Пленница песчаного альфы (СИ) - Александра Салиева
— И чем я тебе не позволяю определиться? — выгнул он брови, присев на край стола, и сложил руки на груди, глядя на меня с сосредоточенной задумчивостью.
— Сам сказал, свободы не получу. Или уже передумал? — протянула, снова начиная злиться, спешно застёгивая на себе одежду подрагивающими пальцами.
На собственных манипуляциях и сосредоточилась.
Лишь бы на него не смотреть.
Нет, это же надо!
Сумасшествие какое-то!
И я сама — его эпицентр.
— Сказал. И? Что тебе не нравится? Разве ты сама не этого же хотела изначально, отказывая мне?
Чего?!
Сказала бы я, чего хотела, и почему так вышло, но…
— А вам не кажется это совершенно нелогичным? Отказывать, потому что очень хочется?! — уставилась на него в полнейшем недоумении.
— Вот и я о том же думаю. Впрочем, после твоей матери, я уже ничему не удивляюсь, — махнул рукой в тоскливой обречённости.
— Ты мою мать вообще не трогай! — вспылила, на эмоциях дёрнув застёжку куда сильней, чем следовало, отчего она отвалилась, жалобно звякнув об пол, но я о ней быстро позабыла. — Понятно тебе?! — сорвалась, уставившись на него со всей яростью, что моментально наполнила рассудок.
— Всего лишь сравнил, хаяти, — пожал он плечами.
И это его безразличие, когда конкретно во мне всё наоборот — кипит и бурлит, бесило лишь сильнее. Вот и не сдержалась. Снова. Выместила на том, что первое под руку попалось.
— Несравнимое!
Листы каких-то документов на его столе, полетели в сторону.
— Абсолютно несравнимое, аль-Хайят! Потому что ты — не мой отец! Потому что ты — понятия не имеешь ничего о них! Как и о том, чтобы любить! — ещё одна стопка бумаг полетела со стола. — Но, раз уж ты такой у нас умный и всё знаешь лучше меня, а я свободы не получу, потому что, по-твоему, и сама её не хочу… — замолчала, потому что кислород в лёгких закончился.
Резко втянула побольше воздуха.
— То есть, свобода нужна? — психанул уже и он. — Ладно. Как скажешь, — в очередной раз согласился со мной, отталкиваясь от стола и шагая в сторону двери. — Свобода так свобода, хаяти, — остановился, обернулся, осмотрел меня с ног до головы и уточнил: — Я, получается, тоже свободен, да? Пойду, в таком случае, развлекусь со своими наложницами. А то заскучали, наверное, без меня. Ну, ты ж не против больше, да, чтоб я к ним прикасался?
И действительно ушёл.
А я…
Я осталась.
Стоять, прожигать своей неутихающей яростью захлопнувшуюся за ним дверь.
И…
Тоже пошла.
Но не за ним.
Вернее, не совсем за ним.
Сперва — в гараж. Где красовалась куча дорогущих машин. Не они меня интересовали. Канистра с бензином, в багажнике одного из внедорожников. Подхватила её с лёгкостью, словно та ничего не весила. Пожар в моей душе ощущался куда большей тяжестью.
Дальше — на кухню. Там тоже ненадолго задержалась. Прихватила самые обычные спички. Те, что даже мокрыми горят.
А вот потом…
Все двадцать литров топлива я разливала с особенным усердием. Игнорируя косые взгляды девиц в резиденции аль-Хайята. Судя по их настороженности, весть о моей беременности давно по всем разошлась. Ни одна ни слова в мой адрес не обронила. И близко не подошла. Даже после того, как вспыхнувшая по деревянной лучине искра вместе с ней полетела на пол, в бензиновую лужу. Хотя мне и тогда не полегчало. Даже спустя минуту, пока огонь разгорался всё ярче и ярче, жадно поглощая всё вокруг. Ядовитые пары, дым, гарь, паникующий народ, их крики… За всем этим я наблюдала уже выйдя во двор. Всё с такой же тихой яростью, которая съедала изнутри и травила мой рассудок, подобно языками пламени, что медленно, но верно пожирало целое крыло резиденции.
Был гарем у аль-Хайята, и нет его…
Не тогда, когда есть я!
— Где-то здесь я, наверное, должен выбежать с голым задом из одной из комнат с голой девицей наперевес, да? — раздалось вдруг заинтересованное за моей спиной.
Вздрогнула.
Но не повернулась.
— Ну, почему же с голым задом? Не удивлюсь, если и брюк не снял полностью, это же не обязательно, исходя из недавних событий с моим участием, — отчеканила ледяным тоном.
— Если скажу, что такое со мной впервые, поверишь? — поинтересовался Амин, с каким-то неестественно исследовательским любопытством следя, как его охрана старательно тушит разошедшийся пожар.
А вот наложницы стайкой собрались в стороне от нас, глядя на меня с неприязнью.
Плевать.
Пусть тоже горят синим пламенем.
— Впервые — что именно? Ревнивая любовница устроила поджог? — всё же обернулась к нему.
— Впервые так набросился на девушку, — пояснил он снисходительно. — Обычно я предпочитаю вдумчивый секс. Мне нравится доставлять удовольствие. А вот так, по-звериному… Никогда не понимал несдержанности. А как же наслаждение? Но, как оказалось, что-то в этом и правда есть. Когда не контролируешь свои действия.
В груди запекло с такой силой, как если бы я осталась среди того пожара, а не тут, с ним рядом стояла.
— Ты не прикоснёшься ни к одной из них. Никогда. Ни к одной. Или я сожгу весь твой дом. И тебя тоже, — произнесла не своим голосом.
Слишком уж много мольбы в нём читалось.
— То есть ты передумала от меня сбегать? — уставился на меня пытливым взором своих золотистых глаз.
— Я и не собиралась. Ведь это не только мой ребёнок. Но и твой. Наследник. Разве нет? — усмехнулась встречно.
— Но это же ты кричала и требовала для себя свободу, разве нет? — отозвался оборотень вопросом на вопрос шутливым тоном.
— Видимо, мы с тобой говорим о разных понятиях свободы, — улыбнулась вяло.
Ярость всё же утихла. Оставила после себя пустоту. И холод.
Словно ощутив это, Амин приблизился и крепко обнял.
— Я же сказал, ни одной, пока ты рядом со мной, — прошептал на ухо ответ на мой ранний вопрос, ласково целуя в висок, после чего поднял на руки, крикнул на своём родном языке что-то охране и понёс меня к выходу с территории резиденции.
А я…
Я снова сдалась.
Обняла его за шею, прижалась щекой к его плечу. Стало значительно теплее. И пустота в душе заполнилась этим же теплом.
— Что ты скажешь моим родителям, когда они приедут? — поинтересовалась тихонько. — Отец в ярости…
— Правду. И твой отец всегда в ярости. Все уже к этому давно привыкли.
Не сказать, будто он совсем не прав.
Однако…
— У каждого своя правда, — вздохнула ответно. — И какая она у тебя, господин аль-Хайят? —
