескать, совсем зажралась, сумки можно было и самим вынести.
— Ещё не хватало мне на глазах у всего дворца сумки таскать, — ворчу. — Мне вон Алтоша потом вломит по первое число за непочтительное отношение к Императорской семье.
Алтонгирел задерживает меня у входа.
— Ну чем там дело кончилось? — спрашиваю. — Мама сказала, они в трактир вместе сходили...
— Да, я так понял, она очень хвалила Азамата.
— Как ты это понял, если она только по-нашему говорить умеет?
— Не знаю, я потом с Араватом парой слов перекинулся, пока она в машине устраивалась, он такой был... угнетённый.
Я фыркаю смехом.
— Я думаю, она произвела на него сильное впечатление.
Из дверей выходит Азамат и устало потягивается, потом замечает нас.
— Привет. Что вы всё по углам шушукаетесь? — хмурится он.
— Да так, тут, видишь ли, Арават попал в лапы Лизиной матери.
— О боги... — пугается Азамат. — И что?
— Ничего, все живы, — пожимаю плечами. — Пойдём в дом смотреть фотографии для семейного альбома.
Фотки удались — над некоторыми даже Азамат хохотал.
Когда мы укладываемся спать, Азамат так ластится, что мне сразу становится ясно — нервничает. Дело не в том, конечно, что он только тогда и ластится, когда нервничает, он вообще очень ласковый, но вот это стремление спрятаться у меня под мышкой я уже однозначно идентифицирую. Я ему рассказала в лицах подсмотренную сценку из дурацкой комедии с участием моей маман, и он вроде бы даже посмеялся, а теперь вот опять запереживал. Включаю ночник и выжидающе смотрю. Азамат выключает ночник и вздыхает.
— Думаешь, твоя мама могла как-то на него повлиять?
Пожимаю плечами у него под рукой.
— Я вообще не знаю, как он мог хоть что-то понять, что она говорила.
— У неё очень выразительная мимика и жесты, — усмехается Азамат. — Ребята говорили, что на корабле она легко всё объясняла на пальцах вообще без слов. А... отец... не дурак, в своё время очень увлекался всякими графическими загадками, уж понял, наверное. Что именно она ему сказала?
— Тебя очень хвалила.
Азамат снова вздыхает.
— Тогда это вряд ли что-то изменит. Меня теперь все хвалят, и ему это всё равно. Если уж даже то, что ты за меня вышла и выносила моего ребёнка, его не поколебало, то я вообще не знаю, что ещё может...
— Ну, императорство-то его проняло, хоть и не до конца.
— Да, но боюсь, большего я уже не достигну. Он теперь, кстати, на Арона злится, что тот мало чего добился в жизни.
— То есть теперь ты у него любимый сын, что ли?
— Да непонятно. Мне кажется, ему Ароновы дети не нравятся.
— Я от них тоже не в восторге, честно тебе скажу.
Азамат пожимает плечами, я чувствую это, потому что его рука елозит под моей головой.
