Папа для юного дракона - Александра Гусарова
– Алан, я вроде бы как согласилась выйти за тебя замуж, – начала нелегкий разговор Марьяна. Что греха таить, ей действительно нравился этот мужчина. И вспышка ревности в его глазах, когда она сказала, что не знакома с отцом ребенка, убедило ее в том, что она ему тоже небезразлична. – Потому прошу, по мере возможностей все-таки введи меня в курс дела. Почему всё, что говорит твоя бабушка, кажется мне неразрешимой загадкой? И почему я обязана выйти за тебя замуж перед поездкой к твоему двоюродному брату?
Он молчал несколько минут, заставляя женщину нервничать. Она уже прыгнула мысленно в его объятия со словами: «И я тебя люблю!» и упала на дно самого глубокого колодца. Хотя нет, в колодец ей нельзя. Маленький сын крепко держал мать в этом мире.
– Ты никогда не задумывалась, почему Тарингофф – такое закрытое государство? – все же начал он.
– Честно говоря, нет. На учебе нам говорили, что раньше здесь водились самые настоящие драконы. Но в настоящий момент все вымерли. И почему нас не пускают? – она пожала плечами. – Возможно из-за того, что мы можем растоптать какие-либо особо ценные кости.
– Направление твоих мыслей верное, – криво улыбнулся Алан, словно шрам снова стягивал его лицо. – А вот вывод – нет. Мы не вымерли, мы просто потеряли способность к обороту.
– Мы??? – она растерянно смотрела на него и хлопала глазами, не понимая, к чему он клонит. – Как такое возможно? Ты всего лишь слабый воздушник. А у драконов был огонь.
– Был, – согласно кивнул он. – У каждого дракона обязательно присутствовали две магии. Огонь и вторая по его разновидности: воздушная у летающих, водная у плавающих, земли у ползающих.
– И ты по неизвестной причине потерял огненную магию. У тебя осталась лишь вторая – воздушная, – рискнула обобщить женщина.
– Почему же по неизвестной, – снова эта кривая ухмылка. – Причина очень даже известна. Я потерял свою истинную пару с ребенком. Причем, виноват в их гибели был я. Как известно, после смерти истинной пары драконы погибают. Но не сразу, а постепенно растрачивая магию и жизненные силы. И только с ними могут размножаться.
Марьяна представила, что с Вересом что-то произошло. Ее тут же спеленал холод и ужас. Она отчаянно затрясла головой, старясь отогнать непрошенные мысли прочь. А ведь это только предположение. А Алану пришлось пережить весь ужас в реальности. И кто сказал, что отцы переживают меньше? По его бледному, потерянному лицу она поняла, что боль не утихла до сих пор.
– Нет, – остановила она его, прикоснувшись ладошкой к вздымающейся груди и почувствовав бешеный стук сердца, – если тебе так больно, не рассказывай. Я все поняла!
– Спасибо! – хрипло ответил герцог, взял ее ладонь в руки и медленно, тягуче поцеловал. – Я тебе обязательно все расскажу. Но не сейчас. Иначе просто не смогу объяснить остальное.
Она просто кивнула, соглашаясь с ним.
– Как ты думаешь, почему бабуля оставила нас наедине, уведя малыша с собой? Я даю голову на отсечение, они здесь в комнате раньше, чем часа через три, не появятся.
– Ты знаешь, у меня рождаются очень неприличные предположения, – коротко усмехнулась она. – Но я даже боюсь представить, зачем это старой герцогине нужно: творить разврат в собственном доме.
– О, в понятии драконов это совсем не разврат, – неожиданно звонко рассмеялся мужчина. – Как ты поняла, рождение детей у нас очень редкий и сложный процесс. Обычный секс приравнивается к поцелуям и позорным не считается. А если женщина вдруг забеременеет, то ни один здравомыслящий мужчина-дракон не откажется от ребенка и его матери, даже если в это время женат на другой.
Графиня набрала в рот воздуха, собираясь что-то сказать. Но Алан закрыл ей рот кратким поцелуем:
– Не бойся, тебе это не грозит. Свою истинную пару я уже потерял.
– Ты ее любил? – все же не выдержала она.
– Она родила мне сына.
Про любовь не сказал ни слова. И Марьяна испытала непонятное облегчение, словно в те далекие времена он мог ее предать, но не предал.
– Как понимаешь, детей у меня больше не будет. И я отдам всю любовь вам с Вересом. Сможешь ты с этим жить?
Она задумалась. Выбор, несмотря на свою очевидность, простым не был. И все же решила рискнуть.
– Думаю, что смогу! Но при чем здесь разврат в доме?
– Все очень просто, – с каким-то облегчением выдохнул мужчина. – У нас девственницы не ценятся. Драконий обряд необходимо проходить не позже, чем через три часа после секса.
Марьяна застыла, придавленная странным фактом: «Девственницы не ценятся. Не позже, чем через три часа…»
Получается, герцогиня, забрав с собой Вереса, действительно обеспечила им время для того самого. И что делать? Женщина с мольбой посмотрела на мужчину, возвышавшемуся над ней. Чего он ждет? Что они сейчас пойдут заниматься этим самым? Но как ему сказать?
Мысль глухим эхом билась в мозгу и не хотела затухать, распаляя волнение и страх все сильнее и сильнее. Алан каким-то седьмым чувством, понял, что происходит нечто странное: его женщина его боялась, словно юная девственница перед молодым мужем.
– Милая, что происходит? – он ласково убрал вырвавшийся на волю смоляной женский локон за розовое ушко. – Ты меня боишься? Но я, по-моему, не сделал ничего плохого ни тебе, не ребенку. Я успел чем-то тебя обидеть?
Она стояла бледная, словно луна на небосклоне. Но после этих слов кровь залила ее нежные щеки. Гольденброук был готов убить каждого, кто обидит его женщину и его ребенка. Но в этот раз бить пришлось бы самого себя. Графиня молча покачала головой:
– Нет, я тебя не боюсь. Я знаю… чувствую, что ты нас с Верой не обидишь.
Он взял ее за плечи и слегка тряхнул:
– Так в чем дела? В чем причина твоего волнения и твоего страха?
– Я. Боюсь. Секса, – раздельно, по слогам припечатала она.
– Эта сволочь, отец Вереса сделал тебе больно? Он напугал тебя?
– Нет, – она опускает голову еще ниже, так, что волосы падают на него и прячут от взора Алана. – Я же говорила, что не знаю, кто отец ребенка.
– Подожди, тебя изнасиловали? – драконья крови закипает и волнуется, готовая поджечь того, кто сотворил это непотребство.
– Нет, я пошла на это добровольно, – она легко качнулась в его сторону, он тут же обхватил тонкий стан руками и прижал к себе, целуя в макушку.
– Тише, милая, успокойся, никто тебя не обидит!
– Я знаю, – прошептала она куда-то
