Лиза Смит - Влечение
Это оказалось милое местечко, прятавшееся в грязном южном порту. Сомнительного вида матросы переходили от одного пятна света к другому, объединяясь по двое-трое для тихого обсуждения незаконного импорта и экспорта, громко смеялись и орали старые песни. Среди гниющих водорослей стояли богато украшенные кареты: люди из общества жаждали устриц, джина и опасности.
Внутри оказалось несколько молодых людей, которых я видел у Нестеров, а потом на собственной свадьбе. Даже Брэм был здесь — но он выглядел замкнутым и больным. Лицо посерело, глаза запали, а на плечо в знак траура была повязана черная лента. Стакан стоял нетронутым — Брэм печально пялился в окно. Я повернулся к нему спиной — не хотелось услышать, что я убийца. А он, конечно, так думал.
Я подозвал девушку.
— Да… граф де Санг был здесь сегодня?
Девушка оглядела меня с головы до ног и зарделась:
— Его обвиняют в убийстве. Это его любимое местечко, а я — его любимая девушка. Вы правда думаете, что я вам что-то скажу?
Толстый шарф на шее явно был намотан не для защиты от ночного ветра — Дамон ее кусал.
Я сунул руку в карман за деньгами. Она покачала головой:
— Не в этой жизни, милый. Только не Дамон.
— Ты не знаешь, кто он, и во что ты влезла. — Я схватил ее за запястье. Она дернулась, пытаясь вырваться. — Слушай меня. Я Стефан Сальваторе, и меня тоже обвиняют в убийстве Сазерлендов. Ни один из нас этого не делал, ясно? Мы оба скрываемся от полиции. А теперь скажи, где он.
Я не зачаровывал ее. Вообще-то я ей даже не угрожал. Но она молча кивнула, и я отпустил ее.
— Не знаю, — она потирала запястье, — но я знаю, что он любит выпить в заведениях на окраине вроде «Лысой черной кошки» и «Сна Ксеркса». У него даже есть собственный столик в клубе «Двадцать два».
Тут к нам подошла официантка:
— Вы говорите о графе? — На ее лицо выползла игривая улыбка.
— Да, — вздохнул я.
— Однажды он водил меня в «Странный фрукт» в нескольких кварталах отсюда.
— Он приглашал тебя на свидание? — В голосе другой девушки прорезалась ревность. Официантка гордо кивнула.
— Спасибо.
Лекси или Дамон на моем месте заставили бы девушек забыть себя. Я вздохнул. Насколько легче стала бы моя жизнь, если бы Силы было больше, а воля была бы слабее.
Я посмотрел на карманные часы. Пять утра. С того момента, как мы с Лекси вошли в дом, прошел час. Время бежало слишком быстро, и каждая минута делала ее судьбу все менее определенной.
Через несколько секунд я вошел в «Странный фрукт» — большой, низкий темный бар с огромными деревянными вентиляторами, медленно вращающимися над головой. Здесь были матросы, не попавшие в устричный бар, а также прочие темные личности, потерянные души и криминальные гении, сумевшие удержаться по эту сторону закона.
Дамон сидел за хрупким деревянным столиком в одной рубашке. Перед ним стояла наполовину опустошенная бутылка бурбона.
— Врачуешь раны? — спросил я. Он даже не стал изображать удивление.
— Маленький провал, братец. Не забывай, я взял эти чеки. Когда все немного уляжется, мы с ними сбежим из города.
— Вряд ли хоть один банк выдаст деньги предполагаемому убийце.
— Тебе пора перестать думать по-человечески и начать думать как вампир. Думаешь, я не зачарую банковского служащего?
Он вяло потянулся и плеснул в стакан виски. Подвинул стакан мне, а сам сделал глоток прямо из бутылки.
— Мне нужна твоя помощь. — Я отставил стакан в сторону. Показал ему записку и рассказал, что произошло.
Прочитав записку, он прикрыл глаза:
— И что?
Я уставился на него, приоткрыв рот:
— Он забрал Лекси, — повторил я. На случай, если он был слишком пьян, я указал на очевидное: — Мы должны ее спасти.
— Хмм. — Он подумал секунду. — Нет.
Он медленно и демонстративно положил ноги на стол, как будто был очень занят, а я его отвлек.
— Что с тобой? — заорал я. — Ты его видел. Он же ее уничтожит.
— И что? Она сама приехала в Нью-Йорк. Ее никто не просил.
— Она вытащила нас из тюрьмы.
— Мы… прошу прощения, я вполне удачно двигался в этом направлении. Ты забыл. Мы бы прекрасно выбрались оттуда сами. Она сунула нос не в свое дело. Если из-за этого ее взяли в плен, это, черт возьми, ее проблемы.
Злоба, вспыхнувшая во мне, когда я нашел записку, превратилась в гнев такой силы, что я чуть не трансформировался в вампира. На мгновение мне стало наплевать, кто меня увидит.
— Ты. — Я одновременно пытался успокоиться и вложить в свои слова все презрение, которое чувствовал. Дамон сел прямо и смотрел на меня горящими глазами, ожидая удара. — Ты… ты… — Я запнулся.
— Я тот, кем ты меня сделал, — скучно сказал Дамон, салютуя мне стаканом.
Я сгреб его за плечи:
— Нет. Ты не должен быть бездушным убийцей. Даже Катерина не была такой.
Глаза Дамона вспыхнули:
— Не смей говорить со мной о Катерине! Я знал ее лучше, чем ты.
Я покачал головой:
— Ты сам знаешь, что это не так. Ты любил ее сильнее, но я знал ее не хуже. Катерина хотела, чтобы мы трое были вместе вечно. Она не хотела, чтобы мы были соперниками и врагами. Она не хотела этого.
Удивление и гнев, написанные у него на лице, меня почти обрадовали. Почти.
— Я собираюсь спасти Лекси. Или умереть, пытаясь это сделать. А если я каким-то чудом выживу, я больше никогда не хочу тебя видеть.
Прежде чем он успел придумать очередной ехидный комментарий или угрозу, я вышел в ночь, оставив брата позади. Навеки.
25
Гнев — все, что у меня осталось, и он действовал так же, как человеческая кровь в первые недели, когда я стал вампиром. Я не верил в безразличие Дамона, не понимал, что с ним происходит. Но его отказ помочь мне не изменит моей цели: я должен спасти Лекси.
На другой улице джентльмен на угольно-черной кобыле дружелюбно беседовал с хозяином магазина. Когда хозяин зачем-то зашел внутрь, я схватил лошадь под уздцы и, второй раз за последние двадцать четыре часа нарушая запрет, велел наезднику спешиться и наслаждаться долгой прогулкой до дома.
Хотя в нормальном состоянии я бы бежал быстрее лошади, сейчас я был голоден и измучен, так что, шепотом подгоняя лошадь и отдав вожжи, я несся громким галопом по улицам Нью-Йорка. Кобыла оказалась прекрасным животным, чутко реагировала на малейшее движение, на прикосновение колена. Волосы развевал ветер, в руке я сжимал повод — я снова почти почувствовал себя живым.
Небо начало светлеть, и в хрустальной голубизне раннего утра я гнал и гнал кобылу — от этого могла зависеть жизнь Лекси.
